О том, что он стал жертвой криминального происшествия, Илья Пашкевич, руководствуясь собственными соображениями, решил не рассказывать ни начальству, ни кому бы то ни было еще из сослуживцев или знакомых.
В дежурной части ОВД «Пресненский» в это время суток царила рабочая суета.
За стеклянной перегородкой сидели двое сотрудников; почти непрерывно звонили телефоны, звучали голоса из включенной рации.
По коридору сновали в обе стороны какие-то люди в форме и в штатском, полицейские и те, кто вызван сюда или сам пришел в ОВД по каким-то вопросам.
Пашкевичу хотелось как можно скорее покончить со всем этим крайне неприятным делом и отправиться к себе. Хотелось принять душ, выпить капельку бренди, посидеть в тишине и покое, а уже затем – успокоившись – хорошенько обдумать, что за всем этим может стоять и как именно он должен себя вести в сложившейся ситуации.
Но пришлось дожидаться, пока две женщины, приехавшие раньше него, пожилая и средних лет, напишут заявление о квартирной краже (и напишут его правильно, так, как им указывал – или советовал – сотрудник ДЧ).
Наконец настал черед Пашкевича.
– Так это вы владелец «Дастера», из которого на Никитском совершена кража? – глядя на него через окошко, спросил сотрудник в звании капитана полиции. – А где заявление?
– Заявление? Да я, собственно, все рассказал патрульным…
– Этого недостаточно.
– Я готов подтвердить… ну, все то, что уже сказал… – Пашкевич натужно улыбнулся. – Скажите, а мне мои вещи… те, что пропали из машины… их мне вернут?
– Сначала напишите письменное заявление о краже! – Сотрудник протянул в окошко лист писчей бумаги. – Касательно же ваших вещей, так это вы уже с оперуполномоченным будете разговаривать!
Пашкевич, руководствуясь подсказками сотрудника ДЧ, написал заявление о краже из автомобиля его личных вещей. А именно, ноутбука и планшетного компьютера таких-то марок.
– Вы не указали адрес проживания! – капитан вновь вернул бумагу заявителю.
Илья вписал требующуюся информацию.
– Служебный телефон имеется? – взглянув на выправленное заявление, спросил капитан.
– Служебный телефон? – насторожился Пашкевич. – Зачем?
– Затем, чтобы оперуполномоченный или следователь, который будет заниматься этим делом, могли с вами оперативно связаться, если потребуется.
– Я указал номер сотового… Этого достаточно, думаю. Так я могу получить свои вещи? Те, что были украдены из моей машины? Ну, или хотя бы узнать, когда мне их вернут?
– Минутку…
Капитан снял трубку и позвонил кому-то по внутренней связи.
– Сейчас к вам выйдет товарищ, – сказал он, переговорив с кем-то из коллег по телефону. – А пока что присядьте.
Ждать пришлось около получаса. Наконец в комнате ожидания напротив стеклянной стены ДЧ появился худощавый мужчина лет тридцати, одетый в темные брюки и синий с белыми ромбиками свитер.
– Вы – гражданин Пашкевич?
– Да, это я вас, наверное, жду, – поднявшись со стула, сказал Илья. – Извините, а вы…
– Оперуполномоченный службы криминальной полиции Бубнов. – Мужчина протянул сухую теплую ладонь. – Бубнов Виктор Иванович. Извините, что заставил вас ждать…
– Ничего страшного… – Пашкевич вымученно улыбнулся. – Понимаю, что у вас дел и без этой кражи хватает.
– Эт-т точно, – легко согласился опер. – У вас найдется еще несколько минут времени?
– Вообще-то я спешу… Меня на работе ждут. Но…
– Я вас надолго не задержу.
Сказав это, оперативник кивком пригласил потерпевшего следовать за ним.
Поднялись по лестнице на второй этаж.
Оперативник, а вслед за ним и Пашкевич, вошли в просторное – относительно, конечно – помещение.
В этой большой комнате имелись два окна (они зарешечены и вдобавок затянуты мелкоячеистой проволочной сеткой). У противоположной от входа стены, освещенный льющимся через разграфленные прутьями окна дневным светом, был виден длинный, длиной метра в четыре, стол. На столешнице разложены изъятые у задержанных предметы. А именно: носимый чехол (он открыт, так что видна верхняя крышка ноута с эмблемой Sony Vaio), мятая сигаретная пачка, дешевая пластиковая зажигалка, носовой платок явно не первой свежести, два поясных ремня, на одном из которых закреплена борсетка, небольшая связка ключей на карабинчике, перочинный нож, тросик (или гибкая стальная проволока), еще проволока, но более прочная и менее гнущаяся, длиной сантиметров двадцать, с крючком или зацепом на одном из двух концов, а также две мятые купюры достоинством в пятьдесят рублей и немного рублевой мелочи.
Но большую часть столешницы занимали аккуратно разложенные купюры зеленого цвета. Пашкевич лишь мельком посмотрел в ту сторону; ему пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы не выдать себя, не показать этим людям, насколько он расстроен и в то же время напуган.
Сотенные купюры. Стодолларовые. Это деньги, выплаченные заказчиком через Ларису. Почти двадцать тысяч – вот сколько наличных в американской валюте сейчас разложено на этом большом полицейском столе.
