Доктор явился ближе к обеду с видом недовольным. Сообщил, что он бы, конечно, ни за что меня не выписал, потому что ко всем этим чудесам регенерации относится скептически, однако вынужден уступить давлению авторитетов. Велел ногу беречь, сильно не нагружать, больше стоять, чем ходить, больше сидеть, чем стоять, а лучше всего вообще лежать, но чёрта с два же я лягу, раз уж меня так из больницы вытаскивают.
Я виновато пообещал хотя бы постараться. В коридоре уже топчется Таира с кульком моей одежды. Очень неловко, но ей пришлось помочь мне надеть штаны и зашнуровать ботинки. Нога хреново гнётся и на любое резкое движение отзывается болью. Ничего, авось расходится. Горянка, подпирая меня неожиданно крепким плечом, помогла спуститься по лестнице, а дальше я уже и сам похромал. Терпеть можно.
В нашем общем доме хорошо, но тревожно. Все ходят задумчивые, погружённые в себя, как перед боем. Только Меланта спокойна — она-то своё получила. Порхает и щебечет, рассыпая улыбки и позитив. Приятно посмотреть. Хоть кого-то из своих жён я сделал счастливой, пускай и весьма странным образом. Эли цветёт и выглядит ещё более куколкой, чем всегда, — Вещество пошло ей на пользу. Они с кайлиткой часами сидят, обнявшись, представляя собой довольно-таки умилительное зрелище.
Таира мечется по дому, как тигрица в клетке, смотрит на меня ожидающе — когда, мол, начинаем? А я даже толком не знаю, что именно начинаем-то. Ольга до сих пор не посвятила меня в подробности. Это для неё дело обычное.
На висящем над садом дирижабле Иван заканчивает монтаж какой-то мандулы под гондолой.
— Надеюсь, я не перепутал? Это ведь мандула? — спросил я у него за обедом.
— Именно. Мандула, она же «шняга», она же «хреновина». Зелёный придумал конструкцию. Увы, создатели «Добровольца» не предусмотрели использование его в таком качестве, приходится, как выражается наш бортмеханик, «колхозить».
— Она ведь для того, о чём я подумал?
— Да, для того самого. Не могу сказать, что мне нравится эта затея, но Ольга заверила, что, скорее всего, демонстрации будет достаточно. Применять не придётся.
— Хотелось бы верить…
— Зелёный по этому поводу заявил, что в военном давлении «коридор возможностей» расширяется всегда легко и чаще всего — необратимо. Но он тот ещё параноик.
— Обычно мой муж оказывается прав, — вздохнула Лена, — были возможности убедиться.
— Это ужасно, когда муж всегда прав! — засмеялась Светлана, косясь на своего мужа. — Как ты с этим справляешься?
— Игнорирую его правоту. Попробуй, это работает.
В этом доме, похоже, собралось слишком много женщин. Скоро начнутся заговоры и интриги.
Вечером впервые пили чай на внешней веранде, глядя на висящую над пустым городом луну. Енька таскало с кухни чашки и пирожки, Маша с Лёшей скакали по расчищенному от бурьяна саду и висли на ограде, выглядывая на улицу. Выходить туда им возбраняется, но интересоваться не запретишь. Алистелия вынесла младенцев подышать свежим воздухом, они сопят в широкой тройной коляске, которую соорудил для них Зелёный из набранного на цыганской барахолке хлама. Получилось индустриально, но удобно.
Василиса сидит, надувшись, — в этот полёт мы пойдём без неё. Обойдёмся один раз без юнги. Иван считает, что опасность невелика, но всё равно — детям там не место. Чем кончится наша затея — никто предсказать не возьмётся. Даже Ольга, непривычно тихая и задумчивая. Греет ладони чашкой чая и смотрит в наступающую на город ночь. Нет у неё привычки делиться сокровенным.
Не знаю, как для остальных, но для меня вечер прошёл с ощущением, что он последний. Не вообще последний, а для какого-то этапа нашей жизни. Как будто мы сейчас допьём чай, попрощаемся, пожелав друг другу спокойной ночи, и разойдёмся навсегда. А если даже и соберёмся снова, то это будем уже не мы, и всё будет уже по-другому. Очень странное настроение.
Ночью ко мне пришли Меланта и Эли, и их благодарность не знала границ. Больная нога ограничивала мои возможности, но они компенсировали это с поистине вдохновенной фантазией. «Как в последний раз», — снова подумалось мне почему-то, когда они ушли, и я опять смог думать.
А утром мы попрощались и отчалили. Я, Иван, Ольга и Таира. Горянка всё-таки выгрызла своё участие в операции. Она тоже из тех, с кем проще согласиться. Одетая в кожаные штаны и куртку, убравшая волосы под головную повязку, с внушительным ружьём на плече она воспринимается совершенно иначе. Женщина с гор Закава, гроза мымбаруков. И за эту амазонку — одну козу? Я бы и трёх не пожалел!
— Они убивают наш народ, — сказала мне Таира. — Забирают наших женщин снова и снова. Никто не вернулся. Я должна была попасть к ним и прекратить это, но вышло так, как вышло. Теперь я знаю больше. Знаю, что у меня ничего бы не получилось тогда. Старый Сева объяснил мне. Но мой долг остался за мной. Спасибо тебе, ты дал мне возможность его исполнить.
— Ты уверена, что это именно то, что тебе нужно от жизни? У нас сын, семья…
— Да. Если мы вернёмся оба, я стану хорошей женщиной для тебя. Если вернёшься только ты — другие жёны помогут тебе вырастить сына.
