– Да хранит вас Бог, господин Марвуд, – приветствовал меня он, кланяясь. – Пришли проведать болящего?
– Милорд продолжает выздоравливать, я надеюсь?
– Можете посмотреть сами, сэр.
Он подвел меня к ближайшему окну, выходящему в сад между домом и рекой. Трое мужчин медленно шли рядом по посыпанной гравием дорожке. Они остановились, рассматривая одну из римских статуй лорда Арундела, которые украшали сад. Я узнал худого сутулого человека посередине.
– Это же его светлость, не так ли? – уточнил я, удивленный.
– Вы абсолютно правы.
Шрусбери опирался на руку слуги. На нем был халат на меху, а на голове без парика – бобровая шапка. Третий мужчина был одет как врач. Шрусбери повернулся к нему, чтобы что-то сказать, и я увидел его чисто выбритое лицо с острыми чертами. Он выглядел почти как прежде, до дуэли в Барн-Элмсе.
– Судя по всему, милорду намного лучше.
– Его светлость с каждым днем становится крепче. Наперекор всем ожиданиям, это удивительное средство, видимо, сработало.
Я сначала не понял, о чем он говорит, но потом до меня дошло.
– А-а-а, вы имеете в виду голубей?
– Точно. – Лицо Велда было серьезным, как всегда, но, судя по тому, как изменился его голос, мой собеседник с трудом сдерживал улыбку. – Только что убитых птиц с разрезанными грудками прикладывали к ногам милорда, а также, на всякий случай, непосредственно к его ране в боку.
– Хвала умению наших докторов, сэр! И возможно, конституции милорда.
Велд кивнул:
– Сначала дела обстояли не слишком радужно. Его светлость и врачи убеждены, что выздоровление началось, после того как приложили голубей. Мне известно, что медики собираются даже написать статью для Лондонского королевского общества.
– Да, было бы интересно узнать, какие физиологические механизмы в данном случае сработали.
– Как я понимаю, их точная природа еще не определена.
– Являются ли голуби существенной частью искусства исцеления? – спросил я, едва сдерживая смех. – Или любая другая птица будет столь же полезной? Ласточка, например.
– Не сомневаюсь, натурфилософы скоро просветят нас на сей счет. – Велд пожал плечами и добавил: – По правде сказать, сэр, я думал, что мы потеряем милорда в тот день, когда вы в первый раз приезжали его навестить. Рана была такая глубокая, а лихорадка очень сильная.
Его слова напомнили мне о первом визите в Арундел-хаус.
– Да, то был единственный раз, когда мне удалось лично побеседовать с графом. – Велд с интересом взглянул на меня, чуть прищурившись, а я продолжил: – Он, помнится, говорил тогда о кобеле и суке. Все повторял: «Кобель и сука».
– Нетрудно догадаться, что это означает. – Велд поджал губы. – Он имел в виду миледи и ее галантного любовника.
– Не уверен.
На ум мне пришла реплика Бекингема сразу после дуэли, а также слова короля, обращенные к герцогу, в тот вечер в Уайтхолле: «А-а-а! Кобель и сука. Как же, хорошо помню, черт возьми!»
Велд дернул плечами:
– А что еще сие может значить? Двор «Кобеля и суки»? Сомневаюсь.
– А что это за двор такой и где он находится?
– Где-то возле Друри-лейн, полагаю. Бордель.
– Ах да, знаю, – сказал я и поспешно добавил: – Исключительно по слухам.
– Сам я, разумеется, никогда в этом заведении не бывал, – заверил меня Велд, и я почувствовал, что тема ему неприятна; некоторые из этих папистов были строги, как пуританин в воскресный день. – И, бьюсь об заклад, милорд Шрусбери тоже. – Велд посмотрел на меня сверху вниз, опустив свой длинный породистый нос. – Но такой человек, как Бекингем, вероятно, знает там каждый угол, все до последней дыры.
Двор «Кобеля и суки», стало быть. Зная повадки Бекингема, я и сам должен был давно уже сообразить. Полагаю, то, что я до сих пор не догадался, свидетельствует о моей непорочности.
Попрощавшись с господином Велдом и покинув Арундел-хаус, я перешел на другую сторону Стрэнда и свернул на Друри-лейн. Близился полдень, и в воздухе витали ароматы еды. Люди спешили в Беар-Ярд, мечтая об обеде. Я гадал, почему в такой драматический момент Бекингем сказал Вилу: «Кобель и сука»? Имел ли он в виду двор «Кобеля и суки»? Сразу после дуэли, в ходе которой один человек был убит, а другой тяжело, возможно смертельно, ранен, даже сластолюбивый герцог вряд ли помышлял об услугах проститутки.
У Королевского театра я остановился, делая вид, что изучаю афишу, прибитую к столбу. Говорили, что иногда даже его величество посещает лондонские бордели инкогнито. Сам я никогда не заглядывал в подобные места, хотя, видит Бог, мое воображение иногда устремлялось в этом направлении. Когда я был моложе, меня останавливала цена. Теперь же более сильным аргументом стал страх заразиться сифилисом: достаточно было взглянуть на несчастных замарашек, которые, потеряв в результате страшной болезни былую привлекательность, вынуждены были отлавливать клиентов в темных подворотнях, предлагая себя за шесть пенсов или даже того меньше.
