Школа вредничала все больше. Похоже, никаких крупных и опасных злыдней не осталось – если они и были, Орион наверняка истребил их, прежде чем они успели попасться кому-то на глаза – зато мы постоянно вытряхивали из постельного белья крысочервей и криббов, и приходилось каждую ночь накладывать заклинание очищения, в противном случае рискуя проснуться с полным носом личинок. А однажды утром мы пришли в столовую и не нашли ничего другого, кроме жидкой питательной кашки по оригинальному рецепту.
Честно говоря, я понятия не имею, каким образом мы выжили, питаясь этой дрянью до самого выпуска. В конце концов мы принялись есть совершенно безумные вещи – полный английский завтрак, вафли, покрытые толстым слоем варенья и взбитых сливок, шакшуку с огромными грудами свежих помидоров и огурцов. Аадхья воссоздала удивительную штуку, которую придумала ее бабушка, – тонкие блинчики, намазанные сладким пюре из нута и посыпанные жареными меренгами. Раз уж ты решился потратить огромное количество маны на то, чтобы превратить одну еду в другую, почему бы не сотворить нечто привлекательное?
После завтрака все выпускники потребовали себе хоть какой-то работы; поскольку ничего лучше мы предложить не могли, ребята стали по кусочкам разбирать план Лю – он оказался единственным, который можно было перевести на стадию подготовки. Он напоминал наполовину построенный самолет, который одни буквально держали на весу, в то время как другие прилаживали колеса, крылья и сиденья, третьи собирали мотор и рулевое управление, а четвертые бежали следом и тащили багаж.
Мастера и механики начали протягивать проводку по всей школе и собирать динамики – Цзы-Сюань приготовил рабочий прототип, иначе у него бы стянули наброски и соорудили десятки штук самостоятельно. Мы получили первый знак того, что школа одобрила наш план уничтожения: когда в мастерской разгорелась ссора из-за последнего куска металлической проволоки, одна из потолочных панелей упала прямо спорщикам на головы. Это было весьма красноречиво.
Тогда ребята-техники начали отдирать все менее нужные панели и относить их в мастерскую; там мастера превращали металл в проволоку, наматывали ее на катушки и отдавали техникам. Алхимики принялись готовить настоящую приманку – и выпускники неожиданно предложили пожертвовать для этого собственную кровь, поскольку десяти миллилитров оказалось достаточно, чтобы на день обеспечить себе хорошую кормежку в столовой. Предполагалось, что мы разбрызгаем приманку в том числе в спальнях, чтобы отманить некоторое количество злыдней от общего потока. Некоторые выпускники начали регулярно таскать младших в спортзал и тренироваться в очереди на выход, чтобы выработать нужную скорость.
Мне, Лю и Аадхье не нужно было специально искать себе занятия: утро мы обычно проводили в библиотеке, пытаясь выработать какой-нибудь альтернативный план, а вечер в мастерской, с лютней, динамиками и микрофоном – создание этого важного прибора Цзы-Сюань не доверил никому, – чтобы довести заклинание до совершенства. С нами приходила и Юянь. Она тоже была музыкантшей – и вызвалась сменить Лю, если что-нибудь случится и та перестанет играть; вечерами они, как правило, практиковались в игре на лютне.
Меня дублировать никто не собирался.
Кузнечные горны так и пылали – все остальные мастера отчаянно пытались сделать хоть что-то, так что процесс был жаркий и утомительный, и каждый раз к ужину я срывала голос. Утешало то, что для развлечения можно было подмигнуть Лю, которая немедленно краснела от смущения – Цзы-Сюань явственно проводил решительную кампанию не только на фронте инженерных работ. Он нашел время, чтобы сделать Лю набор маленьких яйцеобразных клеточек для мышей, которые можно было прикрепить к перевязи во время выпуска и заодно с собой закрыть щитом.
Хлоя по вечерам варила успокоительное снадобье для моего горла и зелья для пальцев Лю и Юянь; она предложила другим алхимикам присоединиться. В конце концов рук оказалось больше, чем нужно, поэтому Хлоя отобрала лучших и начала разрабатывать второй рецепт, предназначенный для усиления песенного заклинания. Я и не знала, что это можно сделать алхимическими средствами.
Через несколько дней Хлоя дала мне крошечную, с наперсток, порцию попробовать. Заклинание приманки, между прочим, с прежним успехом притягивало детенышей злыдней, и если вы хотите знать, как мы с этим боролись, я отвечу, что в течение первой недели мы накладывали его, стоя в кольце призванного мной смертоносного пламени и обливаясь потом. Но на следующей неделе мы, к счастью, перестали это делать, потому что личинки больше на нас не сыпались. К тому времени, когда Хлоя дала мне образец, мы уже не сомневались, что полностью очистили окрестности мастерской от злыдней.
И это действительно было так, только какой-то иск, как оказалось, отложил яйца в одном из горнов. Детеныши вылупились бы лет через десять, не раньше, но после того как я выпила зелье Хлои, зачарованная песнь заставила их разбить скорлупу и вылезти. Панцири у малышей еще не затвердели, так что они представляли собой малоподвижные и мягкие обрубки расплавленного металла – ничего особенно страшного, за тем исключением, что, вывалившись из топки, они упали на пол, прожгли дыру и исчезли в пустоте. Когда мы наконец добили остальных, пол в мастерской напоминал консервную банку, в которой наделали дыр шилом. И до конца дня мы его опасливо чинили.
