– Его хозяин мертв. – Салливан прислонился к другой стене и стал медленно опускаться, пока не уселся на пол. – Он везде расхаживает, ведет переговоры, находится в своем настоящем теле, и он не… понимаете, он не деградировал умственно – он не призрак, у него в голове его истинное «я». Я думаю, что он умер уже давно и поэтому должен понимать это и предпринимать меры, чтобы удержаться в этой…
– …юдоли слез.
– Можно принять как технический термин, – согласился Салливан. – Это место должно быть мощнейшим источником психостатического поля. Я уверен, что он хорошо осведомлен о своем положении, потому что он превратил свое владение в лоскутное одеяло в буквальном смысле этого слова, перепутав тут все и вся. Похоже, что все первоначальные двери и окна были перестроены, и нетрудно заметить, что проводка здесь проложена просто-таки по рисункам Руба Голдберга. Я жду не дождусь, когда можно будет что-нибудь подключить.
– Проточная вода тоже может выдать.
– И здесь он тоже все запутал. Я сегодня днем заметил, что к унитазу подведена горячая вода. В бачке, пожалуй, можно варить кофе
– И греть булочки по утрам, – добавила она.
Она улыбнулась очень скупо, но и это смягчило напряженное положение небольшого подбородка, а в темных тревожных глазах появилась теплота.
– Горячие булочки с корицей, – невпопад добавил Салливан. – Кстати о булочках. Не хотите заказать пиццу или что-нибудь другое?
– У вас вроде бы нет телефона, – сказала она, кивнув на пустую розетку над плинтусом одной стены. – И сдается мне, что нам не стоит еще раз покидать это… этот бастион нынче ночью. У вас в машине найдется что-нибудь съестное?
– На сэндвич-другой, – ответил Салливан. – Консервированный суп. Пакетик «M&M».
– Я скучала по калифорнийской кухне, – сказала она.
– Как я понимаю, вы были в отъезде, – осторожно сказал он.
– Самое последнее время – в Оклахоме. Поздно ночью во вторник я села на автобус «Грейхаунда». Пересекла пустыню Мохаве. Вы когда-нибудь обращали внимание на то, что в глубине пустыни много ранчо?
– Интересно, что там выращивают.
– Вероятно, камни. – Она прислонилась к стене напротив него. – «О, смотрите, похоже, эта скала захворала!» А холодными ночами они укладывают гравий в инкубаторы. И: «Проклятие! Ночью лиса утащила самые упитанные наши валуны!»
– «Ранние заморозки погубят нежные кварцевые выходы», – подхватил Салливан.
Она по-настоящему засмеялась – два слога контральто.
– Не подумайте лишнего, – сказала она, – но ваш мертвец включил здесь отопление на полную мощность, а регулятора я нигде не вижу. – Она расстегнула «молнию» комбинезона и спустила его с плеч, продемонстрировав жеваную фуфайку «Грейсленд», когда же она спустила комбинезон до колен и села, чтобы освободить ноги, он увидел, что на ней линялые джинсы.
Она начала развязывать шнурки кроссовок, и Салливан заставил себя отвести взгляд от длинных ног, обтянутых бледно-голубой тканью.
– Надеюсь, вы доверяете не всем, – сказал он.
Она тут же вынула из правой кроссовки кожаный цилиндрик с белым пластмассовым носиком. К донышку была прикреплена цепочка с кольцом, как у брелока. Элизелд надела кольцо на большой палец и, раскрыв ладонь, показала ему баллончик.
– Слезоточивый газ, – сказала она и снова улыбнулась, но уже гораздо холоднее. – На тот случай, если суп окажется слишком пресным. Я не доверяю никому… слишком уж сильно.
Салливан не стал изображать обиду.
– Хорошо. – Он вытянул ноги перед собой и сунул палец в петлю на уголке поясной сумки, которая висела на его левом бедре, а потом, не понимая толком, ведет он себя честно или только рисуется, дернул за петлю – «молния» с треском открылась, и из холщовой сумки появилась рукоять пистолета, прихваченная липучками.
На лице Элизелд не проявилось никаких эмоций; она лишь отозвалась эхом:
– Хорошо.
Она разулась, сняла носки, высвободилась из комбинезона и отшвырнула его в сторону.
Потом вытянула ноги и пошевелила пальцами в воздухе.
– Но, – продолжил Салливан. Он расстегнул пряжку, снял с себя ремень и толкнул его вместе с сумкой к двери. – Я решил доверять вам.
Она две-три затянувшиеся секунды смотрела на него без всякого выражения, а потом отбросила в сторону баллончик в кожаном футляре. Он стукнулся об пол в добрых шести футах, и Элизелд сказала мягким тоном:
– Что ж, в таком случае мы партнеры, да? Пожмем друг другу руки?
Он встал на четвереньки и так и подошел к ней. Они обменялись рукопожатием, и он отполз обратно к своей стене и на прежнее место.
– Партнеры, – сказал он.
– Что вы знаете о призраках?
«Переходим к делу», – подумал он.
