ом красивом лице — лице его жены.
— Сестра, — глухо поясняет он. — Я обещал их найти. Вот, одну нашёл.
Мы молча отводим глаза. Минимум деликатности, который возможен сейчас, — не смотреть на то, что сделали с этой красивой девушкой. С этой, и другими. Бокс за боксом. Мёртвые голые женщины, раскинувшиеся в наготе изуродованных тел, из которых выдавили женскую суть, как сок из лимона, превратив в работающие на гормональном коктейле инкубаторы непрерывной беременности. А потом их убили, бросив как никчёмную падаль.
— Там. Звук, — напоминает Таира.
Ствол её ружья смотрит вперёд. На лице — непередаваемое выражение, которое нечасто увидишь у девушки. Не завидую я здешним акушерам, если они не успели удрать с остальными.
Один не успел. Он уже никуда не успеет. Он сидит возле ложемента в очередном боксе, спиной опирается на кровать. Из его глаза торчит окрасившийся кровью пластиковый штырь, на его горле сжалась смуглая тонкая рука девушки. Большие, глубокого чайного цвета глаза смотрят на нас из-под густых волнистых чёрных волос. Я стараюсь не смотреть ниже лица. Её тело хочется прикрыть из жалости, но лицо красивое и строгое. Лицо женщины с гор Закава.
— Он умер, хеле11, — говорит Таира. — Отпусти его.
— Я смогла? — тихо спрашивает она. — Та кахира мере ту?12
— Та кахира, хеле. Ты смогла.
Рука с тонкими, крошащимися ногтями разжалась, голова человека в медицинском халате сползла и глухо стукнулась затылком в пол.
— Он шёл и убивал нас, одну за другой. Я хотела умереть, но убить хотела больше. Они выпили мою силу, хеле, убили мою решимость, сделали со мной страшное. Но я украла ложку и ночами точила её о край кровати. Я ждала. И я смогла.
— Ты настоящая женщина Закава.
— Больше нет. Сделай это для меня, хеле.
— Сделаю, — кивнула Таира.
Возле тела мёртвого медика лежит открытый кейс с заправленными шприцами. Видимо, ими он делал смертельные инъекции женщинам, пока его врачебную карьеру не прервали пластиковая ложка в глазу и слабая, но упорная рука на горле. Но Таира не взяла шприц. Она достала из ножен узкий длинный кинжал и, склонившись над девушкой, глядя ей прямо в глаза, резким движением вбила его под нижнюю челюсть, вверх, с жутким хрустом проломив клинком нёбную кость и пронзив мозг. Карие глаза погасли.
Я поспешно отвернулся, нервно сглатывая. Резкая у Артёма жена. С такой лучше не спорить, чья очередь посуду мыть.
Таира сдёрнула с окна белую штору и накрыла тело.
Женщины в остальных боксах были просто застрелены — кто-то доделал работу за доктором. Тела не успели остыть, кровь ещё не свернулась — мы опоздали совсем чуть-чуть. Артём обошёл все боксы в поисках второй сестры — но её там не оказалось.
Первый этаж. Здесь темно и странно. Не горят лампы, коридор от лестницы широк и пуст. Внутри нарастает странное ощущение, как будто лёгкого, но пронизывающего солнечное сплетение сквознячка.
— Тут репер, — сказал Артём.
Коридор закончился тяжёлой железной дверью. Она закрыта, но я просто провёл по замку УИНом — и мы вошли. В первую секунду мне показалось, что здесь что-то вроде общественной бани. Кафельные стены, открытые ячейки, похожие на душевые кабинки, только в них стоят высокие короткие ванны, типа сидячих. Те, кто в этих ваннах, помещаются там лёжа. Потому что у них нет ног. И рук. И глаз.
Ванны наполнены жидким розовым гелем, в который погружены эти обрубки тел. Головы с зашитыми веками лежат на резиновых подушечках, плавая на поверхности. Конечности аккуратно ампутированы по самый сустав — бедренный и плечевой. Швы давно заросли, выделяясь бледными строчками на коже, но половые органы оставлены, как будто в насмешку. Выше паховых волос и под линией рёбер в тела входят гофрированные пластиковые шланги, к груди приклеены датчики, от которых идут провода.
— Боже мой, да они живые! — не веря себе, тихо сказал Артём.
Таира вытащила свой кинжал. Я думал, она сейчас кинется избавлять их от страданий, но она просто поднесла полированное стальное лезвие к губам лежащей в ближайшей ванне женщины.
— Дышит, — сказала она коротко, показав туманное пятно на клинке.
— Какой пиздец, — сказал я.
И что теперь с ними делать?
— Это транспортные операторы Комспаса, — сказала Ольга.
Но я уже и сам догадался. Если бы мне повезло чуть меньше, сейчас я бы лежал в одной из ванн, урезанный по самое некуда. И всех развлечений у меня было бы — в воду пукнуть.
— Почему они их не убили, как тех женщин? — спросил Артём.
— А кто бы тогда отправил отсюда Комспас? Операторы и так скоро умрут, от голода и жажды. Медленно и мучительно, без возможности пошевелиться.
— Какой пиздец, — повторил я.
Мы прошли дальше — ванн было много, но большая часть пустовала. Похоже, дефицит операторов закрыть не удалось. У чёрного камня репера отдельная ванна, но Ольга кинулась не к ней — на верхнем торце каменного цилиндра стоит статуэтка, из-за расширения в основании похожая на новую шахматную фигуру. Я как-то раз держал в руках похожие, чёрную и белую. У этой так же, как у тех, сложная форма, и она как бы немного плывёт в глазах, будучи слегка не здесь, но она точно серая. Третий компонент. Ольга решительно убрала её в сумку.
