– Ты упомянул, что отплываешь завтра на рассвете. Могу ли я присоединиться к твоим людям? Мне хочется испытать астралобон в открытом море.
– Что же, приходи поутру. Посмотрим, какой будет прок от твоего хитрого устройства.
Ранним утром Ксенофонт был на берегу и призывно махал руками. Оказавшись на борту «Оленя моря», он сразу же достал ловушку для звезд, показал её всем любопытствующим и торжественно объявил, что хитроумный механизм может заменить самого опытного кормчего. Ведь изначально слово кибернетос относилось к науке управления. Кривоногий кормчий-кибернетос только ухмыльнулся во всклоченную бороду. Услышав похвальбу гостя, Гостята произнес несколько матерных слов. Бывший кузнец с ходу невзлюбил восторженного юношу и отзывался о нем с величайшим негодованием.
– Кибернетик хренов! – презрительно тянул он, коверкая на свой лад греческое слово и придавая ему уничижительное значение. – От таких кибернетиков жди беды. Мать его продажная девка, сам он ублюдок! Ишь, чего измыслил! Ладьей править без человека, создания Божьего. Нет уж, медяшка сама у кормила не встанет! Доброго кормчего никакой кибернетикой али иной хренью не заменишь!
В полдень Ксенофонт встал рядом с мачтой, обхватил ей для надежности левой рукой, а правой поднял над головой диск, повернув его ребром к палубе. Но ему было трудно одновременно держать диск над головой, двигать узкую планку с прорезями и при этом стоять неподвижно на качающейся палубе. Помаявшись некоторое время, он попросил помощи у Харальда. Астралабон следовало держать за кольцо, прикрепленное к краю. Диск был довольно увесистым и, как понял Харальд, так сделали нарочно, дабы ветер не раскачивал инструмент и не позволял ему отклоняться в сторону. Ксенофонт осторожно смещал подвижную линейку, стараясь увидеть солнце через два отверстия, расположенных друг против друга. Солнечные лучи слепили его, он жмурился и вытирал слезящиеся глаза. Наконец, ему удалось измерить высоту солнца. Затем он повернул паук, совместив условное изображения дневного светила с положением линейки. Сверившись с сарацинскими надписями на тимпане, он объявил, что «Олень моря» сместился к югу на триста стадий.
– У нас паруса, а не крылья, – ухмыльнулся кормчий.
– Возможно, я упустил полдень, – предположил Ксенофонт, менее уверенным тоном. – Надо проверить вычисления ночью.
Ночь выдалась ясной и ветренной. Дромон раскачивался на волнах и вместе с ним качался черный небосвод, усеянный яркими звездами.
– Где твоя ловушка для звезд? Поймай моя любимую звезду, – предложил Харальд, указывая пальцем на Путеводную звезду.
– Киносуру? Собачий Хвост? Вокруг нее вращается Повозка, единственное из созвездий, которое, как говорил Гомер, никогда не погружает свои звезды в Океан.
– Путеводная Звезда указывает на север. Там моя родина.
– Ты не совсем прав. Киносура все же смещена в сторону от полюса мира. Немного, но смещена. Впрочем, твоя воля. Поймаем за хвост сию звезду.
Сказать было легче чем сделать. Сильная качка мешала как следует прицелиться. Когда Ксенофонт закончил вычисления, оказалось, что дромон весь день стоял на месте или даже плыл назад.
– Опять ошибка! – признал Ксенофонт. – Качка сбивает меня с ног. Трудно определить высоту звезды? Надо мерить на твердой суше.
Харальд разочаровано покачал головой. Какой прок ловить звезды, если для этого придется высаживаться на берег? Выходит, в открытом море ловушка для звезд бесполезна, разве только при полном затишье, что редко случается. Кормчий беззлобно посмеивался над напрасными стараниями Ксенофонта. Он уверенно правил кораблем, не сверяясь с периплом – описанием береговой линии и главных бухт.
– Мне плохо дается чтение, – объяснил он. – Зато я детства хожу на кораблях между островами и знаю их наперечет. Зри! Вот справа остров Псара, напротив него остров поменьше, называемый Антипсарой. Я проведу корабль между ними даже темной ночью или в тумане.
– Часто ли в здешних местах появляются пиратские корабли?
– Нередко. Однако не стоит искать их подле больших населенных островов. Пираты прячутся в пустынных местах и устраивают внезапные вылазки из укромных бухт. Я бы посоветовал плыть на Делос. Там самое удобное место для пиратов. Жителей нет, мимо проходят торговые суда с богатым грузом.
– Тогда держи нос корабля на сей остров, – приказал норманн.
Делос был холмистым и почти лишенным деревьев клочком суши. Пока дромон огибал небольшой остров, Харальд пытался разглядеть, не прячутся ли за скалами пиратские корабли. Но он увидел только верхушки мраморных колон, торчащих из зарослей кустарника. Согласно языческому преданию, Делос появился, когда Посейдон поднял своим трезубцем комок грязи со дна морского. Остров носился по морю, пока не стал убежищем для возлюбленной Зевса по имени Лето. Ради её спокойствия Зевс приковал остров ко дну на четырех цепях. Лето разродилась двумя близнецами: Аполлоном и Артемидой. В их честь на острове возвели два капища. Затем к ним прибавились капища других богов, в том числе чужеземных. Каждые пять лет на Делосе устраивались языческие беснования, на которые съезжались люди со всей Греции. Священный остров стал центром Делосского морского союза, включавшего двести греческих полисов. Здесь хранилась казна содружества.
