же накупили себе платьев и шляпок в местном нуарно-модерновом стиле. «Чтобы не выделяться», — скромно сказала мне Ленка и убежала к Светлане примерять. И это, как я понял, только начало — они уже нашли каких-то портних и модисток, потому что «готовое платье — это не то, тут так не принято». Подумаешь, аристократки какие. На нас с Иваном тоже покушались, но мы наотрез отказались от строгих и неудобных здешних костюмов. По крайней мере, пока. Думаю, если мы тут задержимся, в конце концов, придётся соответствовать. По косвенным признакам судя, здешнее общество ненавязчиво-сословное, во всяком случае, сходить в приличный ресторан в джинсах не получится. А женщины, обзаведясь нарядами, непременно потребуют их выгуливать, причём так, чтобы им не было за нас стыдно.
Но это если задержимся. Мы пока не принимали никаких поспешных решений. Мутный хитрожопый дядька от Конгрегации сходу предложил нам обзавестись домами. На правах недорогой аренды с правом выкупа. Чувствуется, что наша лояльность местным силам весьма пригодится — дирижабли на земле не валяются, а если всё-таки валяются, то и толку от них уже никакого. У Конгрегации явно большие планы, осталось понять, насколько нас эти планы устраивают. Болтаться в небе, как говно в проруби, можно долго, но без внятной цели это лишено смысла. Если сойдёмся с Церковью в постановке задач — то домами они от нас не отделаются. Домов тут, судя по всему, избыток, перенаселением город не страдает. Но мы пока на дирижабле, тут каюты большие и комфортные, а в случае чего — только рычаг повернуть, и мы над Дорогой. Ищи-свищи.
Пока взяли разовый подряд — попробовать починить мораториум. Сразу объяснив, что мы не сервисная служба ремонта Великих Древних Артефактов. То есть, ничего не гарантируем. Но попробуем. А что вам терять-то? Он так и так уже не работает, а как его чинить, вы не знаете. Хуже всяко не сделаем. И ещё подумаем, что с вас за это поиметь, потому что мы не за идею, нам семьи кормить надо. Одни коты знаете, сколько жрут? Ужас вообще.
Пока от нас отделались заверениями в глубочайшей поддержке и полнейшем сотрудничестве, но мы их потом пощупаем за вымя.
С утра планы поменялись. Артём заявил, что переезд в новый дом подождёт, а мораториум — это срочно. И жёнам надо после родов передохнуть, а не кидаться обустраивать новый быт, и вообще — что значит его личный комфорт на фоне проблем Мультиверсума? Я сначала удивился, чего это он так заспешил, а потом увидел Ольгу. Рыжая явилась к нему домой, и теперь семейная ситуация нашего штурмана искрила, как кот, скребущий в эбонитовом лотке. Артём нервно озирался, Ольга невозмутимо пила чай, Настя сверлила её синими глазами, а жёны со сложными лицами нарезали вокруг странные траектории. Товарища надо было спасать, и я немедля подтвердил, что да, Мультиверсум не ждёт, Мироздание в опасности, Вселенной нужен от нас подвиг и какая-то труба куда-то зовёт.
— Я с вами! — немедля заявила Ольга тоном, не допускающим обсуждения.
Я уже открыл рот, чтобы сказать «Схуяли, гражданочка?», но поймал умоляющий взгляд Артёма и закрыл его обратно.
Да чёрт с ней, пусть прогуляется. Я бы со своей семьей её тоже не оставил. А вот Ивана я всё-таки от участия отговорил. Должен быть на хозяйстве кто-то вменяемый. Что случись — он примет на борт всех наших и свалит.
Так что вышли втроём.
— Готовы? — спросил Артём, вглядываясь в свой планшет.
Я попрыгал, пару раз присел, привыкая к новому снаряжению. Ольга оказалась полезной спутницей — достала на всех операторские комплекты Коммуны.
— Представительство Коммуны в Центре поделилось, — сообщила она небрежно.
— И давно оно тут? — напрягся Артём.
— Уже полсуток. Обустраиваются.
Да, рыжая, оказывается, времени не теряла. Пока мораториум не работает, и путь открыт, её ведомство уже корни пустило. С другой стороны — а почему нет? Тут всякой твари по паре, пусть и Коммунары сидят. На то он и Центр.
— Готов.
— Готова.
— Поехали.
Разобраться со снаряжением времени не было, но базовый инструктаж я прошёл. Так что чеку спасжилета выдернул всего на секунду позже опытных спутников. Вынырнул, отфыркался, выматерился, огляделся.
Нас, как три поплавка, неспешно влекло течением широкой реки… Стоп. Не реки. Вода солёная — сообразил я, отплевавшись. Это какой-то пролив или фьорд, а тащит нас то ли отливом, то ли приливом. Лучше бы приливом — он к берегу, а не наоборот. Течение сильное, грести против него без толку. И не удивительно — висящая над горами Луна визуально раз в пять больше нашей, так что и приливы тут должны быть ого-го. Если это вообще Луна, а не иное какое небесное тело…
Мы подгребли друг к другу и состегнули разгрузки карабинчиками на шнурках, чтобы нас не разнесло в стороны. Вода не ледяная, но и далеко не тёплая, так что никакого удовольствия от купания я не получил. Сначала вроде ничего, терпимо, но чем дальше, тем больше замерзаешь. Если проторчать в ней долго, то переохлаждение со всеми его последствиями гарантировано.
— Вон там отмель или что-то вроде неё, — сказала Ольга, — попробуем зацепиться.
