Но вот лошадей успокоили, увязшие сани вытащили на дорогу, упряжь привели в порядок. Тронулись дальше. Вскоре поезжане опять запели. Младина, сидя на последних санях, снова глядела на лес, но прежние сожаления о том, что это не ее свадьба, уже казались пустячными, просто смешными. Ее взгляд может убивать! Она знала, что бывают ведуны, которых называют вередниками, и страшны они именно таким губительным взглядом. От него любой чувствует ломоту в теле, тяжесть в груди, слабость в членах, так что не может даже сдвинуться с места, начинает болеть и быстро умирает. Говорили, что в этих людях живет Марена и глядит из их глаз. А теперь, когда наступила зима, время Марены, ее не приходится долго звать. Младина ощущала себя саму смертоносным оружием, с которым никто не умеет обращаться. И как хорошо, что теперь она живет в лесу, где меньше вероятность причинить людям зло по нечаянности!
Когда они после той свадьбы приехали домой, Угляна не сразу позволила Младине войти в избу. Достав из заплечного короба мешочек с сушеной прикрыш-травой, она посыпала на порог, пошептала, потом велела:
– Прыгай через порог. И говори: какое зло с леса пришло – на лес поди, с воды пришло – на воду поди, от человека пришло – на того человека поди!
Младина уже видела, как на свадьбе Угляна заставляла то же самое проделывать невест при вхождении в новый дом, и повиновалась.
И тут же ощутила, как целых рой злобных игрецов с воем взмыл в воздух и бросился куда-то прочь.
В избе Младина устало села на лавку и осторожно вынула из короба куколку Велезоры. Пришла пора покормить чура-вещуна и поблагодарить…
– Ну, матушка, что говорить будем?
Воевода Красовит сурово воззрился на жену. За двадцать лет совместной жизни он привык не бояться ее, хотя знал: бояться стоит. Но воевода был смелым человеком – иной не годился бы Лютаве в мужья.
Его гнев после бегства Унелады так и не прошел. Миновало несколько дней, прежде чем исчезновение девушки обнаружилось, тем не менее воевода поднял дружину и устремился в погоню. Но напрасно. Первый день они блуждали в невесть откуда взявшейся дебри на тех местах, где еще вчера располагались лядины, едва заросшие молодыми деревцами и прорезанные тропками; теперь же там шумел вековой бор, сплошь заваленный буреломом. Уставшие, не чуя под собой ног, отроки повалились спать уже в темноте, а утром проснулись посреди кустов знакомой лядины. На краю ее нашли запутавшийся в жухлой траве гребень – хорошо знакомый Красовиту костяной гребешок для девичьей косы, который он сам когда-то подарил дочери…
Еще день отратили на поиск брода – там, где он всегда находился, теперь бурлило мощное течение глубокого русла. Красовит изругался: не может быть, чтобы осенние дожди полностью уничтожили брод! Искупав несколько людей и коней, стали искать другой, но так и не нашли – вода покрывала с головой, течение едва не погубило даже лошадь. А назавтра брод опять стал проходимым, а на камнях его застрял мокрый рушник – из тех, что Унелада вышивала себе в приданое…
Когда переправились за реку, потянуло дымом. Лесной пожар глубокой осенью, когда все кругом отсырело, – вещь невероятная. Огня нигде не замечали, но душным серым дымом тянуло отовсюду: от стволов, из-под мха. Люди и кони кашляли, задыхались, и скоро пришлось повернуть назад. Красовит намеревался продолжить путь завтра, когда наваждение к утру спадет, но дружина возмутилась.
– Не дразни игрецов, воевода! – сказал ему Божаня, выражавший мнение всех отроков – утомленных и встревоженных. – Дочка твоя хоть и молодая, а ведунья уже знатная. Еще бы – при такой-то матушке. Гребень нашли – ее, рушник – ее. Если тут поискать, и кресало ее найдем. Оно так выходит, не хочет она, чтобы ты ее нагнал и назад воротил. По своей воле ушла.
