– Сэр, – сказала ему тогда Кэт, – вы не должны расстраиваться. Это воистину прекрасная мечта.
Хэксби повернул к ней заплаканное лицо с мокрыми глазами и покрасневшим носом:
– Но где найти правителя, заслуживающего такой дворец? Только сам Господь достоин его.
К восторгу господина Хэксби и неудовольствию Кэт, Кромвели отобедали с ними. Еда из таверны, чрезмерно дорогая и пережаренная, была съедена до последней крошки. Пока они ели, пили и разговаривали, за окнами стемнело – дни в феврале короткие, особенно в пасмурную погоду.
Потом со стола убрали, и Хэксби велел принести свечи. Их компания сплотилась: в мерцающем свете свечей все четверо стали похожи на заговорщиков. Хэксби кивнул, и Кэт снова достала из папки планы и разложила их на столе. Всего четыре листа: подробный план Кокпита и окружающих зданий, вплоть до ворот Гольбейна и ристалища на севере. На полях имелись какие-то неразборчивые пометки. На одном листе с обеих сторон остались жирные отпечатки большого пальца. На другом – пятна от вина. Эти планы, частично выполненные уже выцветшими чернилами, а частично – карандашом, предназначались для работы на строительной площадке, а не для того, чтобы произвести впечатление на заказчика.
Едва увидев документы, господин Хэксби преобразился. Он говорил теперь уверенно и четко, в словах его чувствовался колоссальный опыт. Кэт никогда не любила Хэксби, как жене полагается любить мужа, но так сильно уважала его опыт и знания, что это вылилось в нечто, странным образом походившее на любовь.
– Поверни план так, чтобы западная сторона была сверху, – велел он ей. – Тогда господину Кромвелю будет легче сориентироваться. Изволите видеть, сэр, это Кинг-стрит. Собственный сад ниже, на востоке. На севере, это от вас справа, находятся ворота Гольбейна. А наверху, чуть левее, сэр, – обратите внимание на это здание: восьмиугольник, заключенный в квадрат, – это, собственно, и есть Кокпит. За ним лежит Сент-Джеймсский парк. А южнее, – Хэксби ткнул в бумагу пальцем слева от Кокпита, – вы видите жилые помещения, которые занимала ваша семья во времена Республики. Полагаю, апартаменты сильно изменились, после того как в них вселился герцог Альбемарль. Их перестроили и значительно расширили.
– Скажите, сэр, это и есть тот самый сад, где мы с Кэтти играли детьми? – осведомилась Элизабет, указывая пальцем.
Кэт с неодобрением подумала, что в вопросе Элизабет не было никакого смысла; наверняка она задала его только потому, что уже с полчаса никто не обращал на нее внимания.
– Очень может быть, – бросил Хэксби без видимого интереса и вновь обратился к Кромвелю: – Если мне не изменяет память, вот здесь находилась главная гостиная с эркером, выходящим на юг. Ну что, сориентировались, сэр?
Кромвель склонился над столом и пододвинул свечу, чтобы ее свет падал прямо на бумагу:
– А где уборная, о которой я говорил?
– Вон там. В углу. Видите пунктирную линию внизу? Она отмечает русло водоотводного канала. – Хэксби провел пальцем по линии, тянувшейся через сад до парка за ним, а потом продолжил ее дальше, за край бумаги на стол. – Вот тут приблизительно он впадает – или раньше впадал – в ручей под дорогой. Затем канал проходит под площадкой для игры в шары, примерно вот досюда, – его палец снова уперся в стол, – где он впадает в Темзу.
Кромвель нахмурился:
– Не совсем понимаю… – Он достал из камзола лист бумаги, как предположила Кэт, письмо своей покойной матери. – Здесь говорится о будке в углу сада. И об уборной.
– Вы правы, сэр. – Палец Хэксби снова завис над садом. – Отхожее место находилось в огражденной части, которая в то время использовалась как огород. Должно быть, эта линия означает забор. Если я правильно понимаю смысл письма, внутри постройки имелось отверстие, через которое рабочие могли попасть в канализационный коллектор. Прикрытое каменной плитой, полагаю, или досками. Видимо, сочли, что устраивать его в самой уборной или где-то еще в жилых помещениях будет неудобно: при чистке канализации не избежать зловония, а золотари, которые часто туда наведываются, не слишком приятная компания.
Элизабет наморщила нос:
– Но почему бабушке пришло в голову прятать что-то в таком непотребном месте?
– Именно потому, что туда редко кто ходит, миледи, – объяснил Хэксби. – А рабочие, которые там появляются, прочищают засор или закрепляют стену, после чего как можно скорее уносят оттуда ноги. Испарения не просто зловонны: без притока свежего воздуха они могут загустевать и способны убить человека.
– А вы не осматривали этот коллектор сами, сэр? – поинтересовался Кромвель.
– Вряд ли. – Хэксби бросил на него взгляд через стол. – Мы знали его примерное расположение из предыдущих обследований. Точно не помню, но полагаю, я велел рабочему проверить, что в коллекторе нет засоров. Коллектор, по всей вероятности, прорыли в то же время, когда строили и сам Кокпит. Это значит, что, скорее всего, он обложен кирпичом и имеет высоту около четырех футов. Если дно достаточно чистое и уровень нечистот не слишком высок, то по нему, сгорбившись, может двигаться ловкий проворный человек. По этой причине золотари обычно невысокие и худые.