Услуга, оказанная Пашкевичем неизвестному ему лицу (или организации), – это чистой воды криминал.
Более того, это не просто правонарушение, за совершение которого можно получить срок по статье 272 УК РФ, но вторжение в такие сферы, где и без всякого Уголовного кодекса, без долгих судебных тяжб могут запросто открутить человечку голову.
Конечно, ему было жаль этих денег. В конце концов, он их заработал. Но раз уж он изначально, уже в самые первые минуты после ограбления заявил, что пакет с дензнаками – не его, что он ничего не знает об этом пакете, и о том, следовательно, что хранилось внутри пакета, то именно этой линии теперь придется держаться. И держаться – твердо, неколебимо.
И еще потому он не мог в сложившейся ситуации признать эти зеленые бумажки своими, кровными денежками, что до сих пор не отбрасывал полностью тему провокации. Да, да, именно так. Пашкевич до сих пор не был уверен, что все, что с ним произошло у кафе, не обидная случайность, а хорошо продуманное и ловко осуществленное полицейское мероприятие…
Кроме вошедших только что в это просторное помещение опера и пострадавшего, здесь находились еще четверо: двое сотрудников в форме и пара злоумышленников. Он наконец смог их разглядеть. Молодые парни, с виду пролетарии, на лицах ноль интеллекта. Они явно из той категории, которую прозвали «гопниками». Оба в наручниках, обоих усадили на лавку.
У одного, коротко стриженного, заплыл глаз; тем не менее он дерзко, с вызовом, посмотрел здоровым глазом на вошедших.
Другой, у которого кровенил нос, беспрестанно шмыгал; этот сидел, понурив голову.
– Встать! – скомандовал опер Бубнов не злым, но и не добрым голосом. – А ну встали… поднялись оба!
Злоумышленники неохотно поднялись на ноги. Оперативник, повернувшись к потерпевшему, спросил:
– Вы их видели прежде? Может, они вам знакомы?
– В первый раз вижу, – сказал Илья. А про себя подумал: «Надеюсь, что и в последний».
– Уверены?
– Да, уверен.
– А вы… – Бубнов посмотрел на того, у которого разбит нос. – Вы раньше пересекались с этим гражданином?
Задержанный, у которого разбит нос, посмотрел мутным взглядом на потерпевшего. Медленно качнул головой из стороны в сторону. Его подельщик – промолчал.
Бубнов подошел к столу. Достав из кармана шариковую авторучку, коснулся ею – вместо указки – лэптопа в чехле.
– Это ваша вещь? Подойдите ближе.
– Да, – сказал Пашкевич. – Да, – повторил он, – это мой ноут. Там внутри еще и планшетник должен быть.
Действительно, во внутреннем клапане нашелся эпловский iPad – с виду целехонький и невредимый.
Бубнов жестом велел полицейским вывести задержанных. Когда в помещении остались лишь они двое, Пашкевич поинтересовался у него:
– Скажите, а теперь я могу забрать свои вещи?
– Минутку…
Оперативник переместился к другой части стола, устланной зелененькими сотенными купюрами.
– Вот что еще хотелось бы у вас узнать, Илья Михайлович… – Бубнов притронулся кончиком ручки к лежащему на самом краю стола конверту. – У одного из задержанных изъят конверт с деньгами… Вот с этими купюрами, что разложены на столе.
– Конверт с деньгами? – переспросил Пашкевич. – А какое это имеет отношение ко мне?
В этот момент его вдруг посетила мысль, при которой душа сразу же ушла в пятки. «А что, если… – подумалось ему, – что, если они возьмут у меня отпечатки пальцев? И как мне объясняться, если выяснится, что на конверте мои “пальчики”?..»
Но тут же, мгновением позже, он мысленно себя одернул: «Успокойся, Илья! Ты ведь здесь в статусе потерпевшего, а не подозреваемого! С какой стати им брать у тебя отпечатки? У них нет оснований… да и права, наверное, такого нет, чтобы у тех, кто сам пострадал от действий воров или бандитов, брать отпечатки пальцев…»
– Значит, это не ваши деньги?
– Нет, не мои. Я, кстати, это уже говорил вашим коллегам.
– Мне сообщили. Но, знаете, как бывает… – Бубнов продолжал смотреть на него немигающим взглядом. – Человек в стрессовой ситуации… а у вас, Илья Михайлович, была именно такая ситуация… иногда… теряется, скажем так. Вот я и решил переспросить, не ваш ли это конверт с деньгами?
– Я уже сказал, – несколько быстрее, чем следовало, отреагировал потерпевший. – Деньги не мои.
– Если рассудить здраво, если мыслить логично, – продолжил опер, – то, кроме как в вашем транспортном средстве, где еще они могли взять такую сумму?
– Не знаю… Да и не мое это дело.
– А вот этот предмет, – оперативник указал ручкой на лежащую рядом с конвертом флешку. – Он вам, случаем, не знаком?
– В каком смысле?
– Это ваше или не ваше? Вот в каком смысле.
«Флешка лежала в конверте с деньгами, – пронеслось в голове у Пашкевича. – Сам же, дурак, туда ее и положил! Да, да, как раз перед тем, как повторно вернуться в кафе по звонку Ларисы! Нельзя, нельзя признавать…»