Таким образом, я приготовилась к тому, что меня бросят. Не готова я была к появлению Магнуса. Нет, я бы живо среагировала, если бы он попытался отравить меня каким-нибудь контактным ядом или подослал механического злыдня перегрызть канат, когда я на него влезу. Но Магнус сделал то, чего я никак не ожидала.
Когда мы стояли с Аадхьей, Лю и Хлоей, ожидая начала эстафеты, возникла толкотня – компания рослых парней-выпускников, распихивая всех, прошла поперек очереди и отрезала нас с Хлоей от остальных. Тут и другие принялись сердито толкаться, пытаясь вернуться на прежние места или надеясь в суматохе продвинуться вперед, и нас в итоге вообще вытолкнули прочь – между нами и Лю с Аадхьей оказалась целая толпа. Мы стояли в очереди уже двадцать минут, и после инцидента она заметно выросла. Если бы Аадхья и Лю бросили очередь и вернулись к нам, мы все даром потеряли бы время. А если бы мы с Хлоей попробовали втиснуться на исходные места, не обошлось бы без скандала.
– Хлоя! – крикнул Магнус из ближайшей очереди – там намечалось перетягивание каната. – Жаклин и Сунь постоят за вас, а вы идите сюда!
Аадхья показала нам оттопыренный большой палец поверх моря голов. Хлоя схватила меня за руку и потащила туда, где стояли Магнус и Жермен. Двое стоявших за ними старшеклассников, не споря, поплелись прочь.
Добрая воля Магнуса так меня изумила, что я безропотно взялась за толстый канат и только потом сообразила, что все это подстроили: Сунь был одним из тех парней, которые создали толкотню в очереди, да и остальные в той компании подпевали нью-йоркскому анклаву. Я вытянула шею и посмотрела на соседнюю очередь; Аадхье и Лю осталось простоять минут пять до начала эстафеты, и это означало, что, когда перетягивание каната закончится, нам с Хлоей придется дожидаться их, изображая мишени. Аадхье и Лю было гораздо логичней держаться с Жаклин и Сунем, а нам – заняться чем-нибудь еще… с Магнусом, который, очевидно, не возражал против моего общества. Ну или, точнее, хотел отделить меня от Аадхьи и Лю и прочно внедрить в нью-йоркскую тусовку.
– Магнус, тебе никто никогда не говорил, что ты просто мокрая тряпка? – спросила я, когда состязание закончилось.
Наша сторона победила; я тянула, вложив в процесс всю ярость. Магнус замер с открытым ртом в самом начале духоподъемной речи, с которой собирался обратиться к своей команде. Так что, видимо, нет, ему никто никогда этого не говорил, пусть даже сходство, с моей точки зрения, было разительным – нечто холодное, бесполезное, липкое.
– Прости, Расмуссен, я не собираюсь весь день общаться с этим придурком, – сказала я и зашагала туда, где соревновались в беге с яйцом. Это соревнование всегда было популярно, хотя трудно вообразить себе нечто более глупое; но даже если ложка окажется мимиком, а из яйца на полпути вылупится какая-нибудь дрянь, особого вреда она не принесет.
Хлоя нагнала меня несколько мгновений спустя; выражение лица у нее было затравленное, и я тут же взбесилась, потому что такое же лицо делалось у мамы, когда она пыталась водворить мир между мной и каким-нибудь недовольным обитателем коммуны. По крайней мере, Хлоя не внушала мне, что я должна посмотреть на вещи с точки зрения Магнуса, обменяться с ним мнениями, ну и так далее.
Хлоя по-прежнему пыталась подобрать слова – не понимаю, отчего американцы не могут в сложных ситуациях просто поговорить о погоде, как нормальные люди, – когда Мистофелис вдруг высунулся из переноски у нее на груди и издал тревожный писк. Тут я заметила, что восемь ребят из шанхайского анклава как бы ненароком вышли из очередей, в которых стояли, и окружили нас. И один из них бормотал заклинание – несомненно, очень неприятное.
Хлоя бросила испуганный взгляд на Аадхью и Лю – увлеченные эстафетой, они даже не смотрели в нашу сторону – а потом огляделась в поисках ньюйоркцев. Но Ориона нигде не было видно (подозреваю, он охотился на злыдней на лестнице и в коридоре), а Магнус Великолепный, разумеется, жаловался в дальнем углу своей свите на то, что я отвергла его великодушный жест.
– Вонючая мокрая тряпка, – произнесла я, стараясь вызвать в себе спасительный гнев.
Дело было не в численном превосходстве – я могла справиться и с тысячью; к сожалению, справиться означало жестоко убить. И я понятия не имела, что еще можно сделать с шанхайцами. Допустим, я знала первоклассное заклинание, позволяющее овладеть сознанием группы людей, но, к сожалению, ограничиться определенным числом оно не позволяло: накладывать его было нужно в изолированном пространстве, обведенном, например, стенами, и оно действовало на всех, кто находился внутри периметра. В данном случае оно охватило бы спортзал целиком. Кроме того, я не поручилась бы за последствия.
Я могла просто подождать, когда противник произнесет заклинание, а потом перехватить его и метнуть обратно. Затрудняюсь объяснить вам, как это работает – к тому же в большинстве случаев переброс бесполезен; учебник для младшего класса предупреждает, что гораздо лучше произнести заклинание защиты или успеть атаковать первым. Но я прекрасно умею отражать брошенные в меня заклинания, если они достаточно разрушительны – и, скорее всего, в данном случае сложностей не возникло бы.
