Ривс помотал головой:
– Нет уж, я туда не полезу.
– Но без вас мы не будем знать, куда идти.
– Насчет этого не беспокойтесь, госпожа. Если заплатите, я могу дать вам в провожатые Ферруса, – предложил золотарь.
– Ферруса? – встрепенувшись, переспросил Хэксби и приложил ладонь к уху. – Это еще кто?
– Естественно, без меня вам в этом деле не обойтись, – изрек Ривс, не отводя взгляда от Кэт. – Без меня от Ферруса толку мало. Он как верный пес, можно сказать. Без хозяина, который указывает, что надобно делать, никакого проку ни человеку, ни зверю не будет.
– Кто такой Феррус? – сердито повторил Хэксби.
– Посмотрите в окошко, сэр. Видите, вон там, на углу возле нужника? Это и есть Феррус.
Ромбовидные стекла в раме были толстыми и искажали обзор. К тому же они были покрыты слоем сажи и свечного жира. Кэт потерла ромбик пальцем, проделав глазок. Стекло было зеленое. Через него колеблющийся мир снаружи выглядел мутно-зеленым.
– И вам не придется беспокоиться, что Феррус кому-либо проболтается. Парень ни слова не вымолвит, обещаю. Он вообще немой.
Дождь лил не переставая. Козырек крыши над отхожим местом выступал на несколько футов над двором. Под ним были подвешены два кожаных ведра – обязательное требование для всех домов в Лондоне на случай новых пожаров.
Между ведрами на корточках одиноко сидел какой-то человек. Может быть, из-за стекла, которое все искажало, он выглядел неестественно худым. Мужчина повернул голову, как будто почувствовав взгляд Кэт. Узкое лицо и широко расставленные, как у рыбы, глаза; узкий скошенный лоб и большой широкий нос.
– Это и есть Феррус, – повторил Ривс с явной гордостью в голосе. – Бьюсь об заклад, вы такого никогда еще не встречали. Я бы мог показывать его на Варфоломеевской ярмарке, если бы захотел. И знаете, парень слушается меня беспрекословно: через замочную скважину пролезет, коли я ему велю.
Хуже всего в этой истории с Кромвелями, думала Кэт, было то, что ничего не делалось быстро. Все затягивалось и растягивалось, пока не вплелось в ткань повседневной жизни. Она постоянно ждала беды. А это ничуть не лучше, чем все время испытывать голод, или мерзнуть, или мучиться от зубной боли.
После встречи с Ривсом Хэксби продиктовал Кэт письмо для Ричарда Кромвеля, называя того, в целях конспирации, вымышленным именем. Не доверяя почте – ходили слухи, что тамошние клерки читали всю корреспонденцию, которая попадала в их руки, – он велел мальчику, состоявшему на побегушках у привратника, доставить его госпоже Далтон.
Несмотря на все эти меры предосторожности, Хэксби тщательно выбирал выражения. Он сообщил «господину Кранмору», что навел справки и узнал, что в Пасхальный понедельник, хотя это и праздничный день, будет удобно произвести дальнейшие изыскания по интересующему их делу. Однако, добавил он, сперва необходимо предпринять некоторые предварительные действия и выполнить кое-какие условия, а потому он просит о встрече при первой же возможности.
К удивлению Кэт, муж радовался как ребенок, диктуя ей это тщательно составленное письмо. Его очаровывала сама секретность дела, не говоря уже о немалом удовольствии и приятном волнении, которые он испытывал, лично познакомившись с бывшим лорд-протектором и его дочерью.
Господин Хэксби незамедлительно получил ответ, в котором не содержалось никакой новой информации. Там лишь говорилось, что письмо с благодарностью получено и что господин Кранмор напишет более подробно, как только сможет. В общем, дело никак не продвигалось, так что Кэт и ее муж по-прежнему оставались, что называется, в подвешенном состоянии. Время шло, однако новых писем не было, и разочарование господина Хэксби нарастало. Он постоянно пребывал в недовольстве, срывая свое раздражение на Кэт и даже на Бреннане.
Похоже, Хэксби вообще не думал о рисках, сопряженных с этой историей, как и о практической стороне извлечения собственности госпожи Кромвель, что бы это ни было, которую покойная леди спрятала в Кокпите. Когда Кэт пыталась обсудить эти вопросы с мужем, он всякий раз отмахивался от нее, словно от назойливой мухи.
Раздражительность господина Хэксби всегда усиливалась к вечеру, когда супруги ложились спать. В припадке гнева он порой обзывал Кэт неуклюжей дурой, злобной ведьмой, которая украла у него мужскую силу. Изредка он даже набрасывался на нее с кулаками, но был так слаб, что не мог причинить жене серьезного вреда.
Кэт никогда не отвечала ему. Вместо этого она пряталась, иногда запиралась в чулане, не реагируя на его крики и стук в дверь. Пару раз она даже спала там, закутавшись в два плаща, на голых досках, источавших легкий запах уксуса, который они со служанкой добавляли в воду, когда скребли полы.
Ни Бреннан, ни служанка, похоже, не замечали, что в доме творится неладное. Хотя чему тут удивляться? Брак – дело интимное. Никому доподлинно не известно, что происходит между мужем и женой, кроме них самих.
В ворота дома у Хаттон-Гардена постучали, и привратник впустил уже хорошо знакомого ему преподобного господина Вила.