– Говорят, ежегодная дань с членов морского союза первоначально составляла четыреста шестьдесят талантов золота, потом была увеличена еще на тысячу талантов, – сообщил всезнайка Ксенофонт.
Конечно, Харальд понимал, что много-много лет миновало с тех пор, когда остров был наполнен сокровищами. Но такова сила золота, что никто не может противиться его зову. Норманн приказал высадиться в бухте и обыскать развалины. Он сошел на берег вместе с Ксенофонтом, не расстававшимся с ловушкой для звезд. Молодой грек подбежал к высокой колонне и поднес астралабон к глазам. Подвигав линейкой, он сверился со значками на обороте бронзового диска – там была начертана так называемая «шкала теней». После всех произведенных им сложных манипуляций юноша объявил, что высота колонны составляет двадцать зира аль-хадид, или «железных локтей».
– Он говорит, что высота колонны двадцать локтей, – обернулся Харальд к Гостяте, следовавшем за ними. – Вряд ли ты вскарабкаешься наверх по гладкому камню, дабы проверить.
– Я проверю, – пообещал Гостята с угрозой в голосе. – Коли кибернетик врет, я заставлю его жрать здешнюю каменистую землю!
Оставив Гостяту у колонны, Харальд вместе с Ксенофонтом вступил на широкую дорогу, вымощенную каменными плитами. По сторонам лежали развалины длинного портика. На выветренных камнях грелись ящерицы, такие огромные, что их можно было принять за драконов. Пройдя по мощенной дороге, Харальд обнаружил руины большого сооружения. Если это была сокровищница морского союза, то от нее не осталось ни кровли, ни стен. Только нога великана-ётуна валялась поперек входа и, судя по размеру ступни, она могла поспорить со статуей, венчающей порфировую колонну в Миклагарде. Они поднялись выше и перед их глазами открылась шеренга белых мраморных львов. Звери сидели, упираясь в землю длинными стройными лапами, их пасти свирепо скалились. Харальд насчитал девять львов, но, наверное, изначально их было гораздо больше. Об этом можно было судить по кучам мраморных обломков, где отбитые головы языческих идолов соседствовали с оскаленными звериными пастями.
– Я измерю расстояние между крайними львами, – предложил грек.
Он отмерил шагами расстояние от льва до ямы с протухшей водой, бывшей когда-то Священным озером, на берегах которого появились на свет Аполлон и Артемида. Потом он лег на землю, положил перед собой диск и измерил воображаемый угол между двум линиями.
– Двадцать царских оргий.
Харальд не поленился смерить шагами протяженность дороги, вдоль которой сидели рычащие львы. Греческая оргия приблизительно равнялась славянской сажени. Широкий шаг норманна составлял две трети сажени, и в итоге вышло как раз то расстояние, которое назвал молодой грек. Вдохновленный удачей, Ксенофонт носился с астралабоном от льва ко льву, производя новые вычисления. Харальд же убедился, что на безлюдном, выжженном солнцем острове не сохранилось ничего ценного. Когда-то на Делосе возвышались великолепные храмы и богатые дома, в гавани теснились корабли, сюда свозили золото со всей Греции. Но на острове давно не было никого, кроме огромных ящериц, гревшихся на солнце.
Спустившись к гавани, они услышали громкий грохот, сопровождавшийся ликующими криками. Как оказалось, Гостята зарядил катапульту и после полудюжины неудачных попыток наконец попал в мраморную колонну, высоту которой вычислил Ксенофонт. Стройная колонна рухнула, расколовшись на три части. Славянин измерил обломки и обескуражено признал:
– Девятнадцать локтей и три пяди. Кибернетик почти угадал.
Ксенофонт, которому Харальд перевел слова Гостяты, запальчиво возразил, что не угадал, а вычислил. Что касается расхождения в несколько пядей, то варвар просто не учитывает разницы между железным локтем, которым пользуются в Каире, и суконным локтем, который принят в Дамаске и почти равен ромейскому локтю. Чтобы пресечь пустые пререкания, Харальд велел Гостяте набрать на берегу мраморных обломков взамен снарядов, израсходованных на обстрел колонны. Когда камни были погружены, дромон отошел от берега.
В южной части Эгейского моря острова теснились, подобно деревьям в густом лесу. Не успевал корабль проплыть мимо одного острова, как вдали возникали очертания нового. Острова были похожи друг на друга как капли воды, но вскоре «Олень моря» подошел к клочку суши, как будто перенесенному из иного мира. Остров поднимался из воды постепенно, что дало повод Ксенофонту заметить:
– Вот надежное доказательство сферичности Земли! Из-за изогнутой поверхности моря мы сначала видим вершины гор и только потом их подножье. Земля круглая, как обкатанная морскими волнами галька.
– Не стыдно ли тебе изрекать подобные глупости? – укорил его Харальд. – Кто поверит, что есть на свете люди, чьи ноги задраны выше головы? Разве существуют места, где дождь идет снизу вверх?