Никто еще не успел принять никакого решения, когда Нкойо сказала:
– Надо разделиться по языкам. Ты ведь владеешь основными четырьмя? – спросила она меня, имея в виду английский, китайский, хинди и испанский.
Я коротко кивнула. Наверное, все-таки нужно было поблагодарить судьбу за библиотечный семинар и за разъяснения Лю.
Лю сказала:
– Мы повесим объявление возле спортзала.
И после короткого обсуждения мы разошлись, чтобы разнести по школе весть.
Аадхья прихватила меня с собой – видимо, она решила, что без присмотра я опять куда-нибудь забьюсь, – но двигались мы недостаточно быстро. Как только я, по мнению остальных, вышла за пределы слышимости, все зашептались. Послышался голос Коры:
– Орион не в курсе, но в тот день ей было очень плохо.
И тогда я – на мой взгляд, совершенно спокойно – сказала Аадхье: «Извини», побежала по лестнице в ближайший туалет, рядом со столовой, и там вывернулась наизнанку, а потом сидела, скрючившись, над унитазом и плакала, зажимая рот руками. В школе ты к концу младшего класса учишься плакать беззвучно и с открытыми глазами. Но, конечно, ни одна тварь не собиралась на меня нападать, потому что я – при наличии маны – могла убить даже чреворота, и на моем запястье был нью-йоркский разделитель, который, очевидно, никто не думал забирать, что бы я ни затеяла. Злыдни все-таки не идиоты.
Через несколько минут пришла Аадхья и подождала меня за дверью кабинки. Я наконец совладала с собой и выползла умыться. Она наблюдала за мной, пока я не закончила, а потом сказала:
– Ладно, поехали.
Орион потыкал меня в спину за обедом – ребята, стоявшие в очереди, пропустили его вперед без расспросов – и произнес:
– «Эй, Орион, есть отличная идея, давай ты перестанешь охотиться на настоящих злыдней, которые жрут живых людей, и будешь по два раза в день, шесть дней в неделю, бегать в спортзале».
Я даже не сбилась с шага; я не собиралась упускать порцию рисового пудинга, который в кои-то веки был настоящим рисовым пудингом. Через большой металлический чан жадно прогрызала себе дорогу колония прожорливых личинок, однако до сих пор они успели добраться лишь до полпути, и я взяла себе целую тарелку. Ах, привилегии выпускника. Еще я добыла три яблока, несмотря на то что они зеленовато светились, если посмотреть под определенным углом. У Хлои было замечательное снадобье, которое обезвредило бы ядовитую оболочку.
– Лейк, я знаю, тебе нравится ходить дозором, но с начала года злыдни сожрали чуть больше десяти человек. В первые же десять минут в выпускном зале погибнут пятьсот. Не будь идиотом. Можешь охотиться за злыднями, сделав дело.
Он нахмурился, но перевес был, очевидно, на моей стороне, поэтому Орион перестал спорить и мрачно положил себе порцию спагетти, посыпав ее вместо тертого пармезана толстым слоем толченого противоядия.
После обеда мы подождали час, чтобы весть разошлась по школе, а потом отправились в спортзал на первую пробежку с группой хинди. Нас ждало человек двадцать, в том числе две команды, в основном состоявшие из друзей и приятелей Аадхьи, включая девочку из калькуттского анклава, которая дружила с ее двоюродными сестрами. Моя младшеклассница Сунита уговорила своего старшего брата Ракеша прийти со своей командой, в составе которой был один настороженный член джайпурского анклава.
Остальные были одиночками – ребятами, еще не вошедшими ни в один союз. Одиночек, говорящих на хинди, впрочем, бывает немного. Анклавы Индии и Пакистана обычно располагают ровно таким количеством вакансий, чтобы отправить в школу половину претендентов-одиночек. Поэтому еще до поступления нужно пройти жесткий отбор, и даже самые слабые индийцы и пакистанцы, попавшие в школу, почти всегда оказываются сильней среднестатистического неудачника Шоломанчи. Но некоторые родители тратят огромную сумму на покупку места в школе, несмотря на то, что их дети не блещут способностями. Одни отлично умеют заводить друзей, других закаляют экстремальные условия, третьим просто везет… а перед нами сейчас стояли те, кому не повезло.
Они пришли на тренировку, потому что особой надежды у них не было, и они цеплялись за любую соломинку. Одиночкам имело смысл прийти сюда и хотя бы посмотреть на ребят, попавших в союзы, потому что в этих союзах в будущем могли оказаться вакансии, которые им придется заполнить.
Все глядели на нас с сомнением, пока Аадхья читала вступительную лекцию – в том смысле, что нужно по мере сил помогать друг другу, иначе во второй раз на тренировку уже не позовут. Парень по имени Динеш – наверняка алхимик – с ужасными шрамами, покрывавшими пол-лица (если он отсюда выберется, придется лет пять, не меньше, собирать ману, чтобы поправить дело), – так вот, Динеш смотрел на Аадхью, как на пришельца.
Но когда мы впервые пересекли реку и из жидкой грязи на берегу поднялись рильки и бросились, выставив когти, на него и на двух одиночек рядом, Динеш шагнул вперед и накрыл щитом всех троих, а не только себя. И это дало мне лишних десять секунд, которые были необходимы, чтобы развоплотить огромного волка, выскочившего из-подо льда – он проглотил бы их заодно с рильки и еще несколько человек в придачу.
