– И все же земля подобна идеальной сфере! – упрямился грек. – С этим были согласны пифагорийцы и сам Платон.
Норманна передернуло при упоминании Платона, но он постарался сдержать раздражение. Он все же не оставлял надежды вразумить юношу, пребывавшему в странном заблуждении.
– Мой наставник Храни Путешественник побывал за морем в Виноградной Стране, но он не видел там деревьев, растущих вверх корнями. Когда я вернусь в Норвегию, то снаряжу надежный драккар и поплыву в сторону заходящего солнца, дабы посмотреть на край Земли. Говорят, что там Океан низвергается в бездну.
– Поелику Земля круглая, то, двигаясь на Запад, ты приплывешь на Восток. Там действительно должна быть суша, которая уравновешивает известный нам мир. Вы называете её Виноградной Страной. На самом деле там должно быть находится Эдем, или Райские Сады, каковые воистину изобилуют виноградом.
– Ты ни разу не покидал своего острова, но при этом уверенно судишь о том, что находится в других частях света. Что, по-твоему, я увижу, если поплыву на юг?
–Африканский берег, реку Нил, а дальше пустыню и землю троглодитов и антропофагов, пожирающих людей.
– Что всезнайка скажет про север?
– На севере живут скифы и росы, а еще дальше, на острове Туле, обитают ихтиофаги, питающиеся рыбой.
– Вот один из них, –Харальд ткнул пальцем в Халльдора. – Разве он отличается от грека?
Ксенофонт вгляделся в суровое лицо исландца и пробормотал.
– Я бы принял его за антропофага.
Исландец Халльдор не говорил без нужды, но ценил добрую шутку, хотя, сказать правду, когда он шутил, то становилось совсем жутко. Догадавшись, что речь идет о нем, он свирепо глянул в сторону грека, словно рысь перед прыжком, и оскалил крепкие зубы. Ксенофонт в ужасе сотворил молитву:
– Господи, спаси и сохрани нас от ярости северных людоедов!
Через два часа дромон приблизился к острову Фира, который представлял собой обрывистую каменную гряду, полумесяцем ограждавшую залив с несколькими островками посредине. Полукруглую гряду можно было уподобить стенам Миклагарда, только она была намного выше.
– Что за великаны возвели здесь морские стены? – полюбопытствовал Харальд.
– Я читал у древних авторов, что в давние времена на этом месте возвышалась огнедышащая гора. Потом произошло извержение, гора опустошила свое нутро и обрушилась в море. Полукруглая гряда – все, что от нее осталось. Некоторые даже утверждают, что извержение явилось причиной гибели Атлантиды – острова, превышающего по своим размерам Ливию и Азию, взятые вместе. Цветущая Атлантида погрузилась в пучину, оставив над поверхностью моря жалкие остатки былого величия. Ведь ты, несомненно, заметил, что множество каменистых и лишенных растительности островов, мимо коих мы проплывали, напоминают скелет истощенного недугом тела. Катастрофа смыла в море тучную плоть, и сейчас греки ютятся на обглоданных костях. Об Атлантиде говорится в диалогах Платона.
– Не хочу слышать его имя! – раздраженно заметил норманн. – Ты будешь путать воображаемый мир с настоящим, если доверишься глупому учению Платон. Не похоже на то, что здесь процветало богатое царство, ибо сейчас мои очи зрят лишь норы наподобие звериных.
Харальд указал на селение, замеченное его зорким взором на гребне скалистой гряды. Он решил подняться наверх, чтобы узнать от местных жителей, не появлялись ли в окрестностях пираты. Тропа, проложенная вдоль крутого склона, лучше подходила горным козам, имевшим четыре ноги, чем двуногому человеку. Когда Харальд и Ксенофонт вскарабкались почти до самой вершины гребня, путь им преградили крепкие ворота, которые невозможно было обойти. Один человек, вооруженный луком, мог остановить здесь целую рать. Ксенофонт крикнул, что они прибыли из Митилен воевать с сарацинами. Ворота медленно отворились. За ними стояли несколько бедно одетых греков. Они испуганно таращились на норманна в боевом облачении.
Селение за воротами представляло собой ряд пещер, вырубленных в отвесном склоне. Входы в пещеры закрывали двери, окон не было. Но греки не зря поселились на высоком гребне. На каждом ровном и не очень ровном пятачке земли были разбиты сады и огороды. Судя по отменным плодам, выброшенный из огнедышащего кратера пепел хорошо питал корни растений. Особенно буйствовала виноградная лоза, закрученная в косички, чтобы противостоять сильному ветру, который беспрепятственно гулял по высокой гряде. Харальд расспросил местных жителей о сарацинах и услышал долгожданную весть, что за последнее время пиратские корабли дважды подходили к острову. Пираты не забирались наверх, зато облюбовали целебные источники на одном из островков.
– Они залечивают старые раны, – предположил один из жителей.
Харальд подошел к краю отвесного обрыва и глянул вниз. Перед ним расстилалось море, казавшееся выпуклым, словно в словах Ксенофонта о круглой земле был какой-то смысл. Над темным островом, отделенном от каменной гряды широкой полосой воды, курился легкий дымок, он поднимался из недр земли.
– Там кузница Гефеста, – сказал Ксенофонт.
– Что делает кузнец на пустынном острове?
– Я говорю образно. Там нет кузницы, однако огонь от извержения продолжает тлеть.
