Говоря «нас», я имею в виду их. Со мной-то все было в порядке. Более того, мне казалось, что я очнулась от долгого сна и как следует размялась на свежем воздухе; после энергичной зарядки я с интересом предвкушала сытный обед. Сидеть часами в классе в окружении неопытных и робких младшеклассников, которые ожидают нападения злыдня, – кошмар. Призвать реку лавы, чтобы в мгновение ока пресечь двадцать семь тщательно спланированных атак – да пустяки.
– По-моему, неплохо, – ободряюще произнес Орион, вприпрыжку подходя к нам.
В руке он держал изувеченную тушку чего-то шипастого – он умудрился разыскать одного настоящего злыдня среди поддельных. Как правило, любое слово из уст Ориона автоматически вызывает бурю лести, но наша компания провела с ним достаточно времени, чтобы не ахать от восторга; учитывая обстоятельства, все уставились на Ориона с откровенной ненавистью. Он наверняка нарвался бы на тяжкие телесные повреждения, сказав что-нибудь в духе: «Вы просто молодцы», если бы я не спросила:
– Лейк, что это за тварь и зачем ты ее таскаешь с собой?
– А, это… сам не знаю, – сказал он, приподнимая мертвого злыдня – чудище размером с добермана, с кривыми, как у таксы, ногами, покрытое конусообразными шипами с крошечными отверстиями на конце. Ничего подобного я раньше не видела. Злыдни вечно меняются, ну или кто-то создает новые разновидности, и так далее.
– Эти шипы испускали какой-то газ. Я не хотел оставлять ее там – она была засыпана снегом, а газ смешивался с туманом. Я побоялся, что кто-нибудь на нее наступит.
Очень предусмотрительно.
К тому времени вниз после завтрака начали осторожно сходиться другие выпускники. Когда мы потащились к себе зализывать раны, метафорические и буквальные, я услышала, как кто-то спросил у Аадхьи: «Вы что, первые?» Та пожала плечами и ответила: «Пока не знаю», имея в виду, что мы открыты для предложений. По крайней мере, две-три команды охотно заплатили нам за то, чтобы мы были первыми – тогда они могли бы прийти с утра пораньше, зная, что кто-то уже расчистил для них путь. Если мы в любом случае собирались тренироваться первыми, почему бы не извлечь из этого выгоду?
За обедом Аадхья заключила сделку с тремя союзами, которые хотели занять зал после нас, и получила от них обещание помощи – иными словами, после тренировки нам не пришлось бы исцеляться исключительно своими средствами. Это были выгодные условия: если они будут помогать нам, когда мы выберемся из зала, значит, им придется подождать, прежде чем начать свою тренировку. Они согласились, потому что ждать пришлось бы все равно: нужно некоторое время, чтобы полоса препятствий переустановилась, после того как ее пройдут.
В норме это происходит за то время, которое требуется, чтобы дверь закрылась у нас за спиной и вновь открылась. Пробежки все-таки не настоящие. Тысяча волшебников, которые три раза в неделю швыряются самыми могущественными заклинаниями, почти немедленно разрушили бы зал; кроме того, если мы на тренировках действительно будем накладывать сильнейшие чары, у нас не останется маны на выпуск, наши артефакты износятся, зелья закончатся и так далее. Поэтому тренировочная магия все приглушает: когда ты произносишь в спортзале заклинание, ощущение такое же, как в реальности, и препятствие изображает должную реакцию, как если бы ты колдовал по-настоящему, однако вкладываешь ты максимум полпроцента силы. Ты делаешь большой глоток зелья, но оно словно разбавлено; тебе кажется, что ты используешь артефакт, но он окутан защитными чарами. А когда ты выходишь в коридор – раз, и все возвращается на круги своя… за исключением полученных травм, абсолютно реальных, которые поощряют тебя стремительно совершенствоваться; а вслед за тобой уже готовится зайти следующая команда полных энтузиазма выпускников.
И все это работает, потому что мы добровольно ступаем на полосу препятствий. Согласие – единственный способ (не считая насилия, конечно) сделать так, чтобы чужая магия могла столь глубоко взаимодействовать с твоим мозгом и твоей маной.
Тем не менее, разумеется, школе требуются серьезные усилия, чтобы убрать даже полпроцента реки, полной лавы. Заклинание, которое я наложила на реку в то утро, было почерпнуто от одного амбициозного малефицера из королевства Аванти, который решил, что его темная твердыня будет еще внушительнее, если окружить ее рвом с раскаленной лавой. И он не ошибся. Явившимся вслед за нами командам пришлось десять минут скучать на пороге, пока дверь не открылась, явив очаровательный пейзаж смерти.
