«Да уж, не золотых рыбок, – подумал Стрюб. – Что ж, подыграю».
– Это ваше право – и это пойдет им на пользу, – сказал он умиротворяющим тоном. – Две недели каждый месяц они жили бы с вами, в нормальной, благотворной обстановке, вне сферы влияния этой женщины.
Он позволил своему взгляду переместиться туда, где в пятне косо падавшего солнечного света на столе лежали листы факса. В большинстве своем нюхательный табак «Гуди» заказывали магазины, но пара адресов, похоже, были личными. Он заметил один на Сивик-Сентер-драйв в Санта-Ане и поставил галочку около него. Санта-Ана находилась всего в часе езды, в округе Ориндж – и ничего не мешало Ники Брэдшоу укрыться там. Стрюб напомнил себе, что нужно будет выявить все вероятные адреса и своими глазами увидеть Брэдшоу по одному из них; если он просто пошлет полдюжины вероятных адресов, то не получит признания как человек, отыскавший Жуть.
И еще один – в Лонг-Бич. Ну почему столько народу желает, чтобы этот дурацкий нюхательный табак присылали им прямо на дом?
– «Эта женщина» – моя жена, – возмутился клиент.
– Была некоторое время, – рассеянно поправил Стрюб. Вот еще один адрес – в Саутгейте. Неужели кто-то из обитателей Саутгейта может позволить себе такую роскошь, как шотландский нюхательный табак? – Вы не забыли, что пришли ко мне из-за развода?
– Только потому, что она подала! Я не хотел развода! Но чтобы девочки неделю оставались со мною, а потом неделю с ней – это немыслимо!
Стрюб снова поднял голову.
– Ну, вам половину времени не придется платить алименты. Кроме того, положение дел продлится не слишком долго. Ваши девочки вскоре возненавидят такую жизнь, это вымотает Деби, и тогда вы сможете потребовать единоличной опеки.
«Черт бы с ними, с твоими девчонками, – думал он, – но это затянет слушания, а мне платят повременно».
Эта мысль вдруг больно уязвила его, и он вспомнил вчерашнюю загадку об адвокате и сперматозоиде. И понял, что скрючился над столом, как какая-то многоножка.
Он расправил облаченные в пиджак от «Армани» накачанные на тренажере плечи и откинулся назад, вздернув подбородок.
И спинка его роскошного кресла от «Макки» испустила резкий пронзительный звук, как будто его хозяин громко и продолжительно пукнул. Пораженный клиент чуть не вскрикнул.
Стрюб почувствовал, что его лицо вспыхнуло, но, сидя все так же прямо, сказал:
– На сегодня – все.
– Но как же с разделом имущества…
– На сегодня – все, – повторил Стрюб. Завтра этот папаша, конечно, потребует заменить адвоката.
Один шанс из двух миллионов на то, чтобы стать человеком. Он мог бы работать со студиями, прославиться делами для знаменитостей. «В бассейне с кинозвездами», как в той песне. Он мог бы начать как представитель Брэдшоу.
Клиент встал.
– И в котором?..
– Мисс Мередит сообщит вам время. «Я имел с ним дело в семьдесят четвертом и семьдесят пятом годах, через десять с лишним лет после того, как он расстался с шоу-бизнесом, – думал Стрюб. – У меня куда больше шансов опознать его, чем у любого из его старой голливудской шоблы».
Он сохранял свою величественную позу, пока клиент не покинул кабинет. И лишь после этого позволил себе резко обмякнуть. Сегодня он сможет проверить адрес в Санта-Ане.
И, возможно, даже в Лонг-Бич.
Лоретта Деларава снова расплакалась, а в таких случаях ей всегда требовался сэндвич с ветчиной и сыром. Она сидела у окна в «Променад-кафе»; сквозь стекло она видела за голубой гладью Пасифик-террас-харбор низкий горизонт Лонг-Бич с забитой суденышками гаванью Даунтаун-Лонг-Бич, похожей на приделанный к ножке ковер с бахромой, усыпанной конфетти.
Она предпочитала есть в служебном кафетерии на палубе «C», на корме, четырьмя палубами ниже, но теперь не могла заставить себя пойти туда.
Когда «Куин Мэри» была океанским судном, служебное помещение на палубе «C» было баром для команды, именовавшимся в обиходе «Свиньей и свистком», и ей нравилась воздушная яркость современного кафетерия, где молодые джентльмены и дамы в униформе гидов, весело болтая между собой, несли подносы к белым столам, а вот неприятных туристов не было. Но, отправившись туда вчера, а перед этим – позавчера, Деларава оказалась в низком темном зале, с мишенями на стенах и с длинными деревянными столами и скамейками, забитыми мужчинами, часть из которых была в передниках, а часть в строгих пиджаках с черными галстуками. Мужчины, сидевшие за ближайшим столом, изумленно уставились на нее поверх пинтовых кружек темного пива. Она не могла ничего расслышать сквозь пульсирующий гул и вибрацию, которые, казалось, проходили сквозь пол, и поняла, что это был шум винтов судна, от которых ее отделяли три палубы.
Это был старый «Свинья и свисток», который она видела-таки, как в… шестидесятые? Или, черт возьми, в тридцатые?