Кромвель откинулся на спинку стула:
– Что ж, картина вполне ясна. По описанию матушки шкатулка спрятана в нише в стене канализационного коллектора, где-то между сараем и уборной рядом с гостиной. Нужное место можно найти по отметине на кирпичах. Но теперь возникает вопрос, как туда попасть? Сомневаюсь, что герцог Альбемарль встретит нас с распростертыми объятиями.
– По-видимому, есть еще одно затруднение, сэр, – вставила Кэт. – С тех пор прошло много времени.
– В самом деле, – одобрительно кивнул Хэксби. – Эти планы были сделаны чуть ли не двадцать лет назад. Я почти уверен, что ни гостиной, ни уборной на прежних местах нет. Или же их так упрятали во время перестройки, что теперь и не сыщешь. Что же до будки и огорода, они, верно, давно исчезли.
Кромвель разочарованно глянул на дочь:
– Тогда получается, мы затеяли все это напрасно? И ничего сделать нельзя?
– Я этого не говорил, сэр. – Хэксби выглядел таким довольным, каким Кэт не видела его вот уже много месяцев. – Работа в таких старых зданиях – настоящее искусство. Секрет заключается в том, как собрать нужные сведения. В данном случае нам понадобятся услуги знатока.
Элизабет надула губы:
– Знатока чего?
– Канализационных коллекторов, миледи. Когда речь идет о нечистотах, кому лучше знать, как не золотарю? – Он внезапно замолчал, и его лицо помрачнело. – Но все это может стоить кучу денег. В наши корыстные времена у каждой вещи и у каждого человека есть своя цена.
– Господь нам поможет, – произнес Кромвель и потер пальцем стол, стирая что-то, видимое только одному ему. – Я буду надеяться. Буду молиться.
Фибс, охраняющий парадный вход в дом под знаком розы, считал себя человеком широких взглядов, который поступает с другими точно так же, как они поступают с ним самим. Должность привратника давала ему крышу над головой (он обычно спал в прихожей на тюфяке, набитом соломой) и небольшое недельное жалованье. Значительно больше он зарабатывал, получая вознаграждение от жильцов и их гостей, а также заключая взаимовыгодные договоренности с лавочниками по соседству и с возницами наемных экипажей.
За долгие годы Фибс накопил обширные знания, причем не только о приходящих и уходящих через ту дверь, которую он охранял, но и о тех, кто проходил мимо по Генриетта-стрит. Вчера, например, он приметил грузного широкоплечего мужчину, который с угрожающим видом прохаживался по их улице туда-сюда. На боку у незнакомца висела старая кавалерийская шпага, которая раскачивалась из стороны в сторону и била по ногам прохожих. Здоровяк вразвалочку прогуливался по Генриетта-стрит взад-вперед примерно в то же самое время, когда чета Хэксби и Бреннан приехали в наемном экипаже.
Господин Хэксби выглядел изможденным, и мальчик-посыльный помог Бреннану отвести его наверх. Госпожа Хэксби дала Фибсу шесть пенсов за труды. Он считал, что эта изящная молодая женщина явно не пара своему престарелому мужу. Если бы она чуть-чуть больше заботилась о своей внешности, ее можно было бы назвать хорошенькой.
Час спустя грузный мужчина со шпагой вновь прогуливался по их улице. Он остановился и спросил у Фибса, как пройти на Друри-лейн. И при этом как бы невзначай поинтересовался, кто живет в доме под знаком розы. Фибс, чей язык развязали еще шесть пенсов, не видел никакой беды в том, чтобы ответить правду. Подумаешь, секрет. Если не скажет он, то это наверняка сделают другие.
Тем же вечером Фибс решил промочить горло в пивной в переулке Халф-Мун, где собирались местные привратники и носильщики портшезов. Соседский привратник сказал, что какой-то крепко сбитый мужчина задавал вопросы про дом под знаком розы и даже пообещал его племяннику пару шиллингов, если тот расскажет, кто там бывает. При этом незнакомца особенно интересовало, не посещал ли чету Хэксби молодой джентльмен по фамилии Марвуд. Толстяк назвал также особую примету: левая сторона лица у этого Марвуда изуродована рубцами от ожогов, хотя их искусно скрывает парик.
Учитывая все это, Фибс не сильно удивился, когда увидел, что тот же самый тип вновь околачивается возле их дома. Был ранний вечер. Здоровяк стоял у жаровни на другой стороне улицы, грел руки над углями и разговаривал с рабочим.
У Хэксби к обеду были гости. Фибс сам впустил обоих – какой-то старик и молодая женщина, возможно новые заказчики, – друзья к хозяевам приходили редко. После обеда мальчика Фибса отправили найти для посетителей экипаж.
Супруги Хэксби лично проводили гостей вниз, из чего следовало, что это важные персоны, хотя мужчина больше смахивал на старого фермера, пережившего не один неурожайный год. Сейчас он снял зеленые очки, которые были на нем, когда он приехал. Женщина была одета вполне прилично. Совсем еще юная, почти девочка, но сразу чувствуется, что благородная леди. Похоже, она была сильно привязана к госпоже Хэксби. Вчетвером они стояли в дверях, глядя на приближающийся экипаж.