К концу мая мы уже изрядно продвинулись с реализацией нашего замысла, поэтому, когда Лизель согнала нас в библиотеку, чтобы подбить итоги, оказалось, что вопрос лишь один: как выманить орду злыдней из выпускного зала и заставить ее расползтись по школьным этажам.
И это была серьезная проблема, потому что школу с самого начала спроектировали так, чтобы затруднить доступ даже одному-единственному злыдню. Через техническую шахту вся орава бы не пролезла, пусть даже в прошлом году в нее умудрился протиснуться молодой аргонет. И что будет, когда первые злыдни, описав круг по школе, попытаются вернуться через шахту вниз? Как только образуется пробка, скопившиеся в зале твари примутся за нас.
Дельных идей ни у кого не было, но мы вытащили большие школьные чертежи, разложили их на столе и попытались найти решение. К нашему замешательству, мы обнаружили две огромные шахты по обе стороны выпускного зала. По каждой могли подняться и спуститься семь аргонетов.
Уверяю вас, раньше на чертежах не было двух огромных шахт – ни рядом с залом, ни где-либо еще.
Но когда мы сняли со стены другой чертеж, шахты обнаружились и там, и на третьем тоже, и один из наших техников внезапно сказал:
– Здесь есть механизмы, которых не было, когда школу построили. Они слишком большие, чтобы протащить их по техническому лазу. В школе должны быть широкие шахты, которые открываются только при крупном ремонте.
Хлоя выпрямилась.
– Ну да… я помню! Все новое оборудование в столовой… нью-йоркский анклав создал сотню големов, чтобы его установить. Големы открыли ворота снаружи, выжгли огнеметами всех злыдней в зале и втащили оборудование. Они засунули его в шахту и снова ее закрыли, прежде чем их разорвали на части. Остальное монтировали сами ученики.
Я не стала спрашивать, сколько человек растерзала вторая толпа злыдней, которая, несомненно, пробралась наверх за то время, которое потребовалось големам, чтобы погрузить оборудование в шахту. Нью-йоркские големы, по слухам, шевелились быстрей обычного, но это значит, что они могли пересечь выпускной зал за шесть минут, а не за двадцать. Я не стала спрашивать, всех ли учеников предупредили о грядущем наплыве злыдней. Не сомневаюсь, Хлою избавили от подробностей. Незачем портить нервы милой, добродушной девочке.
Я ни о чем не спрашивала, я молча кипела, шагая вниз, в мастерскую, с кучкой добровольцев. Я плохо их знала, просто они околачивались в библиотеке, ища работы, поскольку с утра еще ничего толком не сделали, однако рассчитывали поужинать. Мы убедились, что эти в высшей степени полезные шахты действительно находятся там, где и на чертежах, одна выходит в мастерскую, другая в спортзал, и обе широко открыты. И вживую они выглядели гораздо эффектнее, чем на бумаге. Все время забываешь, какая, черт возьми, школа громадная, пока не оказываешься на краю шахты, которая уходит вниз примерно на полмили и в которой хватит места для реактивного самолета. По ней без малейших проблем могла пролезть армия злыдней.
– Тебе не пришло в голову держать их закрытыми, пока члены анклавов не предупредили всех? – спросила я у ближайшего чертежа, висевшего на стене (шахты обозначились и на нем), в то время как мои спутники нервно заглядывали вниз, желая убедиться, что шахты им не мерещатся. – Ты ведь не за справедливость?
Школа молчала. Но я и так знала ответ. Она не взвешивала людей и не уравнивала шансы. Она старалась защитить как члена анклава, так и последнего неудачника. Школе было все равно, что члены анклавов являлись сюда с мешком преимуществ. Им, в конце концов, тоже грозила опасность. Единственным различием, которое видела Шоломанча, было различие между опасностью и безопасностью. Она помогала всем – неумолимо, несправедливо и беспристрастно. Школа ожидала, что я буду делать то же самое, и я разозлилась, хоть и не видела способов поступить иначе.
Кипя, я поднялась обратно в библиотеку, и настроение у меня вовсе не улучшилось от долгого пути по лестницам. В библиотеке я объявила:
– Шахты открыты, – и мрачно плюхнулась в кресло.
После этого план Лю стал Тем Самым – единственным, над которым мы работали, и это было хорошо, потому что на подготовку уходило все время без остатка. Шли последние недели семестра, который и сам мог стать последним, вообще последним. Почти все, сделанное до сих пор, нужно было повторить. Половина торопливо сляпанных динамиков из первого комплекта сломалась, их пришлось заменить, четверть длины кабеля тоже, а еще – сделать почти сотню новых катушек, чтобы хватило на всю длину шахт. Мы понятия не имели, где можно без опаски брать материал, пока кто-то не предложил разобрать стену гигантской аудитории, в которой мы изучали злыдней; ее украшали ужасные, подробно проработанные изображения всех злыдней, которые, предположительно, ждали пиршества в зале.