– Это моя дочь! – яростно отвечал Красовит. – Не ее дело – за себя решать. Хочет не хочет – найду и за косу домой приволоку! А князю Браняте, козлу старому, ярилку оторву под самый корень, чтоб знал, как молодых девок увозить!
– Твоя дочь, воевода, не простая девка! – вздохнул Божаня. – Она старшая дочь старшей дочери, многих княгинь и волхвит прямая наследница. Сама Леля в ней живет, ее нельзя за косу таскать. А то у всех девок враз косы отвалятся, что делать будем? Поедем-ка домой! А то она еще чего похуже придумает, вовсе из лесу не выберемся.
Как ни трудно было упрямому Красовиту смириться с поражением, считаться с дружиной приходилось и ему, а продолжать погоню не хотел никто. С чародеями бороться – себе дороже выходит, об этом каждый знал множество жутких повестей. И он повернул назад, кипя гневом на ту, которая во всем виновата – на жену. Почему она не исполнит просьбу Бранемера? Почему не вернет дешнянскому князю сына, чтобы тот уехал восвояси и успокоился? И почему она, леший ее возьми, не смотрит за единственной дочерью?
Ради такого случая Красовит сам отправился в лесную избушку Лютавы, хотя не бывал здесь почти никогда. Судя по тому, как жена его встретила, она знала, что он вернется ни с чем.
– Она хотела уйти, – спокойно отвечала Лютава на крики мужа, который, зная, что здесь их никто не услышит, отводил душу. – Она больше князя Браняту похитила, чем он ее.
– Ну а ты куда смотрела? В Навь, как обычно? А в Яви хоть гори все синим пламенем – муж, дом, дети, весь Крас-городок, вся земля наша!
– Я не знала, что она хочет бежать. Она отвела мне глаза. – Лютава улыбнулась, скорее довольная успехом дочери, чем раздосадованная собственной промашкой. – Она встала на свой путь и потому оказалась сильнее меня.
– Что ты несешь такое, навь вас всех пожри! – Красовит в негодовании грохнул кулаком по столу, так что подпрыгнули миски.
Он всегда был далек от колдовских дел, и их непонятность, неподвластность приводили его в бешенство.
– Слушай, коли не лень. – Лютаву ничто не могло вывести из равновесия, которое питала сама бездна подземельная. – В нашей дочери живет богиня Леля. А ее суть – весна, ее дело – любить и возрождать. Из-за Столпомеровых страхов Унелада слишком долго ждет, пока ее жених пришлет за ней, а богиня не может ждать. Богиня толкает ее к тому, кто нуждается в ее любви. А Бранемеру нужна не просто дева – ему нужна богиня Лада для его святилища. Он ведь жаловался, что не имеет достойной. А Унелада уже взрослая, ей уже тесно и тяжко здесь, при мне.
Она так сказала это «при мне», что Красовит понял: она имела в виду, что дочери-Леле тяжело жить под властью матери-Марены.
– Богиня в ней просилась на простор. Вот она и пошла, иначе богиня покинула бы ее. Не надо пытаться ее возвратить. Заставив дочь свернуть с пути Лели, ты разлучишь ее с Лелей.
По угрюмому лицу Красовита было видно: его бы обрадовал такой исход. Он давно привык видеть во «всем этом волховании» только помеху обычной человеческой жизни. Боги, конечно, нужны, но не прямо здесь, в доме, в глазах жены и дочери! Он-то был обычным человеком и порой тайком проклинал судьбу, которая сделала его единственным на свете пригодным мужем для Лютавы. С самого начала между ними стояла высокая стена, и за двадцать лет она не стала ниже. Единственный сын Радомер, опора и надежда всякого отца, рос молодцом хоть куда, но с самого младенчества был оборотнем и чародеем, лучшим другом и союзником матери, а с отцом держался почтительно, но оставался далек и непонятен. Боги отнимали у воеводы семью, но он ничего не мог поделать. И понимал, что эти женщины ничего не могут поделать с собой и теми силами, что в них живут.