И тогда я буду иметь удовольствие полюбоваться вблизи, как с противника сойдет кожа, или изо рта вылезут внутренности, или мозги вытекут через уши, ну или что там он задумал, и все это будет чистейшая самооборона. Никто меня не осудит. Во всяком случае, в лицо.
Я тщетно пыталась пробудить в себе ярость. Как правило, мне без особых проблем удается дойти до мыслей о крайней жестокости и даже убийстве, когда я в гневе, – а разозлиться на члена анклава я способна за долю секунды. Но злиться на шанхайцев, во всяком случае праведным гневом, я не могла, поскольку отлично понимала, что они совершают большую глупость. Смертный бой с волшебником, который может убить сто человек движением пальца, не назовешь разумным поступком. Будь я настолько опасна, чтобы меня следовало прикончить, умные, ценящие свою жизнь члены анклава не полезли бы на рожон. Они вели бы себя тише воды ниже травы, выбрались бы из школы живыми и невредимыми – как всегда, – а затем, вернувшись домой, рассказали обо мне родителям. Мы все тут еще сопляки; у шанхайцев было полное право предоставить старшим разбираться со мной.
Но вместо этого они поставили на кон свою драгоценную жизнь – несомненно, они предвидели, что я убью как минимум одного из них, и тем не менее, насколько я могла судить, даже не заслонились прихлебателями. Стоявший впереди парень, готовый произнести заклинание, точно был членом анклава; мы с ним пересекались на занятиях по иностранному языку, я помнила это лицо – круглое, с жидкими усиками, которые он мужественно пытался отрастить два года. Языки мы изучали разные, и я понятия не имела, как его зовут. Но, возможно, с ним была знакома Лю – ее родители подрабатывали в шанхайском анклаве. Они, наверное, общались с семьей этого парня…
И девчонку, которая его прикрывала, я тоже знала – Ван Юянь знали все, кто специализировался по заклинаниям, потому что она учила двенадцать языков. Никому это в норме не нужно. Или ее переполняли амбиции, или она просто обожала иностранные языки, ну или была изощренной мазохисткой, даже не знаю. Мы с Юянь ни разу не разговаривали. Но в среднем классе мы вместе занимались санскритом, и однажды у меня оказался словарь, который был ей нужен – когда пытаешься понять значение сложного слова, порой приходится отслеживать его по трем-четырем словарям, пока наконец не наткнешься на язык, которым владеешь хорошо. И Юянь очень вежливо попросила меня отыскать для нее нужное слово и пообещала помощь взамен.
По-вашему, возможно, это пустяки, но вот вам для сравнения: в младшем классе один тип из сиднейского анклава сунул нос в очень хороший англо-французский словарь, который я взяла в библиотеке, и сказал: «Ну-ка дай сюда». Я послала его подальше, и после урока двое сиднейцев подставили мне подножку в дверях, а третий схватил мой рюкзак и понесся по коридору, вытряхивая содержимое и крича: «Подарки, подарки!» – и все смеялись и расхватывали мои вещи. Я поднялась, с окровавленной губой и синяком на лбу. Сиднеец со своими приятелями стоял прямо передо мной, и все они ухмылялись, но тут я посмотрела ему в лицо. Алая пелена гнева заволокла мои глаза, и я представила все, что могла бы сделать с обидчиком, и он перестал ухмыляться и сбежал. С тех пор он решительно меня игнорировал. Быть потенциальной темной колдуньей – значит иметь свои преимущества.
Но сам по себе он бы от меня не отстал. Так, по большей части ведут себя члены анклавов. Например, Магнус, из-за которого мы с Хлоей оказались без защиты – более того, из-за которого шанхайцы решили меня убить! Они хорошо представляли, какую мощь обретет нью-йоркский анклав, если я в него войду.
Возможно, большинство нападающих были похожи на Магнуса, но точно не Юянь. Уж это-то я про нее знала – и знала, какие именно чары она собирается наложить, потому что до меня доходили слухи о потрясающем заклинании, которое досталось ей на семинаре по иностранным языкам. Оно позволяет поддержать собрата-мага: какое заклинание ни наложил бы прыщавый тип с усиками, Юянь бы его удвоила. А значит, если я швырну заклинание назад, она тоже попадет под удар. Возможно, Юянь заслужила смерть, но я не хотела так с ней поступать, да и со всеми этими ребятами, которые хотели убить нас лишь по той причине, что я пугала их до чертиков.
Если я дам сдачи, они убедятся, что были правы.
Но еще меньше мне хотелось, чтобы они убили нас с Хлоей, поэтому я, собравшись с духом, приготовилась отразить заклинание. Но тут Хлоя достала из кармана крошечный пластмассовый распылитель, полный блестящей синей жидкости, и попрыскала вокруг. По ту сторону светящейся завесы все стали двигаться медленней, как будто завязли по колено в грязи – это значило, конечно, что Хлоя придала ускорение нам. Тем проще.
– Его хватит, чтобы смыться? – спросила я, но Хлоя покачала головой и показала мне флакончик: он был размером с гусеницу, и на дне оставались считаные капли.