Вернувшись на корабль, Харальд велел плыть на черный остров в надежде обнаружить пиратское убежище. Остров, распластавшийся посреди полукруглого залива, на самом деле только издали казался единым целым. Он состоял из нескольких отдельных островков, порожденных огненной землей. Самый маленький поднялся из моря сравнительно недавно, еще на памяти дедов и прадедов греков, поселившихся на высокой гряде. Он изрядно напугал их грохотом и дымом, сопровождавшим его рождение. Между островками имелся извилистый проход, куда и заплыл «Олень моря». Застывшие каменные волны соперничали с морской зыбью, и все кругом было засыпано черным песком. Кое-где курился легкий дымок и ощутимо попахивало серой. Исландцы как будто попали в родные края. Ульв возбужденно носился по палубе, Халльдор стоял на месте и с наслаждением вдыхал знакомый с детства серный запах.
– Клянусь башмаками Локки, здесь бьют горячие ключи! – восклицал Ульв.
И действительно, с берега стекала горячая вода. Она отдавала серой и окрашивала прибрежные воды в кроваво-красный цвет. «Олень моря» бросил якорь у берега, и исландцы бестрепетно искупались в красной воде. Ульв взахлеб рассказывал о том, что в благословенной Исландии из земли бьют струи кипящей воды и пара, называемые на северном языке гейсирами, то есть прорывающимися из недр. Таких гейсиров в Исландии не счесть: одни из них огромные и выбрасывают пар редко, другие поменьше, зато извергают воду два или три раза в час. На родном хуторе Ульва имелась баста с каменной купальней, в которую вода поступала по канаве из расположенного неподалеку кипящего ключа.
– Господь в своей мудрости наградил нас сей благодатью. Ведь в нашей стране давно вырублены все деревья, и нам затруднительно кипятить воду для бани.
– Водичка красна, да только вонюча изрядно!– морщил нос Гостята.
– Зато излечивает хвори и помогает ранам затянуться.
Гостята выбрался на берег и сразу же взбрыкнул голыми ступнями. Черные камни жгли подошвы, как будто он ступал по раскаленным углям. Неподалеку зияла яма, из которой струился удушающий едкий дым. Под смех исландцев славянин осенил себя крестным знамением.
– Свят! Свят! Здесь врата преисподней!
Купание варягов было прервано криком кормчего:
– Сарацины!
Харальд увидел длинную лодку под парусом. Он спросил кормчего, уверен ли он, что корабль сарацинский?
– Также уверен как в том, что сейчас день, а не ночь. Узнаю сарацинскую кумварию по ее длинному корпусу. Сарацины плывут сюда, но, думаю, нас они пока не заметили, поелику мы скрыты в узком проходе.
– Где нам спрятаться?
– Можно отвести усиако за ближайший мыс.
– Так и сделай. Всем изготовиться к бою! – скомандовал Харальд.
«Олень моря» на веслах продвинулся вглубь прохода и притаился у поворота. Харальд послал Ульва на берег с приказом скрытно проследить за разбойниками. Через некоторое время исландец вернулся и сообщил:
– Сарацины купаются на том самом месте, откуда мы только что ушли. Греют кости в горячей водичке.
– Сейчас мы поддадим им пару! Вперед, люди креста!
Гребцы разом ударили веслами по воде. Дромон выплыл из узкого прохода и, набирая скорость, помчался на сарацинский корабль. «Оленю моря» удалось проделать незамеченным почти половину пути. Наконец, сарацины спохватились и с криками полезли из красной воды в свою лодку.
– Гостята! Твой черед! – крикнул Харальд.
Киевлянин выбрал подходящий камень из груды мраморных обломков, собранных на Делосе. Камень оказался головой Посейдона с отбитым носом.
– Ну, идолище поганое! Сослужи службу добрым крестьянам, – приговаривал Гостята, закладывая снаряд в катапульту.
Он спустил рычаг, и голова Посейдона вылетела из катапульты. Описав крутую дугу, владыка морской с силой врезался в мачту, сломал ее, обрушив вниз снасти, проломил днище лодки и нырнул в свое подводное царство. Второго выстрела из катапульты произвести не удалось, так как «Олень моря» преодолел расстояние, отделявшее его от сарацинской кумварии. Гребцы резко окунули весла в воду и навалились на них телами, чтобы удержать дромон от столкновения. Их опыт сделал свое дело – дромон сбавил ход и подмял под себя весла вражеского судна. Тотчас с «Оленя моря» полетели железные крюки, привязанные к прочным канатам. Схваченную крюками добычу быстро подтянули к борту, после чего Харальд и его люди спрыгнули на длинную лодку. Харальд был в броне и в шлеме, но без щита. В правой руке он держал меч «Причиняющий Раны», а в левой – «Усыпитель Жизни». Он взял в бой оба клинка, так как не хотел никого обидеть. На него наскочил приземистый сарацин, вооруженный коротким мечом и щитом. Харальд легко отбил клинок противника. Сарацин подставил щит под ответный удар, и «Усыпитель Жизни» выбил искры из железных полос, которыми был скреплен деревянный щит. Сразу же после этого, не медля ни мгновения, норманн нанес удар Хнейтиром. Противник не ожидал столь быстрого ответа и опрометчиво выглянул из-за щита. Хнейтир назывался «Причиняющим Раны», и то были смертельные раны. Сарацин почувствовал это на своем снесенном наполовину черепе.