— А если вернёшься только ты?
— Такого быть не может, — твёрдо заявила Таира, — это мой долг, не твой.
У меня своё отдельное мнение на сей счет — Мирозданию обычно плевать на наши долги, — но я не стал спорить. Теперь уже будет, как будет, чего загадывать.
Маршрут до Коммуны проложить несложно, так что вахта сменялась вахтой, зигзаг — зигзагом. «Без лётных происшествий», как выражается наш капитан. Разнообразия ради, никому не было до нас дела. Один пустынный мир сменялся другим, и только Ольга всё мрачнела.
— Ну что ты страдаешь? — пытался достучаться до неё я. — Есть жизнь и помимо Коммуны. Ну, выкинули тебя из обоймы, обидно, конечно, но не конец же света…
— Нихрена ты не понимаешь, — вот и весь ответ. Объяснить непонятое не пожелала.
Ну что, она девочка очень взрослая. Даже если снова выглядит едва на двадцать. Меня это уже не сбивает с толку, привык. Наверное, наши отношения трудно назвать здоровыми, и я мог бы озолотить какого-нибудь психоаналитика, если бы меня это хоть чуть-чуть беспокоило. Но мне плевать. У меня все отношения более чем странные, так уж вышло.
В Коммуне Ольга не соизволила даже выйти на трап, не то, что идти на переговоры. Впрочем, Марина пришла к ней сама, и они долго что-то обсуждали в кают-компании. Я не подслушивал, но расстались они недовольные друг другом. С памятной водонапорной башни уже сняли крышу, и лежащий в перекрестье распорных балок зелёный цилиндр отлично виден сверху. Когда-то я, обливаясь потом от ужаса, отключал на нём взрыватель. Теперь почти в полном спокойствии подключаю его обратно. Надо мной висит туша дирижабля, недавно смонтированные нами захваты нежно обняли корпус бомбы. Осталось только завести кабель дистанционного подрыва — и мы превращаемся в стратегический бомбардировщик. Неуклюжий, тихоходный, с кучей ограничений — но скинуть боеголовку и подорвать её мы, я надеюсь, сможем. Если я сейчас ничего не напутаю в контактах — то именно в этом порядке. Наоборот было бы обидно. Между сбросом и детонацией должно быть достаточно времени, чтобы мы ушли на Дорогу. Это ведь тоже не мгновенный процесс. И лучше бы не кидать её об землю, потому что у неё нет контактного взрывателя, это же не авиабомба. Она, скорее всего, просто разобьётся. Аккуратно выгрузить на крышу чего-нибудь высокого, запустить таймер и свалить. А ещё лучше — помахать ею для убедительности и не взрывать вовсе. Комспас, конечно, те ещё сволочи, но использование ОМП, как верно говорит Зелёный, раздвигает пределы возможностей, которые не задвинешь назад. Не хотелось бы подавать пример.
— Ну что, не подорвём мы себя этой штукой? — спросил Иван.
— Не должны, — ответил я. — Минимальная задержка достаточная, чтобы мы ушли. Активируем взрыватель, отпускаем захват — и сваливаем. Как настоящий тру-бомбер. В общем, у меня всё готово, можем отправляться.
— Подругу твою рыжую ждём. Она куда-то свалила, просила дождаться.
— Надо же, думал, она в обиде отряхнула прах с ног и больше не ступит на землю Коммуны…
Ольга явилась к локальному вечеру, с лицом непроницаемо-сложным. Я прямо сразу напрягся. Ничего не сказала, ушла в каюту, заперлась, на стук не ответила. Ну и ладно. С кем бы она ни общалась на земле — разговор явно вышел не простой.
Перед отправлением пришла Марина и откровенно сказала:
— Лучше бы вам сюда больше не прилетать. В этот раз я еле удержала их от попытки захвата дирижабля. Если бы не бомба — не отговорила бы. Я — не Ольга, меня не особо слушают. Сказала, что вы скорее подорвётесь, чем сдадитесь, и они поверили.
— Коммуна теперь совсем добра не помнит? — удивился я.
— Мы вам маяк сдали, — укоризненно сказал Иван, — хотя конгрегаты этому не обрадовались.
— С маяком проблем нет — там мои ребята сидят, они вас заправят и не обидят. Но сюда — лучше не надо. Здесь управляет Совет. По крайней мере — пока.
Отстояв свою вахту, сдал штурвал капитану и пошёл спать. Полёт проходит спокойно, по бортовому времени час ночи, за иллюминаторами гондолы плывёт ночной пейзаж очередного мира. Он не совсем пуст — иногда внизу мерцают огоньки в окнах редких домов, но небо его принадлежит только нам, на локаторе чисто. Тихо, экономичным ходом идём над тёмной дорогой. Нам никто не нужен, и мы никому тут не нужны.
— Можно? — Ольга пришла. Опять не высплюсь…
— Заходи.
Не похоже, что она с неприличными намерениями. Лицо серьёзное и странное.
— Надо поговорить.
— Про Коммуну? Марина уже…
— Нет, про нас.
— Я до сих пор не уверен, что есть какие-то «мы». Ты уверена, что существует предмет для разговора?
— А вот это я и хочу обсудить.
Надо же, настоящее классическое «выяснение отношений»! А мы ведь даже не семья, что бы по этому поводу ни думала себе Таира.
— Что это вдруг? — спросил я тоскливо.