атематика. Если у волшебника двое детей, скорее всего, до взрослого возраста доживет только один. А может быть, ни одного. Смерть Удайи была вполне среднестатистической. А вот жизнь ей выпала хуже среднего: с рождения она жила взаперти, как в школе.
– Примерно с тех пор я и знаю, что, скорее всего, умру, прежде чем получу право голосовать и покупать спиртное, – сказала Аадхья. – А я не хочу умирать, я хочу выбраться отсюда, но я и до тех пор не буду отгораживаться от жизни. И я не стану делать вид, что ничего не знала. Я все знала, когда позвала тебя в команду, я знала, что мне страшно повезло. Я ничем этого не заслужила. Я была одиночкой, как и ты – мы с тобой одной крови – и ты подпустила меня к себе, потому что я не стерва… и я поняла, что ты – мое спасение и за тебя нужно держаться.
– Аади, – произнесла я, но больше мне сказать было нечего, и я сомневалась, что она меня услышала: мой голос звучал слабо и хрипло.
Аадхья смотрела на парту и обводила пальцем идущую вдоль края надпись «выпустите меня, выпустите меня, выпустите меня». Губы у нее дрожали.
– Кому-то должно повезти, правда? – спросила Аадхья. – Почему бы и не мне? Почему я не могу вытянуть счастливый билет? Я сама в это не верила, потому что… такой огромной удачи не бывает. Я знала, что должна как-то заслужить твою дружбу. Точно так же, как тебе пришлось заслужить книгу сутр. А я ничего так и не сделала. Поэтому сначала я ждала, что ты меня бросишь, потом ждала, когда же будет нужно что-то сделать… но так и не пришлось. И я рассказала тебе про Удайю, потому что решила – ладно, это типа сделка. Я лишилась сестры – и обрела тебя.
В горле у меня клокотало, потому что я не могла попросить Аадхью замолчать. И я не хотела, чтобы она молчала, пусть даже мне приходилось сидеть, закрыв руками лицо и чувствуя, как меж пальцев текут слезы.
А Аадхья продолжала:
– Я понимала, что это фигня полная, но мне было так стыдно ничего не делать. Я просто пыталась себя убеждать… сама не знаю зачем… потому что если ты досталась мне вместо сестры… я не могу тебя бросить и после этого остаться человеком.
Она подняла голову, и оказалось, что Аадхья тоже плакала – слезы катились по щекам и капали с подбородка, хотя голос звучал совершенно как всегда.
– Эль, я тебя не оставлю.
Мне уже хотелось захлюпать, как ребенку, но вместо этого я собралась с силами и возразила:
– Я не хочу жертв! Я никого не прошу остаться со мной!
– Да. Конечно, – Аадхья вытерла лицо рукавом и шмыгнула носом. – Ты, скорее, убежишь и будешь мучиться, чем попросишь помощи. Ужас какой, помощь!
– Если хочешь мне помочь, беги к воротам. Смысл только в этом! Что бы там ни думал Хамис, я вытащу вас…
– Своими силами ты не вытащишь всех, – перебила Аадхья. – Хамис, конечно, тряпка, но не дурак. Если хочешь разыгрывать супергероя – пожалуйста, но ты не донесешь тысячу человек до двери на спине.
– И что ты собираешься делать? Если ты встанешь у ворот и будешь драться вместе со мной, мне же придется тебя прикрывать. Я не хочу стоять в сторонке и смотреть, как других убивают, но это не значит, что я готова заплатить за них твоей жизнью. Ни за что.
– Я тебя и не прошу, да? – Аадхья покачала головой и решительно встала. – Перестань. Я не знаю, что буду делать, но обязательно придумаю что-нибудь получше, чем драпать не задумываясь или бессмысленно погибнуть рядом с тобой. То и другое мне не нравится. Поскольку ты сама пока ничего другого не придумала, вынь голову из песка и попробуй понять, что, может быть, мы, маленькие жалкие людишки, поможем тебе решить эту проблему. Я знаю, твоим священным принципам противоречит кого-то о чем-то просить, и, разумеется, у нас нет никаких причин беспокоиться о том, каким образом ты спасешь нас всех. Но, возможно, кое-кому скучно и больше нечем заняться.
Мне по-прежнему было неловко. Допустим, Аадхья не собиралась меня бросать, но Хамису бы это не понравилось, и я не сомневалась, что разница между ним и всеми остальными заключалась в том, что у Хамиса хватало то ли наглости, то ли смелости не скрывать своих мыслей. Разумеется, мои союзники не хотели, чтобы я спасала чужих, поскольку это значило, что, возможно, я не успею спасти своих. Никакого чудовищного эгоизма, нормальное человеческое поведение. Все справедливо, потому что договор я в первую очередь заключила именно с ними, и они обещали меня прикрывать. По условиям договора, я должна была прикрывать их. И да, Аадхья дала мне шанс спокойно уйти, сказав, что она ничего не сделала, чтобы заслужить мою помощь… но все они сделали гораздо больше, чем кто бы то ни было, чтобы заслужить мою помощь, хоть я этого и не просила.
Утешало меня лишь то, что Аадхья сделала больше всех. Если она не требовала, чтобы я ставила ее на первое место, то и другие не могли этого требовать. Но ни я, ни Аадхья не имели права тащить остальных союзников на помощь всей школе. Права у меня не было, зато была сила; если остальным не нравился мой образ мыслей, им оставалось только выйти из союза – с тем же успехом можно было открыть одно из сточных отверстий в полу и прыгнуть в него. И ребята все понимали, и я тоже, и это значило, что я заставлю их сделать по-моему – то есть поступлю так же, как Хамис.