Остаток дня мы провели так, как нам предстояло проводить все дни до выпуска, – собравшись за столом в библиотеке, обсуждая каждый сделанный шаг и пытаясь понять, где ошибки. Как уже говорилось, лично я напрочь забыла, какие шаги совершила, и остальные тоже, а потому наш первый разбор полетов был непростым. Зато все прекрасно запомнили реку, превратившуюся в лаву – просто пять баллов, – и мы долго спорили о том, не сделать ли это ударным пунктом нашей стратегии. Предположим, я сотворю реку горячей лавы прямо в выпускном зале, затем мы наложим на себя охлаждающее заклинание и побежим к дверям. Звучало это неплохо – мило и изящно – но есть много злыдней, которым не страшна даже кипящая лава; кроме того, остальные выпускники, став вслед за нами, тоже начнут прорываться к дверям, и злыдни непременно возбудятся. От нетерпения они будут сталкивать друг друга в лаву, и вторая волна двинется к нам по обугленным телам товарищей. Кроме того, жар не пугает чреворотов; они просто разложат на пути щупальца, и, как только мы подбежим к ним, начнется подача обеда. Ведь мы уже не сможем остановиться. Большинство охлаждающих заклинаний не позволяют долго стоять на горячей лаве.
– А если перебросить лаву в другую сторону, чтобы она оказалась у нас за спиной? – спросил Хамис. – Тогда злыдни не ударят в спину.
Я спокойно возразила:
– Я отрежу тех, кто будет стоять за нами.
Он, очевидно, считал, что это их проблема, а не наша. Но Хамис был неглуп – он не посмел излить душу при мне. Впрочем, он пожаловался Нкойо – не сомневаюсь, он сказал ей что-нибудь вроде: «А ты не можешь урезонить свою глупую подружку?» Я видела, как Хамис отвел ее в сторонку поговорить, когда мы шли ужинать. Нкойо была воплощенная сдержанность, когда встала в очередь, как будто потух горевший в ней огонек.
Как-то раз в коммуну явился один тип со своей девушкой и начал снисходительно интересоваться нами – он задавал вопросы необыкновенно вежливым тоном, и на лице у него играла издевательская усмешка, которая гласила: «Вы что, правда верите в эту чушь?» Я сама усмехалась так каждый раз, когда кто-нибудь пытался искренне всучить мне бусы или медный браслет для очищения чакр. Доброжелатели всегда взвивались, когда я говорила, что предмет массового производства, сделанный из руды, которую открытым методом добывают нищие шахтеры, вряд ли улучшит баланс маны. Но этого придурка я просто возненавидела, как только он появился. Он приехал к нам только для того, чтобы его девушка устыдилась желания провести приятные выходные в лесу, за занятиями йогой, среди людей, которые любезно интересовались ее самочувствием, пусть даже все это и сопровождалось трепом о чакрах.
Вид у нее был утомленный – такой же, как у Нкойо, – и я вышла из себя. Настолько, что подошла к этому типу и велела ему убираться и больше не приезжать. Он снисходительно улыбнулся, а я просто стояла и смотрела на него; обычно это помогало, пусть даже мне тогда было всего одиннадцать лет. И через пятнадцать минут он действительно уехал, забрав девушку с собой.
Поэтому я не стала срываться на Хамиса. Я просто поставила свой поднос на стойку рядом с Нкойо и произнесла:
– Если что, не стесняйся, скажи этому придурку, что я тебя сразу послала.
И она взглянула на меня, и губы у нее дрогнули – былая искорка вернулась. Я могла бы гордиться собой; несомненно, мама сказала бы, что я повзрослела. Боюсь, в тот момент мне еще больше захотелось сбросить Хамиса в вентиляционную шахту.
Когда мы вновь вышли на полосу препятствий два дня спустя – именно таков режим тренировок, а кто попытается проделывать это чаще, столкнется с неприятными открытиями, например поймет, что в критический момент заклинания не работают – так вот, через два дня я не стала превращать всю реку в лаву. Я создала ровно столько лавы, чтобы вскипятить реку, а потом охладила ее. Ловушки и злыдни, таившиеся в реке, застыли в камне, ну или, по крайней мере, стали видимы; мы просто могли перебраться на тот берег в любом месте.
– Эль, вот это то, что нужно, – сказала мне потом Лю.
На сей раз мы добрались до конца и вернулись обратно без серьезных травм, так что, очевидно, Лю была права, но она имела в виду нечто иное.
– Это было правильное решение, потому что оно дало нам выбор. Иметь выбор – вот что самое главное.
Я и раньше это слышала. Пособие для выпускника гласит: «В общем и целом, вне зависимости от конкретной ситуации, на каждом шаге старайтесь сохранить или приумножить количество вариантов действия». Смысл дошел до меня не сразу – а вот теперь я поняла. Иметь выбор значит иметь возможность сделать то, что тебя спасет. Иметь выбор значит выбрать жизнь.
Лю посмотрела на дверь спортзала.
– Осталось полгода.
Я кивнула. И мы пошли наверх, чтобы вновь приняться за работу.
Глава 8Ползозуб
Хотелось бы мне сказать, что Хамис оказался приятней при близком знакомстве, но нет. На второй неделе тренировок мы все сделали как положено: я спела усиливающее заклинание, до того как дверь успела полностью открыться, и сразу бросилась вперед, ни на секунду не останавливаясь, чтобы оглядеться. Я сразу же оказалась по колени в сугробе, среди обледенелых гор; вокруг не было ничего, кроме огромных валунов, которые вздымались из земли, словно колонны. Порывы ледяного ветра били нам в лицо. В спортзале было красиво, однако такую красоту человек, как правило, видит после недельного подъема на гору с рюкзаком тяжелее собственного веса.