Транспортный узел в Коммуне создали не без помощи Альтериона, где издавна делали из глойти «биопрепараты порталов». Альтерион от коллапса оклемался, но уже не тот. Никакого «Дела Молодых», в Совете рулит Криспи, но нам от этого не легче. С Коммуной они спелись, как так и надо. Порталы давали слишком мало вариантов, а с технологиями Комспаса вышло недурно.
Правда, если не врут, то в Коммуне это не так изуверски — ручки-ножки не режут, глазки не выковыривают. Заменили полученным от Альтериона препаратом йири. Всё равно не полезно, но помягче. Вроде бы даже «только добровольцы» — но я не очень в это верю. Знаем мы эту «добровольность»…
Зато теперь резво перекидывают людей с техникой, куда надо. Например — туда, где мы. Но точность переброса у них пока так себе, мы всегда успевали удрать, заметив их раньше. Вот и сейчас удрали.
Снова висим над Дорогой. Иван тревожно поглядывает на индикатор заряда — чуть больше сорока процентов. Мало. Не совсем «на донышке», но мало. Число вариантов уменьшается с каждым сгоревшим процентом.
Общее собрание уже час, но никакими свежими идеями никто не блеснул. Так и гоняем по кругу всё те же давно обсосанные варианты. Без кристаллов нам жопа. Мы в безопасности только пока движемся, идём бесконечным зигзагом всё равно куда. Кто бы за нами ни гнался, он всегда будет отставать, такова природа Мультиверсума. Мы уже больше года так — летим и летим. Иногда зависаем, чтобы накачать воды, поохотиться или размародёрить продукты в недавно сколлапсировавшем срезе. И снова в путь. Название «Доброволец» звучит сущим издевательством, потому что выбора у нас нет. Но теперь нет и кристаллов, а значит — скоро конец пути. Они есть в нескольких рабочих маяках, но те охраняются так, что нам ничего не светит. Мы не можем драться и скоро не сможем бежать.
— Хоть бы знать, что такое эти кристаллы, и откуда они брались… — с досадой сказал Иван.
— Это сжатое время, — неожиданно ответил ему мой сын, — их производят мораториумы.
Он сидит в углу кают-компании и скручивает из конструктора что-то крайне замысловатое. Конструктор из металлических планочек с дырочками, колёсиков, шестерёночек и винтиков с гаечками. Я подобрал их целую пачку в заброшенном универмаге вымершего от чумы среза, и Тимоха готов копаться в детальках часами. Наш Инженер. Он остался задумчивым и неразговорчивым, но с возрастом стал совершенно нормальным. Ребёнок как ребёнок, склонный к тихим играм более чем к беготне и крикам. Мало ли таких. Но иногда что-то прорывается, вот такое. Не всё с ним просто. Нам с Ленкой плевать, это наш сын, и мы его очень любим. А что заговаривается иной раз — ну, не самое плохое, что может случиться с ребёнком, поверьте.
— Уверен? — тут же спросил я, но Тимоха уже весь в своих винтиках и шестерёнках. Сказал и забыл. У него всегда так.
— В этом что-то есть, — признала Ольга. — Какая-то дурная логика. Вы же с Иваном их чинили?
— Было дело, — сказал я. — Кристаллов не видел, ну так я их и не искал. Однако, если припомнить конструкцию…
— Точно, — заволновался Иван, — есть там место, где как раз такого размера штуковина может зреть. Наверное, её и достать можно, нам как-то не до того было, чтобы всё подряд вскрывать из любопытства. У нас и инструменты остались!
— Это похоже на идею, — признал я. — Безумную, конечно, но у нас все такие. Но это путь в один конец, вы понимаете?
Все переглянулись, но возражений не было.
Единственный условно доступный нам исправный мораториум — в том срезе, что изнанкой подвязан к Центру. Там, где пустой город, странные, но старательные аборигены и бывший дом одного из Хранителей. Наш дом. Мы оставили его, бросив как есть, когда поняли, что за нами туда непременно придут. Еньку и часть барахла отдали Меланте на обзаведение, кое-что загрузили на дирижабль. Алистелия хотела вывезти всю библиотеку, изошлась в рыданиях, выбирая, что влезет в выделенный ей объём, но почти всё пришлось бросить. Гондола, в отличие от созвучного изделия, не резиновая. Нам было не до спасения культурных ценностей, себя бы спасти.
Теперь возвращаемся.
— А с виду всё цело! — сказал Иван, разглядывая проплывающий под нами дом. — Даже окна не разбиты.
— Сад зарос весь, — недовольно сказала моя жена. — Как джунгли теперь.
— Да чёрт с ним с садом, — отмахнулся я. — Здесь же из-за мораториума уйма времени прошло. Ещё бы не джунгли.
— Тебе чёрт, а мы со Светкой знаешь сколько сил вложили? — надулась она.
— Действительно, насколько можно разглядеть, дом не разграблен, — Артём пытается разглядеть что-то сквозь пыльные окна.
— Может, и не было тут никого, — сказал я, — дверь в Центр мы, уходя, заблокировали, а по Дороге сюда добираться сложно. Мораториум мешает, и вообще путь неочевидный. Были бы мы тут — нашли бы, а заради дом разгромить и в вазы насрать — хлопот слишком много.
— Вот он, тикает, зараза такая, — мы с Иваном пристально рассматриваем вращающийся сложный механизм. Соорудили наскоро примитивные леса, варварски раскурочив ближайший забор, и теперь смотрим на него не снизу, а вблизи.
