По обычаю таких случаев девушки напялили по пять-шесть вышитых рубах, кто сколько заготовил для приданого. Если смотрины устраивались между родами, то матери будущих женихов имели право осматривать работу, поднимать подолы, изучая вышивку, до той рубахи, где широкая красная полоса – значит, она последняя. В пяти сорочках даже худенькие девчонки казались дородными и полными, хорошими работницами, которым по плечу любой труд. Младина вдруг ощутила себя чуть ли не сиротой: на ней-то сорочка всего одна!
– Твой жених будет! – шутливо заверил ее старый Комля. – Понева-то на тебе одной, стало быть, ты единственная тут настоящая невеста. Остальные так, недоросточки!
Как невесту из самого старшего местного рода, Младину вывели в начало девичьего строя. Она нашла глазами кучку смолян возле внешних ворот святилища. Один обернулся… и у Младины сердце провалилось в пятки. Ее затрясло, стало трудно дышать, мир покачнулся, и она невольно уцепилась за соседку.
Моргнула, пытаясь прийти в себя, глубоко вдохнула. В нескольких шагах от нее стоял Хорт… или нет? Она видела его черты, которые так хорошо помнила, но этот был Хорт явно моложе – лет на пять. Яркий румянец, короткие волосы, более свежие и мягкие черты с выражением почти мальчишеского задора. Те же красивые брови, словно бурые куницы, но лицо еще хранило след полудетской округлости: в этом юноше еще поглядывал мальчик, которым он недавно был, когда в лице Хорта мальчика уже сменил мужчина.
Сознание двоилось, не в силах совместить то, что Младина помнила, и то, что она видела. Ей мерещится это сходство? Обманывают надежды?
Но у кого она могла спросить – ведь ее снов о женихе не видел никто, кроме нее.
А княжич Велебор тем временем уже приблизился к строю. Замирая, Младина ловила его взгляд. Но он, едва скользнув глазами по веренице девок – уже не в первый раз он видел подобное, – почему-то опустил глаза, будто его занимали не лица девушек, а вышитые подолы.
Вот он подошел к ней почти вплотную. Младина не сводила глаз с его лица и от волнения не могла бы выговорить ни слова. Это он… не он… Это Хорт, но какой-то совсем другой Хорт!
А он остановился возле нее. Глянул в лицо – она покачнулась, встретив взгляд уже знакомых серых глаз, – и снова опустил взор. В растерянности она не понимала, чем он занят, как вдруг он полез в кошель и вынул свернутый кусок тесьмы. Пояс с синими кистями. Оглянулся на кого-то из своих людей, кивнул, подзывая, приложил свою тесьму к поясу Младины, повязанному поверх черного кожуха, снова оглянулся на подошедшего спутника. И тут Младина наконец поняла: он сравнивает ее пояс с тем, что привез с собой.
– Кажись, он самый! – сказал незнакомый голос.
– Один в один! – поддержал другой.
Велебор снова взглянул в лицо Младине. И ничего, кроме любопытства, в его глазах не отразилось. Ни проблеска узнавания или радости.
– Чья же ты, девица?
И голос был другой, не тот, что ей запомнился.
– Заломичей, да?
– Да, сокол, – с явным удовольствием подтвердил дед Лежень. – Это племянница моя, дочь брата покойного старшего, Хотилы.
– А я думал, внучка твоя.
– Хотила поздно вторую жену взял молодую, а дочь родилась не сразу, отца на свете не застала. Теперь с матерью живет…
– Сам посмотри, старче: тот пояс?
Лежень нагнулся, всматриваясь в узоры из знаков «волка» и «ярги».
– Вроде сходен. Надо баб позвать, они-то в этих крюках хорошо разбираются.
Позвали женщин. Лебедица, а за ней другие матери подтвердили: пояс Младины и тот, что в руках княжича, очень похожи, явно сделаны одной и то же ткачихой, только у девушки красные кисти, а у парня – синие.
– Откуда ж у тебя такой? – почтительно, однако не в силах одолеть жгучего любопытства, спросила Лебедица.
– Матушка моя мне вручила, – со значением ответил Велебор. – Как провожала в дорогу, так дала мне пояс из укладки своей и наказала: на которой девице такой же найдешь, в той и судьба твоя.
Все понимающе закивали, ибо не раз слышали о чем-то подобном в сказании: мать добра молодца всегда заранее знает, где его судьба и как ее сыскать. Особенно когда эта мать – княгиня.
А Муравица обернулась и толкнула локтем Бебреницу, бросила на нее многозначительный взгляд: помнишь? Минувшей весной они с не меньшим удивлением разглядывали пояс, в котором Младина пришла от Угляны. И еще толковали: не от Глуховичей ли он? Теперь выходило, что несчастные отщепенцы ни при чем. Волхвита дала своей дочери пояс, который сделает ее невестой молодого князя. А уж как Угляна это устроила – того им и не узнать, на то она и хитра…
Велебор кивнул своим людям, и вперед вышел самый старший – широкий мужик с выпирающим брюхом и крупным красным носом.
– Просим у тебя, старче, вот эту соколицу для нашего сокола! – Он поклонился. – Что скажешь?
– Ну, так просто такие дела не делаются. – Никто и никогда не дает прямого ответа на подобные запросы. – Пойдемте-ка, гости дорогие, за столом посидим, меда-пива попьем, там обо всем и потолкуем.