— Данька? — спросил упавшим голосом Артём, заглянув в ванну. — О, чёрт, это Данька.
В розовом геле худое мальчишеское тело. Вернее, то, что от него осталось. Швы на тех местах, где были руки и ноги, ещё совсем свежие, красные, опухшие, из них торчат хирургические нитки. Зашитые веки на провалах глаз воспалены, из-под них сочится белёсая сукровица. Багровые струпья вокруг вживлённых шлангов, начисто выбритая голова.
— Кто здесь?
Он в сознании!
— Я слышу вас.
— Данька, это Артём, помнишь меня?
— Приёмный отец Насти?
— Да, да, это я!
— Помню. Всё ещё не можешь увидеть интерфейс? — мальчик слабо улыбнулся, раздвинув тонкие сухие губы.
От этой улыбки мне стало дурно.
— Как ты? Тебе больно? — суматошно спрашивал Артём.
— Нет, мне не больно. Они отрезали мне нервы. Я парализован, но не чувствую боли. Только пить всё время хочется.
— Я сейчас, сейчас… — Артём судорожно зашарил по разгрузке, пытаясь снять флягу.
— Эй, прекрати, — снова беззвучно рассмеялся Даниил, — у меня и желудка-то нет!
— А как же…
— Никак, неважно. Недолго осталось. Перед уходом они отключили всё.
— Куда они ушли? — вмешалась Ольга.
— О, тут девушка, — сказал парень грустно, — а я в таком виде… Вы уж извините, барышня, но прикрыть срам мне нечем. Рук нет.
— Куда?
— Им, видите ли, удалось, наконец, добыть Корректора. Когда у меня были глаза, они были чертовски синими, знаете? Девушкам нравилось.
— Знаю, Даниил, — сказала Ольга.
— Так вот, Корректор им был нужен для того, чтобы открыть путь в закрытые локусы.
— В Коммуну? Они напали на Коммуну?
— Нет, — вздохнул мальчик, — они не нападают. Они бегут.
Глава 11. Артём. «Бифуркация пересекающихся параллелей»
Увидеть Даньку, позитивного паренька, который когда-то весело дразнил меня на Дороге, в таком виде — это было… слишком. Даже Алькина сестра почему-то шокировала меня меньше. Может быть, потому что была мертва. С ней уже случилось всё и окончательно, а этот обрубок пацана ещё дышал, думал и шутил. Но мы уже ничего не могли для него сделать. Это чудовищно, невыносимо и кошмарно. Так не должно быть. Люди, которые так поступают с другими, не могут существовать, это просто неправильно. Наверное, если бы у меня сейчас была возможность сбросить бомбу на Комспас — я бы сделал это. Но они ушли, сбежали.
— Ты можешь отправить нас за ними? — не отставала от него Ольга.
— Я думал, вы никогда не спросите, — улыбнулся сухими губами Данька. — Вы же на волантере? Возвращайтесь на борт, я сделаю свой последний резонанс.
— Их много?
— Нет. Они разбиты и бегут. Они даже оставили этот жуткий артефакт, в надежде, что вы его заберёте и не будете их преследовать. Они не думали, что вы придёте так быстро, что я ещё буду жив. Без меня вы бы их ни за что не нашли.
— Мы что-то можем для тебя сделать? — спросил Зелёный.
— Две просьбы, ладно?
— Конечно.
— Скажите Василисе, что она… клёвая и милая. И очень мне нравится… нравилась. А то она вечно комплексует. И ещё — уничтожьте здесь всё. Не надо, чтобы кто-то повторил эти опыты. Пусть я буду последним.
— Хорошо, Даниил.
— Идите, не будем тянуть. Когда будете готовы — включите резонаторы, я почувствую. Прощайте.
— Он был хороший воин, — сказала Таира, когда мы вышли на улицу.
— Да, — коротко согласился я.
— Мы отомстим за него, — она не спрашивала, а сообщала.
Я промолчал. Мы, может быть, и отомстим. Но я не горец Закава, мне не станет от этого легче. Наверное, удобно — отомстил, убил врага, и всё. Баланс подведён, можно в архив. Жаль, что я так не умею. У меня навсегда отпечаталось в памяти Алькино лицо на чужом изуродованном мёртвом теле и мутные слёзы из-под зашитых век над отсутствующими глазами, синева которых так поразила меня когда-то. Я не «хороший воин», увы. И никогда не хотел им быть. Мне не хочется спасать Мультиверсум, в котором люди делают такое друг с другом. Я изо всех сил скосил глаза влево-вниз, но интерфейс так и не появился. Это проклятая чёртова реальность, и сохранений нет, как нет больше парня, который придумал эту шутку.
— Мы готовы? — спросил слегка растерянный капитан.
— Наверное, — кивнул Зелёный.
Он держит в руке пульт бомбосброса и, когда реальность начинает плыть, решительно жмёт кнопку. Дирижабль вздрагивает, избавляясь от груза, зелёный цилиндр заряда остаётся на крыше, а мир за стеклом ходовой рубки моргает и сменяется другим. Прощай, Данька.
Под нами город. Чужой, но при этом и странно знакомый. Улицы, здания… Как будто я это уже где-то видел — и в то же время нет.