И он начал.
— Ничего не говори... — выдохнул мужчина и потерял сознание от боли.
Женщина проклинала, вопила, умоляла. И наконец не выдержала.
— Я скажу, я все скажу! — закричала она. — Диллар уехал в Эфред!
Лайан ослабил свои усилия.
— Эфред. Так. Значит, он в стране Падающей Стены. — Он поджал губы. — Возможно, это правда. Но я не верю. Ты должна сказать это еще раз, под действием извлекателя правды. — Он взял из костра пылающее полено, прижал к лодыжкам женщины — и снова занялся мужчиной. Женщина молчала.
— Говори, женщина! — тяжело дыша, рявкнул Лайан. — Я весь вспотел от работы. — Она молчала. Глаза ее, широко раскрытые, стеклянно смотрели в небо.
— Она умерла! — закричал муж. — Умерла! Моя жена умерла! Лайан, ты дьявол, ты сама подлость! Проклинаю тебя! Тиалом! Крааном! — голос его дрожал в истерике.
Т’саис была обеспокоена. Женщина умерла. Разве убийство на злое дело? Так сказал Панделум. Если женщина хорошая, как говорит этот бородатый человек, значит, Лайан — зло. Конечно, все существа из плоти изначально грязны. Но все же отнимать жизнь у живого — большое зло.
Не чувствуя страха, она вышла из укрытия и подошла к костру. Лайан поднял голову и вскочил. Но увидел всего лишь незнакомую девушку поразительной красоты и принялся весело напевать и приплясывать.
— Добро пожаловать! Добро пожаловать! — Он с отвращением взглянул на лежащие на земле тела. — Как неприятно. Не будем обращать на них внимания. — Он одернул плащ, нежно поглядывая на Т’саис блестящими карими глазами, и с видом напыщенного петуха направился к ней.
— Ты прекрасна, моя дорогая... а я... я настоящий мужчина — ты увидишь.
Т’саис положила руку на рукоять меча, и тот сам по себе выскочил из ножен. Лайан отшатнулся, встревоженный видом лезвия и блеском глаз девушки.
— Что это значит? Ну, ну, — раздраженно сказал он. — Убери свою сталь. Она слишком остра. Я добрый человек, но не выношу угроз.
Т’саис стояла над распростертыми телами. Мужчина лихорадочно ощупывал ее взглядом. Женщина продолжала мертво смотреть в темное небо.
Лайан прыгнул вперед, пытаясь схватить девушку, пока та отвлеклась. Меч сам собой метнулся вперед, пронзив в полете проворное тело.
Лайан-Странник опустился на колени, кашляя кровью. Т’саис вытащила меч, вытерла о его зеленый плащ и с трудом убрала в ножны. Мечу хотелось пронзать, убивать.
Лайан лежал без сознания. Т’саис, испытывая тошноту, отвернулась. Послышался слабый голос:
— Развяжи меня...
Т’саис подумала, потом разрезала путы. Мужчина захромал к своей жене, погладил ее, развязал веревки, позвал ее. Ответа не было. Он выпрямился и в безумии завыл в ночь. Взяв тело на руки, он побежал в темноту, хромая, падая, выкрикивая проклятия.
Т’саис вздрогнула, перевела взгляд с лежавшего Лайана на темный лес. Медленно, много раз оглядываясь, она покинула руины. Истекающее кровью тело Лайана осталось возле угасающего костра.
Блеск костра затерялся в темноте. Т’саис ощупью пробиралась между деревьями. В Эмбелионе никогда не бывает ночи, только светящиеся сумерки. Т’саис продолжала идти по лесу, подавленная и не подозревающая о существах, которых может встретить, — деодандах, пелгрейнах, рыщущих эрбах и демонах, гидрах, которые выпрыгивают из почвы и впиваются в жертву.
Т’саис, невредимая, продолжала идти и вскоре вышла на опушку леса. Местность поднималась, деревья становились тоньше, и Т’саис наконец оказалась на безграничном темном пространстве. Это была пустошь Модавна Мур — древний тракт, на котором отпечатались следы множества ног и пролитой крови. Во время знаменитой бойни Голикан-Завоеватель согнал сюда население двух больших городов: Г’Васана и Баутику, сжал людей в круг в три мили шириной и постепенно со всех сторон теснил все больше, своей дьявольской кавалерией испугал людей, заставляя их со всех сторон стремиться к центру, пока не получилось огромное колеблющееся возвышение в полтысячи футов вышиной, пирамида кричащей плоти. Говорят, Голикан десять минут наслаждался зрелищем этого памятника, потом повернулся и направился в Лайденур, землю, из которой явился.
Призраки древнего населения давно растворились и побледнели, и Модавна Мур казался менее зловещим, чем лес. Как уродливые кляксы, повсюду были разбросаны кусты. Линия скалистых утесов резко вырисовывалась на горизонте на фоне вечерней зари. Т’саис шла вперед, радуясь открытому небу над головой. Через несколько минут она набрела на древнюю дорогу из каменных плит, растрескавшихся и разбитых, ограниченных канавой, в которой росли светящиеся цветы в форме звезд. С болот подул ветер и освежил ее разгоряченное лицо. Она осторожно двигалась по дороге. Никакого убежища не было видно, а ветер становился все холоднее.
Топот бегущих ног, несколько неясных фигур — и Т’саис забилась в чьих-то крепких руках. Она пыталась выхватить меч, но руки ее были зажаты.
Кто-то высек огонь, зажег факел, чтобы осмотреть добычу. Т’саис увидела трех бородатых, покрытых шрамами разбойников с болот. На них были серые от болотной грязи одежды.
— Да ведь это девушка! — насмешливо воскликнул один из них.
