— Я пытался найти корабль, чтобы уехать, — сказал Эйрик — но никто не берет нас.
— Я знаю. Нас не отпустят, — Ивен выдохнула, самообладание понемногу возвращалось к ней. Главное — сказано, и теперь проще. — Я знаю, Эйрик. Значит, нужно иначе. Они думают, что совсем прижали нас, но это не так. Они не понимают главного. Они хотят сделать тебя королем, ты понимаешь? Ты должен поехать с ними. Подожди, послушай! Да, поехать с ними один, без меня. Они могут прижать нищего мальчишку, который ищет работу и которому некуда деваться. Но прижать короля намного сложнее. Ты понимаешь? Нужна сила. Ты поедешь с ними в Вальборг. Ты найдешь людей, которые готовы тебя поддержать. Я же видела, ты можешь, если захочешь. Ты получишь власть, и не нужно будет больше бояться. А потом вернешься за мной.
На последних словах голос дрогнул.
Нужна ли она будет королю? Альва-полукровка…
Если он не вернется?
И все же, Ивен смотрела на него, и видела, как меняются его глаза.
Он все еще не может принять это. Хочет отказаться, мысленно ищет другие пути…
Но чтобы победить — нужно драться. И не бояться ничего.
— Может быть, я всегда мечтала стать королевой? — Ивен постаралась улыбнуться, хотя губы дрожали. — Ты ведь сделаешь это для меня?
Больше всего на свете Ивен хотела, чтобы он остался рядом с ней. Но позволить остаться никак нельзя.
— Сделаешь? — спросила она.
Эйрик покачал головой.
Он поднялся на ноги, отошел к окну, долго стоял, повернувшись к ней спиной. Ссутулившись.
— Они хотят, чтобы я отказался от тебя, — сказал он. — Чтобы взял другую жену.
— Откажись, — твердо сказала Ивен, хотя внутри все сжималось. — Скажи им. Так, чтобы они поверили. Да, пусть поверят, что ты согласен. И тяни время. В конце концов, мы можем устроить свадьбу второй раз.
Ивен не удержалась, шмыгнула носом.
Эйрик повернулся к ней.
Недоверие на его лице. Непонимание. «Что ты такое говоришь!»
— Ты думаешь, лучше жить вот так? — Ивен всхлипнула. — Таскать тебя пьяного и избитого по подворотням? Это хорошо, что ты свалился рядом с домом. А если на другом конце города? Что бы я делала? Хорошо еще, Ланцо был рядом, помог… Что мне делать? Каждую минуту бояться, что с тобой что-то случится? Думаешь, так лучше? Смотреть, как ты сам гробишь свою жизнь? Я не хочу в этом участвовать!
Ивен стиснула зубы. Хватит. Это жестоко, она понимала сама. Но иначе его не убедить. Иначе не пробить эту стену. Эйрик страшно упрямый.
— Ланцо… — сказал он. — Возможно, с ним тебе было бы лучше.
Так остро захотелось врезать ему, просто нет сил…
— Если ты собираешься сдаться прямо сейчас, то да, было бы лучше! — сказала, и сама зажмурилась от страха. Сейчас он просто уйдет…
— Я не собираюсь сдаваться, — сказал он.
— Тогда что ты собираешься делать?
Он вздохнул. Ответа не было. Эйрик стоял перед ней и не мог решить. Давать обещания просто так — он станет.
— Я хочу тобой гордиться, — сказала Ивен. — И я знаю, что ты можешь… Я ведь знаю, ты так хотел уйти в поход, на войну. Ты же ходил к ним. Я бы тебя отпустила. Поплакала бы, но отпустила. Потому, что держать рядом с собой — не честно. Не нужно оглядываться и бояться за меня. Я справлюсь. Так будет лучше для нас обоих. Со мной ничего не случится. Я буду ждать тебя. Столько, сколько понадобится. Я верю, что у тебя все получится. Я верю, и буду ждать. Если ты считаешь, что нужно как-то иначе — скажи как.
Он покачал головой.
Долго молча смотрел на нее.
— Возможно, ты и права.
Ивен не выдержала, всхлипнула. По щеке покатилась слеза.
Вот и все.
Больше сил не было.
— Обними меня, пожалуйста… — попросила она. — Пока… пока ты еще не ушел…
Он шагнул вперед, порывисто сгреб ее в объятья.
Молча. Словно боясь обещать.
Можно ли за день прожить целую жизнь?
Словно завтра уже не будет. Словно нужно успеть все сейчас.
И как успеть, если слов не найти?
Эйрик держал ее за руку. Просто держал, не говоря ничего. Боясь отпустить даже на мгновение. Отпустишь, и случится что-то непоправимое, все исчезнет…
Невозможно уйти. Но иначе… Иначе выхода совсем нет.
Они спустились во двор. Эйрик взялся готовить ей завтрак. «Давай я, хорошо? Мне хочется что-то сделать для тебя. Садись». Не очень умело, но очень старательно. Лепешки он, конечно, печь не умел, просто разогрел на камнях вчерашние. Ивен смотрела, как он мелко режет зелень, как сосредоточенно перемешивает в мисочке с мягким сыром. Достает соленые оливки, немного холодного мяса — режет тонкими полосочками.
— Вот, держи…
Он так смотрит на нее…
И она вспоминает, как он варил рагу, пять раз подряд, и выбрасывая. Упрямо. И сидел потом голодный. А ведь мог бы тогда ее заставить, и куда бы она делась. Целую жизнь назад.
Он смотрит на нее и молчит.