Отчасти до сих пор сказывались результаты строгого воспитания – наши родители не покидают нас окончательно, хотим мы этого или нет, и мой бедный отец вбил в сына чувство стыда, от которого я не мог избавиться. «Все мы грешники», – бывало, говорил он, а потом ворчал, лупя меня палкой по спине.
Я двинулся дальше и всего в нескольких ярдах, на другой стороне Ковент-Гарден, увидел Кэтрин. Как бы мне хотелось начистоту обсудить все с ней, узнать ее мнение по этому поводу. О чем бы ни шла речь, она каким-то загадочным образом всегда умела докапываться до сути.
Хотя я и знал, что двор «Кобеля и суки» находится где-то вблизи Друри-лейн, однако точного адреса у меня не было. В конце концов я вынужден был спросить посыльного из таверны, который пробегал мимо с чьим-то обедом на подносе.
– Вон там, господин, – кивнув вперед, сказал он. – Не доходя до Лонг-Акра.
Нищий, стоявший поблизости, разразился непотребным смехом и потер свое срамное место:
– Доставайте своего дружка, ваша милость! Скоро будете втыкать его!
Нищий привлекал ко мне ненужное внимание, поэтому, вместо того чтобы врезать ему тростью, я поспешил дальше.
Несмотря на объяснение посыльного, я не сразу отыскал проход, ведущий во двор. Переулок был прямой и достаточно широкий, чтобы по нему могла проехать лошадь. Я ускорил шаги и попал во двор. Он оказался менее грязным, чем я ожидал, и даже был вымощен. Дома по обе стороны были старинными, построенными еще до Великого пожара, но выглядели довольно крепкими. Здание в задней части двора было больше по размеру: современный фасад из кирпича, двери и оконные рамы недавно покрашены. Во всех отношениях место это выглядело так, как если бы здесь жили уважаемые горожане.
Как ни странно, двор «Кобеля и суки» был абсолютно пуст. Казалось, он задержал дыхание и ждал чего-то. Не было видно никаких признаков жизни, хотя бы кошки. Я посмотрел на окна, гадая, не наблюдает ли за мной кто-нибудь. На улице было прохладно, но я вспотел.
Меня охватило чувство, что я свалял дурака. Что я ожидал здесь найти? Подсказку, которая прольет свет на важность слов про кобеля и суку? А если они не означают ничего особенного? Быть может, я толком не расслышал, что именно сказал Бекингем после дуэли, а граф Шрусбери в горячке обозвал так неверную жену и ее любовника. Ну а король просто вспомнил какую-то попойку, в которой он принимал участие вместе с герцогом в каком-нибудь уютном домике вроде этого.
Я уже собрался уходить, но внезапно остановился. Сердце замерло в груди. Переулок впереди переходил в улицу. В самом ее конце стоял Роджер Даррел.
Увидев меня, этот тип моментально выхватил шпагу и двинулся вперед. Как я уже отметил после дуэли, для человека подобных габаритов он был удивительно проворен.
Меня охватила безрассудная паника. Я побежал в конец двора. В кирпичном здании был лишь один вход, вверх по лестнице. Однако с левой стороны имелась еще и калитка. Я поднял щеколду и толкнул калитку. Хвала Господу, она оказалась не заперта!
За ней шел еще один, более узкий переулок, петляющий между этим зданием и его меньшим по размеру соседом. Здесь было более сумрачно, чем во дворе. Верхние этажи обоих домов выступали и почти соприкасались, образуя туннель. Из-за зубчатых крыш была видна только полоска неба.
Я захлопнул за собой калитку и стал поспешно оглядывать ее в надежде найти какой-нибудь болт или засов. Но времени не было: шаги Даррела звучали уже совсем близко. Я бросился бегом по переулку.
Позади лязгнула задвижка, и калитка ударилась о стену. Шаги Даррела стали громче, отдаваясь от стен с обеих сторон. Я завернул за очередной угол. Выход из переулка был в двадцати ярдах, но его перегородила телега с сеном.
Через мгновение я попаду в ловушку. Заметив справа, в двух шагах впереди, в стене дома дверь, я прислонился к ней спиной и поднял трость. Ничего не оставалось, кроме как драться. Если повезет, у меня, по крайней мере, будет преимущество внезапности.
Я прижался плечами к двери. Неожиданно она открылась, и я чуть не упал навзничь.
– Храни вас Бог, господин! Куда же вы так спешите? – послышался позади мужской голос.
Я почувствовал, как чья-то рука втянула меня внутрь. Привратник запер дверь на засов и хмуро посмотрел на меня. Это был крупный мужчина с широким носом на рябом лице.
– Спасибо, – поблагодарил я, тяжело дыша.
– Проклятый мальчишка опять оставил дверь открытой, – пробормотал он. – Кожу с него живьем сдеру, когда найду этого олуха.
– Вот, возьмите за беспокойство, – отыскав в кошельке шиллинг, сказал я. – Крайне вам обязан.
Шиллинг улучшил его настроение, но ненамного.
– Надо было входить не через эту дверь, сэр, а через парадную. Та предназначена для джентльменов. В любом случае мы еще не принимаем гостей, слишком рано.
Я поправил шляпу и парик.
– Конечно. – Я сделал глубокий вдох, пытаясь выровнять дыхание. – Должно быть, перепутал время.
– Приходите позже.