– Люди едят их, – начал он наугад. – Их можно извлекать из стен, или кроватей, или пустого воздуха, делать заметными, воспроизводя музыку того времени и выставляя приманки вроде, например, киноафиш; когда они из-за этого приходят в возбуждение, то начинают притягивать к себе стрелки магнитных компасов, и окружающий воздух делается холоднее, потому что они забирают из него энергию. Им нравятся сладости и спиртное, хотя они не могут переварить ни того ни другого, а если пробуждаются и блуждают на свободе, то едят главным образом такие вещи, как битое стекло, сухие прутья и камни. Они…
– Выращенные на ранчо в Мохаве.
– Янтарные россыпи камней, – согласился он. – Пока новые, они похожи на слабенькие облачка дыма – или если их никто не тревожит. Непробужденные, безмятежные. Принято говорить, что их едят, но на самом деле их вдыхают. Но если они пробуждаются и скитаются по миру, то начинают аккумулировать материальную субстанцию, накапливают физическую массу, подбирая землю, и листья, и собачье дерьмо, и что там у вас…
– Что там у вас, – поправила она очень вежливым тоном, но передернув при этом плечами. – Я настаиваю.
– …и превращаются в плотные человекоподобные тела. Они находят старую одежду, они владеют речью достаточно хорошо, чтобы выклянчить мелочь на спиртное. У них не бывает новых мыслей, и они склонны говорить и говорить о старых обидах. Много уличных сумасшедших, которых вы видели – возможно, большинство из них, – как раз и являются такими вот материализовавшимися призраками. Когда они переходят в это состояние, то становятся несъедобными. Я работал на женщину, которая оставалась молодой благодаря тому, что находила и поедала призраков, сохранявшихся в эфемерном состоянии в старых библиотеках, отелях и ресторанах. Она живет на воде, на борту «Куин Мэри»…
– Я совсем недавно услышала о ней! И она утопила своего мужа в море.
Салливан снова на четвереньках добрался до Элизелд и взял с пола начатую банку с пивом.
– Никогда не слышал о том, что она была замужем. Вы позволите?
Элизелд слегка приподняла одну бровь.
– Пожалуйста, партнер. Мне было нужно всего лишь немного промыть горло от пыли.
Салливан сделал большой глоток холодного пива. Потом он сел рядом с Элизелд и поставил банку на полу между ними.
– Что вы знаете о сеансах? – чуть слышно спросил он. – Там вызываются определенные призраки?
Она сначала подняла банку, допила пиво и лишь потом ответила:
– Я знаю, что индейка может очень больно ударить крылом – поэтому их следует плотно завязывать в крепкий мешок. Прошу прощения. Когда имеешь дело с призраками, разумно бывает сначала принять меры по их сдерживанию и лишь потом призывать их. Они действительно являются на призыв – иногда. Сеансы – опасное дело; иногда кто-то из них является в действительности. – Она широко зевнула и снова передернула плечами, а потом посмотрела на две белые руки, прислоненные к двери. Салливан подумал о призраках, которых они видели на автостоянке несколько минут назад, и предположил, что ей в голову пришла та же самая мысль.
– Я не голодна, – сказала она, понизив голос.
Он знал, о чем она подумала: давайте не будем открывать дверь.
– Я тоже, – ответил он.
– Вы можете положить вместо подушки свою куртку, а я сверну комбинезон. Давайте поспим и продолжим этот разговор, когда встанет солнце, а? Можно даже… не выключать света.
– Хорошо. – Он встал, снял куртку, свернул ее, но положил на пол всего в нескольких футах от Элизелд, и вытянулся вдоль стены.
Она наклонилась в сторону окна, чтобы поднять сброшенный комбинезон, а потом несколько секунд выразительно смотрела на Салливана. Пистолет и баллончик с газом лежали посреди комнаты, как острова.
В конце концов она вздохнула и, неопределенно нахмурившись, легла неподалеку от Салливана, поставив на полу между ними пустую банку из-под пива.
– Вы прочитали интервью до конца? – спросила она, медленно опустив голову на неплотно свернутый комбинезон, и добавила, отвернувшись от Салливана к стене: – Интервью со мною в «Л.-А. уикли».
Салливан запомнил ту фразу: «Я настроена против всего порядка вещей, в котором воспитывалась, – я не католичка, я не пью, и я, кажется, не имею особого влечения к мужчинам».
И еще он вспомнил Джуди Нординг, и Сьюки, и свой сонет, который был столь патетически продекламирован с высоты мусорного бака. «Пожалуй, я настроен так же», – подумал он и вполголоса ответил:
– Да.
Когда же он закрыл глаза и уже начал погружаться в сон, ему пришла в голову еще одна мысль: однако вы, доктор, только что отхлебнули несколько глотков пива.
Книга третьяСмотри, чтобы твою кожу на ботинки не пустили!
Я не делаю заявлений о том, что наши личности переходят в другое измерение или другую сферу. Я ничего не заявляю, потому что мне ничего не известно об этом, да и никому не известно. Однако я заявляю, что можно построить аппарат настолько чувствительный, что, ежели в другом измерении или другой сфере есть личности, желающие связаться с нами, пребывающими в нашем измерении или сфере, этот аппарат хотя бы предоставит им возможность выразить свое сообщение получше, чем качающиеся столы, постукивания, доски Уиджи, медиумы и другие примитивные методы, которые ныне считаются единственно доступными способами коммуникации.