— Сейчас поищу у нее серебро, — сказал другой, и его руки бесстыдно зашарили по телу Т’саис. Он нащупал мешочек с драгоценностями и поднес их на ладони к огню. — Смотрите! Королевское богатство!
— Или колдовское! — возразил третий. В неожиданном страхе разбойники ослабили хватку. Но девушка по-прежнему не могла дотянуться до меча.
— Кто ты, женщина в ночи? — спросил один из них с некоторым уважением. — Ты ведьма? Не зря ведь у тебя такие драгоценности, и ты одна ночью идешь по Модавна Муру.
У Т’саис не было ни хитрости, ни опыта, чтобы красиво солгать.
— Я не ведьма! Отпустите меня, вонючие животные!
— Не ведьма? Тогда что же ты за женщина? Откуда ты?
— Я — Т’саис из Эмбелиона! — гневно воскликнула она. — Меня создал Панделум, и я ищу на Земле любви и красоты. Уберите руки, мне нужно идти дальше!
Первый бродяга захохотал:
— Хо-хо! Ищешь любви и красоты? Ну, кое-что ты уже нашла, девушка. Конечно, мы не красавцы: Тагман покрыт коростой, у Лазарда не хватает зубов и ушей, но у нас скопилось много неистраченной любви, верно, парни? Мы дадим тебе столько любви, сколько захочешь! Эй, парни!
И они потащили кричащую Т’саис по болоту к каменной хижине.
Когда вошли, один разжег огонь, остальные двое тем временем отобрали У Т’саис меч и швырнули его в угол. Большим железным ключом заперли дверь и освободили Т’саис. Она прыгнула к своему оружию, но грубый толчок отправил ее на грязный пол.
— Успокойся, кошка! — выдохнул Тагман. — Ты будешь довольна. — И они возобновили свои насмешки: — Конечно, мы не красавцы, но дадим тебе столько любви, сколько захочешь.
Т’саис скорчилась в углу.
— Я не знаю, что такое любовь, — сказала она. — Но вашей не хочу!
— Как можно? — насмехались они. — Неужели ты девственница?.. — Т’саис с горящими глазами слушала, как они расписывают свое грязное представление о любви.
Т’саис выскочила из своего угла в ярости, пинаясь, кусаясь, колотя. кулаками болотных людей, и когда ее, полумертвую, избитую, в синяках и царапинах, снова швырнули в угол, мужчины вытащили большую фляжку с медом, чтобы подкрепиться перед удовольствием.
Потом они бросили жребий, кому первому доставить удовольствие девушке. Но тут же началась ссора: проигравшие утверждали, что выигравший мошенничал. Раздались гневные выкрики, и под взглядами Т’саис, находившейся в таком ужасе, какого не выдержать обыкновенному мозгу, бродяги начали драться, как лоси в период гона. Т’саис подползла к своему мечу и как только дотронулась до него, тот прыгнул в воздух, как птица, и бросился в бой, таща за собой Т’саис. Трое хрипло закричали, сверкнула сталь — вперед, назад, быстрее глаза. Крики, стоны — и на земляном полу уже лежат три трупа с разинутыми ртами. Т’саис отыскала ключ, открыла дверь и без памяти выбежала в ночь.
Она бежала по темному болоту, не замечая дороги, упала в канаву, выползла на холодную грязную обочину и опустилась на колени... И это Земля! Она вспомнила Эмбелион, где самыми злыми созданиями были цветы и бабочки. Какую они вызывали в ней ненависть!
Эмбелион утрачен, отвергнут. И Т’саис заплакала.
Ее насторожило шуршание в вереске. Испуганная, она подняла голову, прислушалась. Что за новая напасть? Снова зловещие звуки, осторожные шаги. Она в ужасе всматривалась во тьму.
Из темноты появилась осторожно крадущаяся вдоль канавы темная фигура. При свете светляков она увидела вышедшего из леса деоданда, безволосое человекоподобное существо с угольно-черной кожей и прекрасным лицом, которое портили два клыка, длинных и острых, которые торчали над нижней губой. Деоданд был одет в кожаные доспехи, и его раскосые глаза голодно устремились на Т’саис. С диким воплем он прыгнул на девушку.
Т’саис вырвалась, упала, вскочила на ноги. Она метнулась к болоту, не обращая внимания на царапины и ушибы. Деоданд, яростно вопя, не отставал.
Они неслись по болоту, по лугу, по лесистым холмам, по кустарникам и через ручьи. Девушка бежала, широко раскрыв глаза и почти ничего не видя вокруг, преследователь жалобно постанывал.
Впереди показался свет в чьем-то окне. Т’саис с рыданиями взбежала на крыльцо. Дверь милосердно подалась. Т’саис упала внутрь, захлопнув дверь и задвинув засов. Деоданд всем своим весом ударился в дверь.
Дверь оказалась крепкой, окна — узкими и забранными решетками. Она в безопасности. Т’саис опустилась на колени — дыхание разрывало ей горло — и потеряла сознание...
Хозяин дома встал из своего глубокого кресла у огня, высокий широкоплечий мужчина, движущийся с необычной медлительностью. Судить о его возрасте было трудно, так как лицо и голову скрывал черный капюшон. В разрезах капюшона виднелись спокойные голубые глаза.
Человек постоял над Т’саис, которая как кукла лежала на красном кирпичном полу. Наклонился, поднял ее и перенес на широкую удобную скамью у огня. Снял с нее сандалии, возбужденно дрожащий меч, грязный плащ. Принес мазь и смазал царапины и кровоподтеки на ее теле. Потом завернул в мягкое фланелевое одеяло, подсунул под голову подушку и, убедившись, что ей удобно лежать, снова сел у огня.