А вслед за первой пришла и вторая беда. Установился санный путь, и довольно скоро в Крас-городок пожаловали почетные гости: посольство от полоцкого князя Столпомера. Приехали за невестой…
Своего единственного сына Столпомер потерял очень много лет назад. Тот погиб в сражении, еще будучи женихом, и не оставил детей. Кроме него, у Столпомера имелась единственная дочь Дивина, нынешняя смолянская княгиня. Выдавая ее за молодого князя Зимобора, Столпомер поставил условие, по которому старший внук передавался ему на воспитание, чтобы впоследствии стать его наследником. И через восемь лет в Полоцк привезли мальчика, княжича Хортеслава, который с тех пор и составлял семью стареющего князя. Через пять лет сам Столпомер подыскал ему невесту: Унеладу, дочь воеводы Красовита и Лютавы, внучку угренских и вятичских князей. Во время обручения Унеладе сравнялось всего восемь, и свадьбу назначили через девять лет. И вот они прошли, Хортеслав сам приехал за своей будущей женой.
Это было против обычая: при браке уводом жених умыкает невесту сам, но когда свадьба справляется по уговору между родами, он сидит на месте и ждет, пока старшие родичи честь честью ее доставят. Но Хортеслав снарядился в путь, в сопровождении своего кормильца, волхва и двух десятков отроков. И то сказать, княжич достаточно вырос, чтобы устраивать свои дела без дедовой помощи: у его ровесников уже имелись двухлетние, а то и трехлетние дети. Старый князь как мог затягивал с его женитьбой, опасаясь, как бы внука не постигла злая судьба сына. Но Хортеслав больше не хотел ждать: нельзя же всю жизнь от судьбы пятиться! Да и перед людьми уже было стыдно. Столпомер стар, а чтобы утвердиться в правах наследника, Хортеславу обязательно требовалось жениться!
Воевода Красовит едва не лез на стену от стыда и досады. Что он скажет сватам? Что не уберег свою дочь, обещанную полоцкому княжичу, и она вошла в дом Бранемера дешнянского?
Лютава, которая к тому времени вернулась из леса и жила в Крас-городке, тоже не сразу решилась взглянуть в глаза нареченному зятю. Стыдно было нарушить слово, а к тому же они выбрали жениха для дочери вовсе не случайно. К обручению Столпомерова внука именно с этой девочкой в свое время имелись весьма веские причины.
Почти полвека назад, еще будучи молодым парнем, Столпомер однажды повстречался с младшей из трех вещих вил. Дева первозданных вод помогала ему в борьбе с врагами, но взамен требовала верной любви. Однако Столпомер, нуждавшийся в наследниках, женился и обзавелся детьми. И этих-то детей ревнивая Дева Будущего нещадно преследовала, погубив сына и едва не погубив дочь. Двадцать лет спустя почти то же повторилось с его зятем, князем Зимобором. Правда, Зимобор нашел способ избавиться от любви Девы, что и позволило ему жениться на Дивине, дочери Столпомера. И все же они опасались, как бы любвеобильная и неотвязная Дева не нашла дорогу и к их детям. Как и прочие вилы, Дева опасна лишь для неженатых, поэтому Хортеслав, старший сын Зимобора, был обручен сразу, как только стал считаться отроком. А еще Деву, как и прочих вил, может держать на расстоянии волк, страж границы между тем и этим светом. Поэтому Хортеслав получил «волчье» имя, с рождения его кутали в одеяльце из волчьей шкуры; такую же шкуру он, подрастая, носил вместо накидки. И в невесты ему выбрали Унеладу, дочь и племянницу оборотней: Лютавы и ее брата, угренского князя Лютомера – Белого Князя Волков… Столпомер, почти всю жизнь проживший в тайном страхе перед местью Девы Будущего, верил, что только такая жена сможет уберечь его любимого внука и единственного наследника, спасет от безвременной гибели, унесшей когда-то его сына