— Я бы вот тут попробовала, — сказала Василиса, — смотрите.
Мы посмотрели.
— Если считать, что куб внутри такого же размера, как мы привыкли, то он вот здесь.
— Похоже на то, — признал Иван, глядя на дочку с отцовской гордостью.
Василиса умница и механик отличнейший, хоть и самоучка. Книг мы ей натащили, что смогли — подсказали, дальше сама. Природный талант и наследственность хорошая.
— Если его извлекать, то только вверх, вот здесь. Эта часть откидывается… — она потянула на себя ажурную опору, — вот, видите — здесь шарнир?
— Вась, не спеши… — сказал Иван, но было поздно.
Я дёрнулся придержать стопор — но тоже не успел. Механизм стремительно начал раскручиваться, как часы со слетевшим коромыслом. Колёсики крутятся всё быстрее, тяги летают, как сумасшедшие, от нарастающего гула начинает вибрировать земля. Леса закачались, и мы поспешили спрыгнуть.
— Ой… — сказала сдавленно Василиса.
— Вот тебе и ой… — мрачно ответил Иван. — Ручонки шаловливые…
— Извините, я не…
— Бонг! — гулко сказал механизм и начал останавливаться.
— Всё, блин, поломали, рукожопы, — самокритично сказал я, давая понять, что не исключаю себя из круга несущих ответственность.
— И что теперь? — спросила Василиса.
— А я знаю? Надо хоть глянуть, не зря ли.
Я залез обратно, откинул верхнюю часть механизма и заглянул внутрь кубической ёмкости.
— Ну что там, что? — волновалась девушка.
— Как тебе сказать… С одной стороны, теория была верной. Тут был кристалл.
— Был? — испуганно спросила она.
— Ага, — кивнул я, рассматривая механизм изнутри, — но вынимался он не так. Надо было, во-первых, опустить вот этот стопор, во-вторых, выдвигать вместе с ёмкостью сюда, влево-вниз, видишь?
— Вижу… — упавшим голосом сказала Василиса.
— А теперь там только пыль. Сжатое в нём время выдавило обратно. Я даже представить себе не могу, какая бездна энергии освободилась разом. Это, я не знаю… Как взрыв сверхновой, наверное.
— И куда она ушла? — заинтересовался Иван.
— А я знаю? — повторил я. — Но кристалла у нас больше нет. Если собрать эту штуку обратно, запустить и подождать лет тыщу, наверное, вырастет новый. Но это не точно.
— Мы попали, — констатировал капитан.
— Простите меня, простите, — плакала девушка.
— Плюнь, Васильиванна, с каждым могло случиться, — великодушно сказал я.
На самом деле не факт, что я сам бы не дёрнул за эту штуку секундой позднее. Она, правда, напрашивалась быть дёрнутой.
— Что случилось? — к нам бежит от дирижабля Настя.
Лицо её совершенно потерянное, бледное и изумлённое, а ещё — с ним что-то не так, и я не могу понять, что именно.
— Ну, мы тут, в общем… — сбивчиво начал пояснять Иван.
— …Плюшками балуемся, — закончил его мысль я. — А что такое?
— Я больше не чувствую Мультиверсум! — дрожащим голосом сказала она. — Как будто его нет. Хуже — как будто его никогда и не было! Ни его, ни Первомира, ни Дороги, ни маяков, ни реперов… Ничего!
— Настя, — тихо сказала Василиса, — твои глаза!
— Что «мои глаза»?
— Они голубые. Или всё же зелёные?
Девушка повернулась, и я понял — из её глаз ушла пронзительная кобальтовая синева. Теперь они цвета холодного морского льда, перелив голубого в зелёный.
— Это куда же нас закинуло? — почесал седеющую голову Иван.
— Спроси лучше «когда», — начал догадываться я. — Мы только что пульнули куда-то несколько тысяч лет. Или пульнули на несколько тысяч лет себя? Знаешь, Настя, а ты, может быть, права. Может, и не было никогда никакого Мультиверсума. Может, он только будет. Вот с этого места и начнётся…
— А как же мы? — спросила Василиса.
— А что «мы»? Мы уже свою роль сыграли, господа «Основатели».
— Юш, Конг, Инженер! — закричала звонким весёлым голоском рыжая Герда. — Айда наш старый дом смотреть! Погнали! Наперегонки, ну! — И сорвалась сразу, пока остальные тупят. Ох, хитра, полукайлитка, так и крутит пацанами!
— Вон, дети вырастут, и это будет их история, — сказал я, задумчиво глядя им вслед.
Черный фрагмент
Снилось, что я стою за пулемётом на стене Рыжего Замка, и идут мантисы, и Борух орёт на меня: «Стреляй, стреляй, Артём!», и Ольга рядом, оскалившись, зло щурится в прицел… Всё как было, только во сне пулемёт никак не хочет стрелять, а когда начинает, то пули не летят, а вываливаются из ствола, падая рядом. И мантисы накатывают, накатывают волной, и я оборачиваюсь — а во дворе тоже они, и бежать с этой стены некуда, и пулемёт ни на что не годен…
Мне в последнее время часто снится что-то такое. Когда кругом враги и бежать некуда. Наверное, потому что и правда — некуда.
Разбудил меня зуммер телефонного вибросигнала — с тех пор, как в Коммуне моими стараниями подняли сотовую связь, от неё нет спасения. «Борух» — обозначилось на экранчике кнопочного защищённого аппарата. Три часа ночи, хороших новостей не будет.