Увы.
Идиот.
Кути вспомнил лицо на вершине окровавленной оболочки, которую содрал с себя, и содрогнулся с такой силой, что чуть не утратил равновесие на растрескавшемся тротуаре. Пожалуй, обдумывать случившееся было еще слишком рано, и он обнаружил, что фокусирует взгляд на ярко-оранжевых даже в тени облаков оштукатуренных стенах магазина «Все по девяносто девять центов» на углу перед собой. На столбе у ограды автостоянки под металлическими крышами висели два телефона-автомата.
«Аль, – нервно думал он, цитируя старуху, которая стонала в трубку телефона-автомата на Фэрфакс-авеню этим утром. – Где мы увидимся этой ночью?»
Аль. Альва. Томас Альва Эдисон. И в галлюцинации он…
Снова он уклонился от воспоминания о том, как был выброшен из собственного тела – но был уверен, что старуха пыталась говорить с призраком Эдисона. Она знала имя – прозвище! – призрака, которого нес с собою Кути. Люди, живущие в волшебных закоулках мира, думал Кути, должны воспринимать этот призрак, как воспаление под ногтем большого пальца.
Но теперь призрак ушел! Кути оставил его разорванным и обескровленным на лестнице в…
Он невольно выдохнул с такой силой, что задул бы все свечи на праздничном торте, если бы он оказался перед ним. (Раффл рассказал ему, что в этих районах в дни рождения детей часто развешивают на деревьях полые фигурки из бумаги, а потом колотят их палками, пока они не порвутся, и тогда дети начинают драться за маленькие, завернутые в целлофан карамельки, которые высыпаются наземь из разодранных бумажных животов.)
Но самым важным было то, что призрака не стало. Возможно, теперь телефоны станут слушаться Кути.
Он согнул пальцы правой руки и медленно опустил ее в карман джинсов за четвертаком. Кому же позвонить?
Пожалуй, в полицию.
Зубы Кути сделались холодными, и он понял, что улыбается. Он позвонит в полицию, и однорукий бродяга больше не будет гоняться за ним, особенно после того, как наткнется на…
После того как бродяга доберется до конца следа призрака.
А потом Кути поместят, наконец, в… какой-нибудь дом с душами, и ванными, и кроватями, и едой. Рано или поздно его возьмут в какую-нибудь семью. Он будет смотреть любые фильмы, какие только захочет.
Его зубы оставались холодными, но теперь он рыдал – к собственному ужасу и изумлению. «Я хочу свою родную семью, – думал он, – хочу в свой родной дом к своим настоящим родителям. Может быть, они не умерли (на тех залитых кровью креслах), конечно, они не умерли, они стояли в гостиной в парадной одежде (игнорируя меня таким страшным образом), и, вероятно, именно они арендовали рекламные щиты и объявили награду!»
Он должен был выяснить, он должен был немедленно кинуться куда-нибудь, и он побежал к телефонам, хотя при каждом шаге поскуливал от боли сквозь стиснутые зубы.
Сунув четвертак в щель, он набрал 911.
После двух гудков раздался спокойный женский голос:
– Служба девять-один-один. У вас действительно чрезвычайная ситуация?
– Я Кут Хуми Парганас, – поспешно сказал Кути. – Мои родители… их ограбили и избили, страшно избили, позапрошлой ночью, а по городу стоят рекламные щиты с моей фотографией и объявлением награды… – У Кути внезапно закружилась голова, и ему пришлось вцепиться в трубку, чтобы устоять на ногах. Его развернуло на здоровой ноге, и он устоял лишь потому, что ткнулся плечом в алюминиевую раму навеса телефона. Когда он восстановил равновесие, ему показалось, что сзади стоит кто-то, тоже желающий воспользоваться этим телефоном, но, обернувшись, никого не увидел рядом. – Награда, – повторил он, – за меня. Мама и папа живут на Лома-Виста-стрит в Беверли-Хиллз и…
Его перебил бодрый мужской голос.
– Парганас? – переспросил он.
– Да.
– Секундочку. Эй, – сказал мужчина куда-то в сторону от телефона, – это ребенок Парганасов! – И добавил громче: – Это Кут Хуми!
Трубку на другом конце линии с тяжелым ударом бросили на что-то твердое. Кути слышал фоновые звуки многоголосья людских разговоров и бряканье, как в кафетерии. Он услышал, как разбилось стекло, и еще чей-то голос пробормотал: «Твою ж мать…»
Потом кто-то, громыхнув, поднял трубку:
– Кут Хуми?
Это был голос его матери! Она была жива! Он снова зарыдал, но ему удалось четко выговорить:
– Мама, приезжай и забери меня.
Последовала относительная тишина, которую нарушало только бормотание и бряцание на другом конце линии, а потом его мать воскликнула: «Кетхумба!» (Она была пьяна? Неужели там, в диспетчерской 911 все пили?) Кути помнил, что имя Кетхумба было тибетским вариантом произношения имени махатмы, в честь которого родители назвали его. Она никогда не называла Кути этим именем.
– Гелугпа, – продолжала она, – монах в желтой шляпе! Приезжай и забери меня!
– Дай-ка мне телефон, – сказал кто-то на заднем плане.
– Господин, – донесся дрожащий голос отца Кути. – Мы будем снаружи! – Негромко, будто говоря в сторону от трубки, отец Кути спросил кого-то: – Где мы?
