— Нам пиздец, — констатировал я очевидное. И мне никто не возразил.
Все понимали, что мы, даже если и встанем, то уже на одном упрямстве, и долго не простоим.
— У меня осталась последняя идея.
— Какая? — без всякой надежды спросил Артём. Ольга даже глаза не открыла. Она сидит, откинув голову на переборку, и дышит с трудом.
— Идея говно, — признал я, — но другой нет. Мы в бывшем подпалубном техническом коридоре. Тут раньше проходили водяные трубы, но они были медные и все сгнили к чертям.
— И что?
— За этой стенкой, — я постучал по стене, к которой привалилась Ольга, и она открыла один глаз, устало покосившись на меня, — приёмный водяной танк.
— Приёмный? — скептически спросила рыжая.
— Да, это часть канализации кают, — подтвердил я, — туда сливалось говно. Тебя это сейчас волнует?
Она пожала одним плечом. Второе упирается в стену.
— Я прорежу проход, мы зайдем, и я заварю его обратно.
— И мы там сдохнем?
— Мы в любом случае сдохнем. Но там нас не смогут сожрать. Мелочь, а приятно.
— Приятно сдохнуть в канализационном отстойнике? — возмутился Артем.
— Приятно, что вот эти, — я махнул рукой на очередную зубастую рожу, выглянувшую в коридор, — обломаются.
На это возражений не нашлось.
Внутри танка, разумеется, давно ничем не пахло, так что ощущение, что мы ныряем в канализацию, было чисто психологическим. Совершенно пустая ёмкость, с двух сторон ограниченная шпангоутами, с одной — прямой стенкой коридора и с противоположной — закруглённым, сходящим внизу на нет бортом гондолы. В поперечном сечении она имеет вид сектора, а отверстия от входивших сюда когда-то труб проводят достаточно воздуха, чтобы мы не задохнулись. Когда я поставил на место вырезанный прямоугольник металла и прихватил его по периметру УИном, внутри стало темно.
— У меня такое ощущение, что нас заживо похоронили, — пожаловался Артём.
Мне хотелось ответить, что «заживо» — это ненадолго, но вместо этого я напомнил, что мы в любой момент можем вырезать дыру в любой переборке.
— Может быть, они нажрутся, соскучатся и уйдут, — соврал я, не особо надеясь, что мне поверят.
Никто и не поверил. Скрежет когтей по переборке не прекращается с тех пор, как мы тут, хотя они наверняка давно уже подъели все трупы. Чёрта с два они уйдут. Они нас как-то чуют, а развлечений тут, поди, немного. Вряд ли их внезапно позовут на вечеринку.
— Я включу свет, ладно? — спросил Артём, — а то мне как-то не по себе в темноте.
— Попробуй, — сказал я скептически.
Послышались щелчки выключателя фонарика.
— Ах да, забыл, — признал он, — батарейки, разумеется, померли.
— У меня есть химический осветитель, — сказала нехотя Ольга.
— Думаешь, он заработает? — засомневался я. — Тут даже спички не горят.
— Он в разгрузке под костюмом. Одежда-то на нас цела. Думаю, мой костюм и ваши браслеты защищают то, что вплотную к телу.
Она завозилась в темноте, хрустнула переломленная капсула активатора, засветилась тусклым зелёным светом пластиковая палочка.
— Спасибо, Оль, — сказал Артём.
— На здоровье. Но долго он не протянет.
Я хотел сказать «мы тоже», но снова не стал. Очень хотелось пить, но воды больше не было. Остаток успел вытечь из разрушившихся бутылок, пока мы отражали нападение. Рассыпалась прахом еда в расползшихся рюкзаках — наверное, пока они были у нас на спине, их действительно отчасти защищали браслеты, но мы бросили их на пол, чтобы не мешали — и поплатились. Впрочем, умрём мы не от жажды. На нас накатил такой чудовищный упадок сил, что невозможно было двигаться, и даже дышали с трудом. Скорее всего, здешний мир просто выпьет нас, как вампир, и наши иссохшие мумии останутся тут охранять рекурсор, как в каком-нибудь кино про Индиану Джонса.
— О, а это тут откуда? — спросил Артём, зачем-то осматривавший ёмкость при свете химического осветителя.
Мне было лень повернуть голову, но я сделал над собой усилие. Он держит двумя пальцами за края чёрный диск размером с большую игральную фишку из казино.
— Первый раз вижу, — признался я.
— Это операторский маячок, — сказал Артём, — у меня такой был, я его отдал Таире. Она из него потом украшение сделала на шею. Но этот откуда здесь взялся?
— Зелёный, — спросила Ольга, — а в этот говносборник, в котором мы сидим, из каких кают дерьмо сливалось?
— То ли третья и пятая, то ли пятая и седьмая. Посередине, правый борт. Точнее не скажу, не помню.
— Когда я первый раз была у вас на дирижабле, то спустила такой маячок в унитаз в своей каюте. На всякий случай. Побоялась, что если просто спрячу, то найдёте.
— Зачем? Ах, ну да…
— Чтобы вы не потерялись, бедняжки, разумеется, — хмыкнула она. — Впрочем, оказалось, что движущийся объект так не отследить. Толку не было.
— И ты думаешь, что это твой? — удивился Артём.
— Номеров на них нет. Да и откуда ему тут взяться? Просто любопытное совпадение.