Аккуратно мажет сыр на лепешку, протягивает. У него тонкие длинные пальцы. У него глаза — цвета грозового неба, темно-серые. Волосы коротко пострижены. Пятна от ожогов на лице еще заметны, но только от того, что кожа новая, чуть-чуть светлее, а вокруг — успела загореть. Он стал почти черным под южным солнцем. Светлые брови…
Ивен пыталась запомнить его. Вот таким.
Как же она без него?
А он все еще пытается найти другой выход.
Но решение принято.
— Значит, они заплатили тебе? — говорит он, прикидывая что-то в уме. — Я постараюсь выбить еще. Чтобы ты ни в чем не нуждалась. Можно даже найти тебе другой дом, получше, если захочешь, с зеленым двором и кухней, где хозяйкой будешь только ты.
— Не надо, — говорит Ивен, — мне нравится здесь.
— Хорошо, — он соглашается. — Ты же сможешь писать мне? У матери твоего Ланцо наверняка есть связи, можно найти какого-то купца или контрабандиста, который отвезет письмо. Я поговорю, узнаю, как лучше это устроить. Я тоже постараюсь писать, обязательно. Нужно только так, чтобы письма не попали в чужие руки.
Он строит планы.
Сложнее всего решиться, а дальше уже проще. И пусть нестерпимо ноет сердце, но зато понятно, что делать.
Он же может. Ивен видела, он умеет договариваться, если только дело не кается его лично. Только для себя он не станет. А ради нее…
— Мы скажем, что поругались, что ты выгнала меня, — говорит Эйрик, глядя на нее, очень спокойно, только глаза становятся совсем темными. — Что тебе не нужен муж-пьяница, которого надо искать по подворотням и тащить на себе домой. А потом всю ночь лечить и лить слезы. Скажем, что у тебя есть другой, такой же, как ты.
— Это не правда…
— Не важно. Так будет безопаснее для тебя. Скажем, что мне надоело и я хочу вернуться домой. Наигрался.
Он скрипит зубами, отворачивается.
— Ты не жалеешь? — зачем-то спрашивает она. — Не жалеешь, что все так вышло?
Он качает головой. Как можно жалеть?
Потом говорит что-то еще, Ивен почти не слышит.
Теперь больше ничего не зависит от нее, она сделала все, что могла. Сейчас он уйдет…
Потом он действительно уходит говорить с Ланцо.
— Если спросят, скажи, пошел бить ему морду.
— Но ты же не…
— Нет, — он изо всех сил старается улыбнуться, но губы не слушаются, улыбки не выходит. — Сейчас не время выяснять отношения. Пусть лучше присмотрит тут за тобой, даже если… если… Не важно… Мне так будет спокойнее.
Даже если у Ланцо к ней совсем не дружеский интерес. Даже если она не дождется…
При упоминании Ланцо у Эйрика каменеет лицо, но если нужно — он все сделает.
Главное — чтобы с ней было все хорошо.
— Куда страшнее оставить тебя совсем одну, — говорит он очень честно.
Потом уходит.
И его нет целую вечность, до самого вечера.
Они ужинают на балконе вдвоем.
Почти не разговаривая. Все слова уже сказаны. А если и говорят, то о чем-то незначительном, повседневном, словно ничего не случилось, и завтра будет обычный день…
Завтра он уйдет.
Лучше не затягивать, иначе будет больнее и хуже. Если решено — лучше делать сразу.
И ночью — лежать обнявшись, крепко прижавшись друг к другу. Все так же без слов и даже без поцелуев. Словно одним неловким движением можно все разрушить. И все потерять.
«Я вернусь, — только еще шепнет он. — Я обязательно вернусь за тобой».
И Ивен будет верить — он вернется.
Они будут тихо лежать. Тихо-тихо. И Ивен будет слушать его ровное дыхание и совсем не ровный, сбивчивый стук сердца.
А утром, еще до рассвета он уйдет.
Она притворится, что спит, потому, что на прощания больше нет сил.
Он тихо вылезет из кровати, стараясь не разбудить ее, тихо оденется, и будет бесконечно долго стоять рядом, замерев…
Словно целая жизнь…
И лишь когда его шаги стихнут на лестнице, Ивен заплачет.
Глава 33
Тяжелее всего дались первые дни.
К зиме стало проще. Дожди смыли слезы, осталась лишь пустота.
Ни горя, ни успокоения, ни твердой уверенности — только пустота.
Почти полгода.
Осторожная надежда.
Никаких писем, никаких вестей.
Отсюда до Вальборга так далеко, что даже сплетни не всегда доходят. И доходят с опозданием. Ивен лишь слышала, что, вроде бы, принц Эйрик вернулся домой. На рынке болтали… Одни говорили, что вернулся, нашелся наконец, другие удивлялись: а разве он вообще куда-то пропадал?
Словно и не было ничего. Словно все — только сон.
Как-то вечером ей принесли деньги. Столько, что можно безбедно жить здесь несколько лет. От лорда Барёда. Просто отдали и ушли. Ивен не стала возражать.
Деньги за то, что она отказалась от Эйрика.
Потом взяла, отнесла в храм и попросила раздать бедным. Да-да, все раздать. У жрецов алчно загорелись глаза, но Ивен, пожалуй, было все равно. Таких денег ей не нужно.
Она даже хотела уйти из лавки Челесты, вышивать рубашки, сидеть дома. Справится сама, ей хватит. Много ли надо? Не хотелось никого видеть. Но Челеста уговорила остаться. Разве одиночество может помочь? Разве хорошая работа может помешать? Наоборот — заняться делом, общаться с людьм