Единственной альтернативой было сказать: расслабьтесь, ребята, я не собираюсь никого спасать, я сосредоточусь исключительно на том, чтобы вывести нашу группу, а уж потом помогу тем, кто останется. Скорее всего, оставшихся будет немного. Никаких долгих и утомительных выпускных церемоний. Если верить справочнику, примерно половина смертей случается, прежде чем первый счастливчик достигнет ворот. Промежуток между первым и последним выжившим – минут десять. Я осторожно проведу свою команду в безопасное место, мимо несколько сотен гибнущих и отчаянно вопящих ребят. К тому времени, когда мы доберемся до ворот и я вернусь, большинство выпускников уже погибнет.
Мне это не нравилось – к моему большому сожалению, потому что третьего варианта, в общем, не завезли. Я пыталась породить его, сидя за столом в библиотеке, как чучело, и ни на кого не глядя; вместо этого я рассматривала булочку, которую принесла мне Хлоя. Я притворилась, что меня мутит от голода, и позволила Аадхье сказать: «Ладно, давайте разберемся». Остальные неуютно молчали.
– А что тут разбираться? – холодно спросил Хамис. Он сидел, сложив руки на груди, и смотрел на меня так пристально, что я чувствовала его взгляд, даже не поднимая головы. – Нам тоже нужно беспокоиться о спасении Магнуса? Вряд ли он заплатит за услугу.
Все неловко заерзали, и Лю сказала:
– Пусть заплатит.
– Как? – спросил Хамис, но Лю уже повернулась к Хлое.
– А если мы предложим Магнусу и его парням присоединиться к нам? Они разве откажутся?
Хлоя уставилась на Лю.
– Ну… – она взглянула на меня. – То есть, да, конечно, но…
Она замолчала и вновь посмотрела на меня; признаюсь, я неоднократно доносила до нее свое мнение о Магнусе и о том, какое ему можно найти применение – ну, например, испытывать на нем холодное оружие и яды. Хлоя небезосновательно сомневалась, что я одобрю идею принять Магнуса к себе. Но я не смотрела на нее. Мне казалось, что я не вправе отклонять чужие идеи, раз уж я сама отвергла ту, которая предполагала общее спасение.
– Других вариантов нет. Всякий, кто хочет пройти полосу препятствий вместе с Эль, должен к нам присоединиться и стать настоящим союзником, – сказала Лю. – Эль и Орион не могут прикрывать всех. Они просто не справятся. Мы должны прикрывать друг друга, а они будут убивать самых опасных злыдней и спасать тех, кто вот-вот упадет.
Больше никто не участвовал в разговоре; почти наверняка остальные гадали, как им спасти себя, в то время как я буду спасать других. Но Якуб внимательно слушал – и, видимо, всерьез обдумывал эту идею. Он вдруг сказал:
– Но если так пойдет и дальше, скоро все будут являться в спортзал одновременно.
Ибрагим удивленно моргнул, как будто не ожидал, что Якуб принимает этот разговор всерьез.
– Ну и ладно, – сказала Аадхья. – До сих пор мы, конечно, в основном тренировались отдельными командами, но не это главная проблема. Никому не показалось, что сегодня утром полоса препятствий была не такой сложной? Пусть даже бежало сразу пятьдесят человек?
Очевидно, именно это всем и показалось – Аадхья даже не стала отвечать на свой вопрос.
– Предположим, Эль и Орион будут проходить полосу дважды в день. Те, кто хочет пробежаться с ними, будут приходить через день, как положено. Даже если присоединятся буквально все – ну и ладно. Зал может вместить несколько сотен человек зараз, никаких проблем. Здесь нет ничего сложного, клянусь. Мы и так уже знаем, что без союзников не выжить. Из тех, кто бежит поодиночке, погибают почти все. Это просто… новый уровень. Мы составим один большой союз. Сто́ит помочь соседу, если благодаря этому Эль успеет помочь тебе.
– Все правильно, но ровно до той минуты, когда мы толпой подбежим к воротам, и Терпение и Стойкость на нас набросятся, – сказал ублюдок Хамис, и Аадхья посмотрела на меня, безмолвно задавая вопрос, от которого я до сих пор, образно говоря, отмахивалась с громкими воплями.
Но если я заставляла их плясать под свою дудку, разыгрывая героиню, нужно было и самой проявить подлинный героизм, не так ли?
– Я убью чреворотов, если понадобится, – сказала я.
Я пыталась произнести это без истерики, а получилось вообще без всякого выражения. Половина присутствующих решила, что я пошутила, и вежливо посмеялась, намекая Хамису, чтобы он заткнулся и не усложнял ситуацию без нужды. Однако Лю и Хлоя немедленно поняли, что я вовсе не шучу, и Хамис продолжал смотреть на меня – гневно и очень внимательно, и, полагаю, в конце концов он понял, что вот-вот я блевану ему прямо в рожу. Оттого что все теперь смотрели на меня, хихиканье стихло, а потом ребята начали искоса переглядываться, словно говоря: «Кажется, у Эль совсем крыша поехала». И снова они задумались, сказала ли я это просто так, сдуру, или у меня действительно есть причины полагать, что я справлюсь.