— Слишком любопытное…
— Брось, — сказала она, — и волантеры, и планшеты, и маячки — это Первая Коммуна. Кто-то когда-то уронил свой в унитаз. То, что здесь кусок гондолы, куда более странно, чем то, что в ней валяется маячок.
— Возможно, — сказал я, чтобы не спорить. Сил на споры нет.
Но, как по мне, всё это слишком причудливо для случайного совпадения.
— А что это наши вуглускры больше не скребутся? — спросил Артём.
Действительно, пока мы трепались, за переборкой воцарилась тишина.
— Ушли, что ли? — спросила Ольга без особого интереса. — Или в засаде сидят?
Сил, чтобы вернуться к дороге и идти дальше, у нас не было.
— Тихо! — шикнул на нас Артём. Он приложил ухо к переборке и прислушался. — Какая-то возня, но далеко, снаружи гондолы. И… рычание, что ли?
— Рычание? — удивился я. До сих пор здешние зубастики никаких звуков не производили. Даже когда мы рубили их на куски, дохли молча.
— Да тихо вы! Шаги, вроде… Кто-то сюда идёт! — сказал он шёпотом.
Теперь уже и я слышал хруст усыпавшей тут всё трухи под чьими-то ногами. Кто-то подошёл к заваренному проходу в переборке и уверенно постучал.
— Кто там? — спросил я, удивляясь идиотизму ситуации.
— Сто грамм, — ответили из-за стенки, доведя градус сюрреалистичности до метки «полный абсурд».
— Знакомый голос, — сказала Ольга.
— Да, уважаемая любительница Вещества и рекурсоров, мы недавно уже имели удовольствие общаться. Я, кстати, обещал, что мы ещё встретимся.
— Вы назвали себя Хранителем, помню, — сказал Артём.
— Это очень сложное понятие. Не будем его обсуждать.
— Ну, надо же как-то к вам обращаться?
— Вы, Артём, можете звать меня просто «Конг».
— Как «Кинг-Конг»?
— Да, — засмеялся тот, — именно. Такое прозвище. Но я по другому вопросу. Мои чёрные приятели уверены, что тут рекурсор. И на этот раз я думаю, что они не ошиблись.
— Он здесь, — сказал я, прежде чем Ольга успела соврать.
— О, и вы там, Сергей?
— Мы знакомы?
— Этот вопрос не имеет одновременно простого и честного ответа. Врать я не хочу, а объяснять долго.
— Вы хотите забрать рекурсор?
— Нет, Сергей, не хочу и не могу. Мы, Хранители, не можем оперировать рекурсором. Это порождает неразрешимые парадоксы космологического характера.
— А что вы можете тогда?
— Дать своевременный совет. И он таков — выбирайтесь отсюда. Снаружи вас ждут.
— Это мы знаем…
— Вас ждут уже не те. Не пугайтесь их и дайте вам помочь. Мои протеже — странные ребята, не спорю, но ваши интересы сейчас совпадают.
— Боюсь, у нас уже не осталось сил, чтобы куда-то выбираться.
— Сможете вырезать проход?
— Пожалуй.
— Тогда обещанные сто грамм я оставлю тут, снаружи. Не одобряю эти ваши дегустации, но в данном случае можно сделать исключение. Поприветствовал бы вас лично, но, судя по лежащему тут ковчегу, рекурсор открыт. Не хочу потом, как некоторые, железными пальцами щёлкать. Прощайте, Основатели, вряд ли мы ещё встретимся в этой линии причинно-следственных связей.
Удаляющиеся шаги. Тишина.
— Как он нас назвал? — озадаченно спросила Ольга.
— Ушёл… — сказал Артём. — Странный он какой-то… Не обманет?
— А нам есть, что терять? — спросил я и включил УИн.
На крышке брошенного нами ковчега стоит цилиндрический, оправленный в металл пузырёк. Действительно, граммов на сто, как и обещал этот Конг. Странное прозвище.
— Это Вещество, — уверенно опознала посуду Ольга.
Мы разлили на троих по крышечкам фляг и выпили. Ни вкуса, ни запаха, как всё здесь.
— И что, теперь я, типа, бессмертный? — поинтересовался я, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Мне определённо становится лучше — постепенно уходит давящая усталость, не дававшая жить и дышать.
— Нет, конечно, — ответила Ольга. — И доза мала, и однократного приёма недостаточно. Но здоровья прибавит. Может, на несколько лет дольше отпущенного природой срока проживёшь.
Я подумал, что в нашей ситуации это звучит чистым издевательством, но ничего не сказал. Если кто-то питает надежду отсюда выбраться, то кто я такой, чтобы её лишать. Но понимаю, почему за это Вещество такая давка по всему Мультиверсуму — я как будто и не тащился целый день по этой серой мути. Снова могу встать и идти, кажется, сколь угодно долго. И даже неприличные мысли возникают при взгляде на филейную часть вылезающей в прорезанную дыру Ольги. Забавные у него побочки…
— О чёрт, — упавшим голосом сказал Артём, когда мы выбрались из обломков гондолы наружу.
— Ой бля, — согласился с ним я.
Хранитель советовал «не пугаться», но у меня получается плохо. Четыре фигуры в осточертевших балахонах. Ненавижу эту моду. Но от этих прямо тащит какой-то мерзостью. Говорят, многие плохо переносят присутствие Хранителей? Так вот — они по сравнению с этими ребятками просто котики и зайчики.
— Чёрные, — констатировала Ольга. — Стоило предполагать. Не думала только, что они могут притащиться за рекурсором даже сюда.