(Ламповое стекло почернело от копоти. Если соскоблить это черное вещество, представляющее собой чистый углерод, его можно спрессовать в форме небольшой кнопки, и эту кнопку можно присоединить к металлическому диску. Можно в другой комнате сжать зубами инструмент, связанный с этой конструкцией, и через зубы и кости черепа услышать более ясные, более громкие звуки.)
Кути открыл дверь на себя левой рукой, потому что правая все так же стучала зажатым между пальцами четвертаком по натянутой коже ладони. Тап… тап… тап… тап-тап-тап… тап… тап… тап…
Исходящее давление вырвавшегося из бара теплого воздуха взъерошило его курчавые волосы – застоявшийся воздух, насыщенный запахами пива, и сигарного дыма, и пропотевших рубашек, и вибрирующий от записанного звука гитары мариачи, и пощелкивание и чуть слышный рокот бильярдных шаров, катающихся по лысому зеленому сукну. Попирая подошвами «рибоков» отражающийся в линолеуме желтый свет, он пробрался к ближайшему из двух пустых барных стульев. Бармен равнодушно взглянул на него сверху вниз поверх густых усов.
– У вас есть телефон? – спросил Кути, довольный тем, что его голос не дрожит. – Я хотел бы, чтобы кто-нибудь позвонил от моего имени.
Бармен лишь смотрел на него. Мужчины, сидевшие перед стойкой на высоких стульях, вероятно, тоже смотрели, но Кути боялся взглянуть кому-нибудь из них в лицо. «Они узнают меня по тем рекламным щитам, – думал он, – и сдадут. Но разве я сам не этого хочу?»
– Telefono, – сказал он и в отчаянной пантомиме поднял левую руку к подбородку, как будто хотел посвистеть в пустую бутылку от кока-колы, а правую приложил к щеке, подняв пальцы к уху. – Алло, – произнес он в пространство над левым кулаком. – Ал-ло-о!
Пальцы левой руки с зажатой монетой продолжали дергаться, и он запоздало понял, что ритм, который они отбивали о ладонь, был сигналом бедствия SOS азбукой Морзе; одновременно он заметил, что жестом имитировал использование одного из старинных телефонов с раздельными наушником и микрофоном, Лорела и Харди.
«SOS? – спросил он себя – и тут же внезапно и как бы со стороны подумал: – Что это, что не так?»
В следующий миг ему пришлось ухватиться за пухлое обтянутое клеенкой сиденье высокого табурета, чтобы удержаться на ногах.
Рот Кути открылся, и несколько долгих секунд из его горла вылетали нечленораздельные, но явно похожие на диалог пары кошек воющие и визгливые трели; в конце концов, когда его лоб уже пылал и покрылся потом от усилий, с которыми он сопротивлялся происходящему, а из носа вытекла сопля, доставшая аж до подбородка, он прекратил борьбу и позволил себе пассивно расслабиться.
– Конечно! – прорезался наконец его довольно четкий голос. – Ко-неч-но-о, – повторил он, растягивая слово и подчеркивая его. Он поднял голову к бармену. – Спасибо, парни, – сказал голос Кути, – но все это ерунда. Извините и не берите в голову. Простите, что потратил ваше время. Эй, по пиву всем за мой счет. – После паузы голос Кути продолжил: – Мальчик, положи немного денег на стойку.
Сообразив, что обращаются к нему – его же собственным ртом! – Кути поспешно сунул руку в карман джинсов и, не вынимая всей стопки банкнот, отделил и вытащил одну. Это оказалась пятерка; вероятно, этих денег хватило бы на изрядное количество пива, но следующий счет мог достигнуть и двадцатки. Он положил деньги на стойку и, наклонив голову, вытер подбородок о плечо.
– Боже мой, это же пятерка, мальчик, – сказал его рот. – Пари держу, что здесь у них найдется не так уж много орангутанов. И вообще, сынок, кто все эти парни? Мексиканцы? Скажи им по-мексикански, что это недоразумение, и мы уходим.
– Э-э-э… – протянул Кути, проверяя владеет ли он своим собственным голосом. – Lo siento, pero no yo soy aqui. Eso dinero es para cervezas. Salud. Yahora, adios[30].
– О, – вновь услышал он собственный голос, – и захвати-ка еще спички, ладно?
– Э-э, y para mi, fosforos, por favor. Mechas, да? Como para cigarros[31].
Через еще несколько затянувшихся секунд бармен протянул руку и подтолкнул к краю стойки книжечку картонных спичек.
Кути наклонился и взял их.
– Gracias[32].
После этого он почти физически почувствовал, как чья-то рука схватила его за шиворот и потащила от стойки к двери.
(Но даже с диском из прессованного угля, если полагаться только на ток, возникающий в проводе, достигается только четкость передачи, но не ее дальность, и получается только крохотная стационарная система. Чтобы исправить ситуацию, переменный ток в проводе должен служить просто сигналом к изменениям, которые будут отражены в крупном масштабе катушкой индуктивности. Тогда сигнал можно передать на какое угодно расстояние.)
– Трамвайная линия, – услышал Кути обращенные к себе собственные слова, как только открыл дверь и снова вышел в холодный вечер. Стоя на краю тротуара, он дождался, пока мимо пронесутся фары автомобилей, направлявшихся на восток, и, хромая, пересек полосу шоссе и остановился на двойных желтых линиях в середине улицы. Его голова наклонилась, рассматривая мостовую под ногами. Рот открылся снова и сказал: – Найди ближайшие трамвайные пути.