У неё уже губы синеют, масса тела-то поменьше.
— Давай, Тём!
Артём вытащил из разгрузки полуметровую алюминиевую трубку с утолщением, навёл на берег и, откинув предохранительную скобу, нажал спуск. Негромко хлопнуло, и небольшая «кошка» полетела по дуге, раскрываясь в полёте и разматывая тонкий тросик. О, а у меня такой штуки в комплекте нет. Наверное, одна на группу.
— Есть зацеп! Тянем!
В шесть рук бодро вытащили себя на отмель и, обтекая и хлюпая, добрались до сухого места. «Кошка» удачно зацепилась за толстое высохшее дерево, которое мы разделали УИНами на дрова. Идти дальше насквозь мокрыми как-то глупо.
Тут ночь, но из-за огромной Луны почти светло, так что костёр не помешал нам заметить движение. На берег вышла крупная белая коза. За ней ещё одна, и ещё. Итого — три. Две белых и пятнистая. Они невозмутимо принялись объедать какой-то чахлый куст, не обращая на нас ни малейшего внимания.
— О, мясо! — сказал Артём. — Оль, может, завалим?
Сам он, видимо, своим стрелковым навыкам не слишком доверял, хотя автомат после купания разобрал и протёр. Чему-то жизнь научила. Наши с Ольгой электрические винтовки в выключенном состоянии герметичны и в обслуживании не нуждаются.
— Охота тебе возиться? У нас пайки есть. Сейчас супчик сварим, согреемся. А её разделывать, жарить…
— Эй вы, охотники, — сказал я, приглядевшись, — это не дичь, а домашняя скотина. Не надо покушаться на чужую собственность.
На козах оказались тонкие ошейники, как у собак. Похоже, срез населён — не сами же они их натянули?
— Сазван даро, купотерас?
Девушка довольно симпатичная — стройная, крепкая, с длинными чёрными волосами, — но ружьё у неё просто чудовищное. Дульнозарядная мортира какая-то. В ствол кулак влезет, замок кремневый, весит, небось, как станковый пулемёт. А держит уверенно. Если там картечь, то она нас сметёт в море одним выстрелом всех троих.
— Су копоре, ойко! — сказал ей, неуверенно выговаривая слова, Артём.
— Ойко? Комердрашет кулодома ойко! Ойкомерет! Хергенранш!
Девушка даже топнула ногой от злости. Я нервно вздрогнул — вот соскочит сейчас спуск этого мушкета, и полетят клочки по закоулочкам…
— Ты чего её дразнишь? — недовольно спросила Ольга.
— Я не дразню. Я вообще больше ничего на языке Закава не знаю! Это мне жена сказала.
— Так мы в Закава? — удивилась Ольга.
— Она похожа на мою жену, я предположил, что…
— Хур дереда закава мирд! — прервала его девушка. — Это моя козы есть! И для ты не «ойко», хуррезавад! Я вас убивай!
— Что такое «хуррезавад»? — тихо спросил я.
— Без понятия, — признался Артём.
— Это есть человек, неправильно любить коз, — охотно пояснила девушка.
— Этот хуррезавад не хотел тебя обидеть, — сказал я примирительно, — не надо нас убивай. Он просто выпендривался, как будто язык знает.
— Я знать ваш язык много, — гордо заявила девушка, — меня один покупай за три козы двое! Я и сестра! Этот козы! В другой мир продавай, мы учи язык. Козы дай, сам не приди. Глупый покупай!
— А где сестра? — спросил я, опасаясь, что на нас откуда-нибудь сзади наведена ещё какая-нибудь пищаль.
— Она есть тут!
Из-за камней вышла девочка лет десяти на вид, в сером шерстяном длинном платье с обильной вышивкой. Очень похожая на сестру, такая же смуглая, черноглазая и чернявая, только ростом ей по подмышку. Без ружья — да и не удержала бы она этакую тяжесть.
— Привет, — сказал ей Артём.
— Парривет, — откликнулась она, блеснув глазами, — у вас есть сладкий еда? Кто покупать давал нам сладкий еда! Говорить — у ваших всегда быть!
Она смешно облизнулась острым язычком и уставилась на нас в ожидании.
— Есть, — сказала Ольга, доставая из рюкзака два шоколадных батончика. — Только ружьё опустите.
— А вы не трогай коза?
— Нет, мы не трогай коза, — очень серьёзно сказала Ольга.
Сёстры непринуждённо уселись у костра и захрустели батончиками. Я аккуратно отставил их ружьё подальше, чтобы случайная искра на полку не попала, но они даже внимания на это не обратили.
— Сладкий еда! — торжествующе сказала младшая, облизывая измазанные шоколадом пальцы. — У нас нет такой еда.
— А какая у вас есть? — спросил любопытный Артём.
— Коза молоко, — начала перечислять, загибая тонкие пальчики, девочка, — коза сыр, коза мясо — когда коза старый и умирай, или когда на неё камень с гора упади. Кукуруза хлеб. Кукуруза каша. Кукуруза каша с коза молоко. Кукуруза каша с коза сыр. Много разный еда! Сладкий еда нет…
Она печально вздохнула, ещё раз облизав пальцы, и жалобно уставилась на Ольгин рюкзак. Рыжая покачала головой, но достала два батончика. Девицы радостно захрустели.
— У вас красивый женщина, — доверительно сказала мне старшая, — у нас за такой две коза просят, но с красный волос нет. Я тоже красивый, — с гордостью добавила она, — но не такой. Три коза за две с сестра.