Госпожа Далтон подозвала Ричарда Кромвеля к окну посмотреть, как худощавый мужчина пересекает двор. Длинный палевого цвета камзол делал Вила еще более высоким. Он остановился и сказал что-то слуге Томасу, который вышел его встретить.
– Как бы я хотела, чтобы этот человек больше не приходил сюда. – Госпожа Далтон выдернула из своей юбки выбившуюся ниточку. – Он постоянно здесь торчит. Каждый божий день. Все возвращается и возвращается, как неразменная монета к владельцу против его желания. Ох, до чего же он мне не нравится!
Кромвель улыбнулся ей, пытаясь справиться с собственным беспокойством:
– Я вам удивляюсь, госпожа Далтон. Что вы имеете против господина Вила? Он всего лишь бедный священник, лишившийся прихода. Не представляю, что бы с ним стало, если бы герцог не взял его к себе на службу.
Улыбка получилась неискренняя, но он едва ли мог рассказать собеседнице всю правду. Даже Элизабет и та ее не знала.
– Возможно, так и есть, – ядовито процедила госпожа Далтон. – Но я бы не хотела, чтобы этот человек приходил в мой дом. Он бродит повсюду, как большая коричневая птица, высматривая, чем можно поживиться. И никогда ничего не говорит, по крайней мере мне.
– Это правда, господин Вил разговорчивостью не отличается. А вы, миледи, сама доброта, ибо позволяете ему навещать меня в вашем доме.
– Но зачем он приходит так часто?
– Мы с герцогом должны обсудить одно дело. Обещаю, ничего такого, что могло бы вас обеспокоить. Бекингем должен помочь мне разрешить кое-какие затруднения. А господин Вил – его представитель.
Послышались шаги, и слуга ввел в гостиную Вила. Он молча поклонился госпоже Далтон, потом Кромвелю.
– Не буду мешать вашей беседе, господа, – с мрачным видом произнесла хозяйка и вышла.
Предварительно убедившись, что дверь плотно закрыта, Вил повернулся к Кромвелю:
– Его светлость велел передать вам это, сэр. – Вил вынул из кармана маленький кошелек из лайки, вложил его в ладонь Кромвеля, и тот сразу почувствовал, какой он мягкий и увесистый. – Это не все, разумеется, – добавил Вил. – Вы получите гораздо больше, когда все будет закончено.
– На нашей последней встрече я предоставил вам полный список моих долгов, точнее, долгов в Англии.
– Да, его светлость видел этот список, – кивнул Вил.
– Его светлость очень щедр. Не говорил ли он, что может одолжить мне некую сумму, чтобы покрыть означенные долги? Это, – Кромвель взглянул на кошелек в своей ладони, будто определял его вес, – очень любезно со стороны герцога, но всего лишь капля в море.
Ричард ненавидел свой просительный тон. Бедность убила в нем джентльмена, как в его собственных глазах, так и в глазах других людей.
– Здесь препятствий не будет, сэр. Все в свое время. Но, – Вил понизил голос, – взамен его светлость просит вас о небольшой услуге. Не ради себя самого, но ради этого несчастного королевства.
– Всей душой буду рад оказаться герцогу полезным, сэр. Что от меня требуется?
– Встретиться с несколькими джентльменами. Естественно, приватным образом. Но не инкогнито, как это было месяц назад в Уоллингфорд-хаусе. Герцог говорит, что сейчас самое время предстать тем, кто вы есть, то есть бывшим лорд-протектором и сыном великого Оливера Кромвеля.
– Что за вздор! Это опасно для нас обоих.
– Вам нечего бояться, сэр. Его светлость тщательно подберет компанию. Он желает показать себя поборником примирения и истинной религии. Вы сами видели подтверждение тому в прошлом месяце, когда доктор Оуэн так горячо проповедовал в Уоллингфорд-хаусе. Своими поступками герцог хочет продемонстрировать, что старые ссоры можно забыть.
Кромвель сел. Он потер подлокотник кресла большим пальцем, избегая встречаться с Вилом взглядом.
– Я не могу позволить, чтобы власти узнали, что я нахожусь в Англии. Для меня это может обернуться катастрофой. Да и герцогу тоже не пойдет на пользу, если его вдруг увидят в моем обществе.
– Это зависит от того, кто вас увидит, сэр. Как я уже сказал, его светлость будет тщательно выбирать компанию. – Вил подошел ближе, свет из окна падал на его лицо, и было видно, что кожа на высоком костистом лбу шелушится. – Герцог ждет вас через десять дней, – объявил он тоном, не допускающим возражений. – В Пасхальный понедельник.
– В Пасхальный понедельник? Но мне это не совсем удобно… Нельзя ли перенести?
– Нет, его светлость кое-что задумал и настаивает, чтобы вы встретились с ним именно в этот день.
Вил сделал паузу. Кромвель улыбнулся, как всегда, когда был обеспокоен, и продолжил тереть подлокотник.
– Его светлость все устроит сам, – вновь подал голос Вил. – Вам ничего делать не придется. Вы ведь будете здесь на Пасху? Стало быть, мы договорились.
Кромвель облизнул губы:
– Мне бы не хотелось никоим образом разочаровывать герцога. Но я не могу быть полностью уверен. Мало ли что может случиться… Как говорится, человек предполагает, а Бог…