И вчера поздно вечером она вышла из каюты и направилась по не застеленным ковром ступенькам вниз, на палубу «D», остановилась около закрытой носовой кухни для команды и посмотрела в сторону кормы вдоль длинного, тускло освещенного служебного коридора, который в былые времена носил (среди команды и обслуги) имя «Дорога на Бирму» и, как говорили, тянулся до старой кладовой белья и спальных принадлежностей и тяжелых машин, приводивших в движение кормовые лифты. И в этом полумраке она услышала издалека одинокое побрякивание и рокот, а когда набралась решимости и все же прошла немного по широкому коридору с красным полом и стенами, выкрашенными до пояса зеленым, а выше бежевым, почти перебегая от одной голой лампочки, висящей среди труб и вентилей над головой, к следующей, она видела крошечные фигурки, мелькавшие на одном из дальних островков желтого света, детей в красной форменной одежде с фуражками на головах – она всмотрелась в них, выглянув из-за края массивной стальной раздвижной двери, и в конце концов поняла, что это были призраки посыльных на роликовых коньках, все еще раскатывающие по старой Дороге на Бирму, выполняя давно просроченные поручения.
Она поспешно ушла и поднялась по лестнице в свою каюту на палубе «B» и заперла дверь и много часов дрожала на кровати под наглухо закрытым иллюминатором, прежде чем сумела заснуть.
Сэндвич оказался очень вкусным, с кружками помидора и базиликом между ломтиками ветчины и сыра, и она заставила себя откусить еще кусок.
Человек, сидевший за столом напротив нее, помахивал карандашом над белыми картонками с раскадровками.
– Лоретта, вы не заболели?
– Я в полном порядке, Джин, – пробормотала она с набитым ртом и неопределенно махнула свободной рукой. – Устала. Послушайте, у нас уже есть хороший метраж, отснятый на нижних палубах – каюты команды, носовая часть, где во время войны размещали солдат, – знаете ли, все это послужит замечательным контрастом. Всему гламуру верхних палуб.
– М-м-м… – протянул он и нервозно отхлебнул «Курз», – полагаю, что вы сможете сбалансировать части уже при монтаже программы для телепоказа, но с «Диснеем» мы договорились только на тур по машинному отделению, бассейну, каютам и салонам. Там, в катакомбах, может не быть доступных источников электропитания, и бог знает, какие там порядки. Скорее всего они скажут, что сейчас уже поздно корректировать планы. Если предупредить их всего за два дня, то в субботу материал готов не будет.
– Ну, по крайней мере, ничего не помешает нам сделать статику. Фотограф, я и мой помощник с портативной стереоустановкой – это не должно помешать персоналу.
– Лоретта, для фотографирования музыка не нужна. И как вы собираетесь использовать фотоснимки?
Деларава взглянула мимо него, увидела, что возле кассы стоит Эйрс, и махнула ему.
– Джин, мне нужно поговорить с этим парнем. Делайте, что сочтете необходимым, ладно?
Собеседник собрал со стола раскадровки и встал.
– Хорошо. Если пиарщик у себя, я поговорю с ним по дороге. А потом позвоню вам и сообщу, что он скажет. Завтра я весь день буду в студии, а в субботу приеду сюда с самого утра и проверю, чтобы запланированные для съемки места были перекрыты для туристов. Я все же не понимаю, почему мы должны снимать прямо на Хеллоуин. В будний день народу здесь было бы меньше.
– Джин, вы, похоже, решили оспаривать мои решения? А вы помните, что все вы, господа, работаете на меня.
Джин ушел, а Эйрс подошел, пожимая плечами, когда они разминулись друг с другом, и Деларава снова заплакала; ей хотелось почесать кожу под волосами, но она не решалась, потому что утром надела под волосы три резиновых кольца. Она почувствовала, что это необходимо, из-за приснившегося сна, проснувшись от которого она обнаружила, что стоит, скрючившись, на коленях перед унитазом в туалете своей каюты и что-то шепчет воде на донышке.
Эйрс опустился на стул и быстро допил пиво, остававшееся в стакане.
– Ваш приятель Джоуи Вебб – сумасшедший, – сказал он. – Он все время торчит на пляже с металлоискателем и банкой апельсинового повидла, напевая песню Эда Салливана из «Пташка, пока».
– Эда Салливана? Идиот. Он должен искать вовсе не Эда Салливана.
– Можно мне то же самое? – обратился Эйрс к проходившей мимо официантке. И, понизив голос, сказал Делараве: – Я узнал кое-что о Парганасах.
– Ну и?..
– Они тоже были сумасшедшими. В 1929 году родился один тип, которого звали Джидду К. Парганас. Родители объявили его джагад гуру, а это вроде бы нечто вроде мессии, так? Учитель всего мира. Теософские штучки. Считается, что таким был парень, в честь которого ему дали имя – Джидду Кришнамурти, – который завязал со своей работой в двадцать восьмом году. Он сказал, что устал от мира духов, от того, что все время видит призраков, толпящихся на пляжах. Ничего себе, да? Но наш Джидду, родившийся через год после этого, не слишком преуспел. Когда ему было двадцать лет, его арестовали за кражу из старого дома Генри Форда, который умер двумя годами ранее. Душеприказчики Форда замолчали эту историю, но, очевидно, Джидду удалось