– Где надо, – отозвался басовитый голос.
– Папа, – закричал Кути. – Это я, Кути! Мне нужно, чтобы вы приехали и забрали меня! Я на… – Он высунул голову на ветер и попытался рассмотреть табличку с названием улицы. Но на серой улице ни в ту, ни в другую сторону не оказалось ни одной. – Все такие звонки отслеживаются, спроси диспетчера, откуда я звоню. Пусть они пошлют полицейскую машину, да поскорее.
– Не выходите наружу! – повысив голос, обратился его отец к кому-то в шумной комнате. – Полицейские машины! – И хрипло произнес в трубку:
– Кути?
– Да, папа! Вы там все пьяны? Послушай…
– Нет, это ты послушай, молодой человек. Ты разбил Данте – не перебивай меня, – ты разбил Данте и высвободил сияние, когда еще ничего не было готово… если уж тебе так нужно знать, это твой сын…
Снова раздался голос его матери:
– Кути! Верни господина!
Кути уже не всхлипывал, а рыдал. Все было до ужаса неправильным.
– Мама, здесь нет никого, кроме меня. Что с вами случилось? Я заблудился, и этот тип… меня ловят плохие парни…
– Чтобы собрать нас, необходим господин! – перебила его мать громким до нечленораздельности голосом. – Верни его!
– Его тут нет! – взвыл Кути; его ухо намокло от слез, отбрасываемых ветром, или от пота, и теперь еще и мерзло, потому что он отодвинул трубку на несколько дюймов от головы. – Это я звоню. Меня зовут Кут Хуми, помнишь меня? Я один!
– Ты убил нас! – заорала его мать. – Ты разбил Данте, не мог подождать, а потом… силы тьмы!.. нашли нас и убили! Я мертва, твой отец мертв, потому что ты не захотел слушаться! А теперь господин не позвонил! Ты плохой, Кути, ты пло-о-хо-ой.
– Она права, сынок, – вмешался отец Кути. – По твоей вине мы погибли, и Кетхумба где-то исчез. Немедленно иди сюда.
Кути не мог вообразить комнату, в которой находились его родители, – она походила на какой-то бар, – но внезапно с полной определенностью понял, как они были одеты. В те же самые официальные свадебные костюмы.
Там, на заднем плане, маленькая девочка начала декламировать стихотворение о том, что в некоторых садах клумбы бывают слишком мягкими… а потом хриплый женский голос произнес: «Да скажите же ему, чтобы надел Аля…»
Кути повесил трубку. Ветер на этой улице сделался заметно холоднее, и серое сияние небес упало непрозрачным дымом на ветровые стекла проезжающих мимо автомобилей.
Его четвертак загремел в окошечко возврата монеты. Очевидно, звонки в 911 были бесплатными.
А в десяти кварталах к востоку от Кути, прислонившись к обоям с бамбуковым узором в заполненном кухонным паром тайском ресторане, торговавшем навынос, Шерман Окс прижимал к уху трубку другого телефона-автомата.
На другом конце линии ответил мужской голос, повторил номер телефона, с которого звонил Окс, и спросил:
– Какая категория?
– Не знаю, – ответил Окс. – Наверное, без вести пропавшие. Я звоню насчет того ребенка, Кута Хуми Парганаса, о котором поместили объявления на рекламных щитах.
– Из видевших Кута Хуми, значит? – Окс услышал, как негромко защелкала компьютерная клавиатура. – Вы говорите по-английски, – отметил оператор.
Замечание не понравилось Оксу. Вероятно, он всегда говорил по-английски.
– Как и большинство.
– Насчет Кути звонят в основном незаконные иммигранты: «Tengo el nino, pero no estoy en el pais legalimente». Ребенок у меня, а вот грин-карты нет. Ищут соучастника для получения вознаграждения. Сейчас в гаражах Л.-А. заперто, наверное, с полсотни курчавых беспризорных детей. Среди них может быть даже тот, кто нужен, но его еще не вернули, иначе эта категория была бы закрыта. Но к делу. Он у вас или вы знаете, где он находится? У нас есть служба, проверяющая все обоснованные заявления, и представитель может быть в любой точке большого Лос-Анджелеса через десять минут.
– У меня есть встречное предложение, – сказал Окс. Он обвел взглядом других людей, находившихся в крошечном, залитом белым светом ресторане – все они вроде бы были поглощены упаковкой сумок и картонных коробок для доставки заказов, и даже навязчивые запахи кинзы и перца чили, казалось, объединились со стаккато голосов и шипением говядины и креветок на сковородках, чтобы обеспечить приватность телефонного разговора. – Вы знаете, что такое дымок? Сигара? Вкуси настоящей крепости?
– Это другая категория, но я могу обсудить и ее.
– Ну… я могу предложить, – Окс сделал паузу, чтобы отвлечься от яркой возбужденной обстановки ресторана, и перебрал в уме содержимое трех главных тайников, которые он устроил в разных концах темного города; он представлял себе пыльные коробки пустых на первый взгляд, но плотно запечатанных бутылок, бутылочек и старых флаконов из-под крэка – у него была даже редкая пара, пожилые супруги, по уговору вместе покончившие с жизнью, запертые в ячейках прозрачной пластмассовой посудины для контактных линз. – Я могу предоставить