– Их нет, – хрипло ответил он, потому что забыл вдохнуть после невольно произнесенной фразы, и, набрав полную грудь воздуха, продолжил: – В Л.-А. уже много лет нет трамваев.
– Проклятие. Рельсы создают отличный зеркальный лабиринт.
Грузовики ревели в считаных дюймах от пальцев ноги Кути, и ослепительные фары на темном фоне домов заставили его почувствовать себя собакой, съежившейся на разделительной полосе автострады, и он подумал было о том, как поживает Фред.
Но его тут же заставили переключиться.
– Иди после следующего джаггернаута, – посоветовал его собственный голос, пока он всматривался в идущий на запад поток машин. – Они всегда такие громкие?
– Да уж, – ответил Кути, когда уже, припадая на ногу и подпрыгивая, бежал через многорядную полосу, пропустив мимо фуру, сотрясавшую землю своим ревом.
Оказавшись наконец на северном тротуаре, Кути заковылял на восток, повернувшись спиной к тускнеющей полосе красного зарева между западными холмами и тучами. Конечно, теперь он точно знал, что вовсе не потерял призрака Эдисона, и подозревал, что понял это еще тогда, когда два часа тому назад против воли спрятался от медленно проезжавшей патрульной машины, но теперь призрак старика не выпихивал Кути из тела, и поэтому мальчик не испытывал душевной тошноты, которая так страшно потрясла его около Музыкального центра.
Если честно, он был даже рад, что старик остался с ним.
– Попробуем по-другому, – грубо произнес его голос. – Петарды у тебя с собой?
Лицо Кути похолодело. Петарды оказались нужны? Конечно же, он потерял их вместе со всем остальным, что было в рюкзаке или в карманах его теплой рубашки – но тут он хлопнул по заднему карману своих джинсов и почувствовал плоский квадратный пакет.
– Да, сэр!
– Хороший мальчик. Вытаскивай их, и мы собьем погоню со следа.
Кути достал пакет и начал разворачивать тонкую вощеную бумагу. Пиротехника была запрещена, и потому он озирался украдкой, но мастерская по ремонту телевизоров, перед которой они остановились, была закрыта, и ни на одной из мерцающих автомобильных крыш, мчавшихся мимо по улице, не было видно включенной или погашенной полицейской мигалки.
– А зачем орангутану ходить в бар? – рассеянно спросил он.
– Это вроде загадки. Знаешь, почему скелет не пошел на танцы?
Кути понял, что его рот улыбается:
– Нет, сэр.
– Потому что у него не было тела, чтобы показаться на люди. Ха-ха-ха, совсем не смешно. Сколько сейчас стоит пиво? – Руки Кути содрали бумагу, и теперь его пальцы осторожно отделяли запалы шутих. Кути не мог поверить, что делал это сам.
– Не знаю. Доллар, наверное.
– Ничего себе! Я лучше сам варить буду. А про орангутана – это, знаешь ли, анекдот. Орангутан входит в бар, заказывает пиво и дает бармену пятидолларовую банкноту. Бармен тут же сообразил, что орангутаны, наверное, в деньгах не разбираются, и дал обезьяне всего никель сдачи. Тот сидит, пьет пиво, вроде как недоволен, а бармен протирает стаканы и через некоторое время вроде как завязывает разговор: «Знаете, у нас тут редко бывают орангутаны». А орангутан отвечает: «Ничего удивительного. Кто захочет пить пиво по четыре девяносто пять».
Кути лишь коротко хохотнул, потому что никак не мог отдышаться, но попытался сделать так, чтобы смех прозвучал искренне.
– Эй, да ты шуток не любишь, – сварливо заявил призрак Эдисона ртом и горлом Кути. – Ты, может быть, думаешь, что платить четыре девяносто пять за пиво – забавная необходимость. Или за что-нибудь другое, на твой выбор. Возможно, тебе показалось забавным, что кто-то пытался целый час сказать тебе, что нужно делать, но твои разумные вроде бы клешни не способны понять никакого текста азбукой Морзе, кроме простого SOS! Собираясь жениться, я оба раза выстукивал предложение азбукой Морзе на руке девушки, чтобы не привлекать ненужного постороннего внимания. И что из этого вышло бы, если леди решили, что я всего лишь проверяю их рефлексы? Будь я проклят – я выучил азбуку Морзе, когда мне было пятнадцать лет! Сколько тебе лет?
Кути удалось выговорить:
– Одиннадцать. – А потом, выждав мгновение и убедившись, что горло все еще повинуется ему, дерзко продолжил: – А вам сколько?
И от того, что на него незаслуженно накричали – вдобавок к сильнейшей усталости и всему остальному, – Кути, к собственному стыду, расплакался.
– Не твое дело, сынок. – Эдисон фыркнул носом Кути. – Но за год до того, как мне сравнялось семьдесят, я поспорил с Генри Фордом, что смогу сбить глобус с люстры в нью-йоркском отеле, – и тебе расскажу об этом даром. Хватит плакать! Люстра на потолке! Сбил, конечно. А ты видел, как я врезал тому парню? Так… что, черт возьми, мы здесь имеем?.. – Руки Кути встряхнули горку петард.