Лежень повел гостей в обчину. Прежде чем отойти, княжич вдруг подмигнул Младине. Видевшие это девушки засмеялись, за весельем скрывая зависть. Никого не поразило, что молодой князь действительно выбрал невесту у них на Сеже: другие земли они представляли себе очень смутно. Но поскольку выбор пал на самую старшую и достойную, то и никому не обидно… Потом скажут: она знала все наперед, дочка волхвиты, потому и сбежала от простого жениха, чтобы в лесу дождаться княжича. Будут потом на павечерницах рассказывать своим дочерям новое местное предание…
Самой избраннице полагалось бы ликовать и гордиться. Но Младина чувствовала лишь изумление: не оттого, что выбор пал на нее, а оттого, что Хорт ее не узнал! Он узнал ее пояс, но не ее саму! Может, он как тот сокол в сказании – к утру забывает приходящую по ночам девушку?
Или все же это не Хорт? Шагнув на этот скрипучий снег прямо из видений, он оказался другим. Но могут ли видения, перешедшие в явь, остаться прежними?
И не заключается ли истинная мудрость в том, чтобы суметь узнать судьбу в новом обличье?
Проснувшись, Младина засмеялась про себя: приснится же такое! И с новой силой ощутила, как соскучилась по Хорту, как недостает ей веры, что они увидятся снова, наяву, хоть когда-нибудь! Она повернулась, удивилась, что, оказывается, не дома… то есть дома…
Она приподнялась и похлопала глазами. Она дома, то есть там, где провела первые шестнадцать лет своей жизни. У родителей… то есть у Путима. В Залом-городке, на полатях, а вот и оба младших брата рядом сопят. Но как она сюда попала? Вспомнилось, как Ярко приехал за ней к Угляне, как они пробирались через заснеженный лес, как пришли к Овсеневой горе… Княжич Велебор…
Так это что, все – правда?
– Проснулась, княгиня! – окликнула ее снизу мать, то есть Бебреница. Там уже блестела лучина и тянуло запахом дыма. – Ступай умывайся. Скоро бабы набегут. Приданое притащут.
Младина собрала одежду и соскользнула вниз, поближе к печке, которую мать как раз закончила топить.
– Приданое?
– Бабы решили: коли ты у нас княжья невеста, надо тебе и приданое княжеское собрать. Того, что наготовили к осени, маловато теперь будет, для такого-то случая. Тебе и сорочек побольше надо, и понев, и поясов, и подарков для свадьбы. У князя-то какая свадьба должна быть, не нашим чета! Бабы принесут, у кого что найдется. Тканины, сукна, мехов.
Значит, это все-таки правда. Младина села и принялась медленно расчесывать косу.
– Что, рада? – Мать остановилась возле нее. – Или страшно? Все-таки даль такая… У меня сестру на Касню отдавали, так она убивалась, а это ведь… Как повезут тебя в Смолянск… вот сидишь и не знаешь: да есть ли он на свете, или так, одни басни…
Она вздохнула.
– Ну, как же его нет? – Младина пожала плечами. – Каждую зиму княжьи люди оттуда приезжают, князь сам тоже…
Подумав об этом, она снова подумала о Хорте. Так его она вчера видела или не его? Сердце подсказывало, что все-таки не его. Наяву его присутствие не вызывало в ней и десятой части того счастья, что во сне. Парень как парень, хорош собой, учтив, и высокий род немало стоит… Но это все она осознавала лишь умом, а сердце билось ровно.
Но не может такое сходство быть случайным! И ее уже тянуло в неведомый Смолянск, хотелось оказаться там вот прямо сейчас, посмотреть: нет ли там настоящего Хорта?
– А жених-то тебе хоть нравится? – продолжала любопытствовать Бебреница. – И молод, и собой хорош, и нраву вроде доброго.
– Нравится, – уверенно ответила Младина.
Велебор в ее глазах был хорош уже тем, что напоминал Хорта. Только странным образом помолодевшего. Может, просто спросить у него?
Но пока повидаться с женихом было нельзя – смоляне остановились в обчинах святилища. Да и долго размышлять ей не дали: уже вскоре, как и обещала мать, в избу потянулись женщины Заломичей, а потом, ближе к вечеру, и других родов. Приданое для княжеской невесты собирали чуть ли не со всей волости, и всякому хотелось внести свой вклад в это дело. Ведь князь – пращур всего племени, дар ему – дар предкам и самим богам. На Младину теперь смотрели совсем другими глазами, приговаривая, что, мол, маленькая, да удаленькая. Считаясь дочерью Хотилы, по родовому счету она была самой старшей из дочерей и самой подходящей невестой для князя. Про то, как княжич искал невесту по сходству поясов, уже пересказывали, будто сказку.
Младина и сама очень хотела знать, откуда у Велебора такой же пояс. Очень может быть, он знает, кто она такая! Или хотя бы его мать-княгиня, давшая ему второй пояс. А княгиня – в Смолянске.
Вечером сежанские старейшины снова собрались в обчине – давался третий и последний перед отъездом пир. Назавтра полюдью предстояло двигаться дальше, чтобы успеть вернуться в Смолянск до разрушения санного пути.
Состоялось обручение: Лежень и Лебедица за руки подвели Младину, укутанную белым покрывалом до самых ног, к нарядному жениху, обвели вокруг него, благословили хлебом, посадили рядом. Она не могла разобраться в своих чувствах и даже радовалась, что никто не видит ее лица. Окажись княжич совсем чужим человеком, она просто отказалась бы от этой чести и ушла обратно в лес – и пусть бы ее считали сумасшедшей. Но сходство Велебора с Хортом сбивало с толку