Из спортзала все вышли обалдевшие, но кто-то предложил Динешу глоток воды из бутылки, а потом он зашагал по коридору вместе с остальными. Я выдохлась, но никто не погиб, да и у меня не подгибались ноги от усталости.
Орион даже не запыхался – он вышел из зала вслед за мной, буквально зевая от скуки, и жалобным тоном спросил:
– Ты правда хочешь, чтобы я этим занимался?
Признаюсь, я испытала мерзкое удовлетворение на следующий день, во время пробежки с испанской группой, когда бешеные ледяные великаны появились двумя минутами раньше обычного, и Орион споткнулся, потому что зазевался. Мне пришлось использовать телекинетическое заклинание, чтобы вытащить его из огромной зубастой расщелины и швырнуть в сугроб – пожалуй, энергичней, чем было нужно.
– Я думаю, тебе нужно потренироваться, Лейк, – любезно сказала я ему в коридоре, пока он раздраженно отряхивался и сопел.
Я лучисто улыбнулась и сняла с его носа снежинку, и он сразу перестал дуться и попытался меня поцеловать, но кругом были люди, поэтому я охладила пыл Ориона убийственным взглядом.
Пробежка с испаноязычными ребятами оказалась слишком простой; их было еще меньше, чем индийцев, – горстка пуэрториканцев и мексиканцев, которые получили весточку от друзей, союзничавших с членами нью-йоркского анклава, и одна команда, возглавляемая девчонкой из лиссабонского анклава, приятельницей Элфи. Зато при таком составе было проще заметить, если кто-то сачковал. Угадайте с трех раз, кто не желал никому помогать. Я не удивлюсь, если вы с первой попытки назовете девчонку из Лиссабона. Она обиделась и исполнилась негодования, когда после тренировки я сказала, что она может не приходить, если будет так себя вести, и что если ей неохота лишаться нашего общества, пусть потратит ману на лечение чужих травм.
– Что ты о себе возомнила? – вспыхнув, поинтересовалась лиссабонка. – Что я теперь буду выполнять твои приказы? Ну это вряд ли. Кому ты нужна? Пошли, ребята, – велела она своей команде… только что закончившей тренировку, которая с предельной ясностью дала понять, что я была нужна им.
Ее главный боец, Родриго Бейра – номер шесть в рейтинге выпускников, совсем чуть-чуть не дотянувший до отличия, – который до тех пор сидел на полу, тяжело дыша, молча встал и принялся лечить одной из пуэрториканок глубоко располосованную руку, полную острых, неохотно таявших осколков льда. Лиссабонка уставилась на него, потом перевела взгляд на остальных членов своей команды. Не глядя на нее, они, один за другим, отправились на помощь Родриго.
Если после этого я и исполнилась самодовольства – не исключаю, – то вечерняя тренировка сбила с меня спесь. Когда мы с Орионом и Лю отправились в спортзал, на встречу с китайской группой, то не обнаружили в коридоре ни души. Мы прождали минут двадцать. Лю явно было неловко. Китайская и английская тусовки в школе довольно-таки сильно разделены, поскольку все четыре года ты изучаешь предметы либо на одном языке, либо на другом. Однако владеющие китайским ребята из Сингапура и Ханоя были в числе стоявших у дверей спортзала два дня назад, а Юнь Хо из команды Магнуса знал оба языка и обещал распространить весть – впрочем, судя по всему, она разошлась и без него.
Когда мы наконец бросили ждать, я догадалась, что кто-то распространил по школе другую весть: «Не лезьте туда».
– Я поспрашивала за ужином, – сказала Лю вечером.
Она сидела, скрестив ноги, на постели и тихонько перебирала струны лютни, а я, прислонившись к стене, вяло и без всякого энтузиазма считала петли.
– Вчера после тренировки шанхайский анклав устроил собрание выпускников, – продолжала Лю. – Когда я стала спрашивать, Юянь и Цзы-Сюань позвали меня в библиотеку.
Я положила вязанье на колени.
– И что?
– Они хотели знать, каким образом ты творишь магию, – сказала Лю. – Я согласилась с ними поговорить, если они объяснят, зачем им это надо.
Я мрачно кивнула; это был разумный обмен информацией, пускай сделки такого рода ты заключаешь только с потенциальными врагами и потому планируешь их очень тщательно.
– Цзы-Сюань спросил, нет ли у тебя проблем с мелкими заклинаниями.
Я удивленно взглянула на Лю. Этот вопрос застал меня врасплох. С моей точки зрения, Цзы-Сюань должен был спросить, где я буду брать силу для заклинаний, если, например, в день выпуска у меня закончится мана, или, например, каким образом мне удается справляться с огромными злыднями. Большинству волшебников плевать, в состоянии ли ты добыть чашку кипятка для чая, если они знают, что ты можешь превратить целое озеро в лаву.
– У меня проблема в том, чтобы добыть мелкие заклинания.
– И накладываешь ты их тоже не без труда, – заметила Лю. – Мне казалось, что это неважно, но Цзы-Сюань заставил меня задуматься. Я действительно замечала… помнишь, в августе, когда мы только начали работать над заклинанием усиления, я пыталась сначала научить тебя сохранять тон, чтобы ты случайно не взяла неправильную ноту и не изменила смысл?