– Вы становитесь философом, – заметил я.
Горвин дернул головой в сторону кабинета милорда и еще больше понизил голос:
– И он сам тоже плетет интриги, уж поверьте мне. На пару с вашим начальником Уильямсоном.
– Не знаете, что на этот раз?
– Полагаю, они нацелились на герцога. Я имею в виду Жеребца, а не Альбемарля или герцога Йоркского.
Я вздернул брови:
– Что-то витает в воздухе?
– Милорд убежден, что Жеребец строит какие-то козни, но не знает, какие именно и когда машина придет в действие.
– Господин Уильямсон изучал папку наших лондонских информаторов. – Я замешкался, понимая, что не должен оставаться в долгу, так как сведения подобны любому ценному товару: никто не станет дарить их просто так, ими обмениваются один к одному. – В воскресенье ведь Пасха. Ну и следующий день, Пасхальный понедельник, тоже выходной.
– Вы полагаете, в этот день стоит ждать неприятностей?
Я пожал плечами:
– Возможно. Неприятностей следует ждать в любой праздничный день. Дай подмастерьям немного воли, и они используют ее на всю катушку.
– Да. Пожалуй, вы правы. – Горвин порылся в папке на своем столе. – Вот. Записка, написанная самим герцогом. Милорд предложил ему встретиться в Пасхальный понедельник, но герцог ответил, что его, к сожалению, не будет в городе.
Он передал мне письмо. Там была всего пара строк, и я прочел их за несколько секунд. Но меня удивило не содержание записки, а почерк Бекингема: разборчивый, твердый, с заметным наклоном вправо, практически без помарок.
А ведь эта рука была мне уже знакома: всего несколько часов назад я видел на столе мадам Крессуэлл во дворе «Кобеля и суки» лист бумаги, исписанный подобным почерком. Правда, то было не письмо, а какая-то странная петиция, с перечислением списка борделей.
– В чем дело? – резко спросил Горвин. – Вы заметили что-то любопытное?
– Нет, – ответил я. – Просто интересно, куда это герцог отправляется в Пасхальный понедельник.
По лицу Горвина было видно, что он разгадал мой маневр. На мою удачу, как раз в этот момент появился мальчик на побегушках, служивший в конторе лорда Арлингтона, и бросился ко мне. Его лицо раскраснелось от спешки и осознания важности порученного ему задания.
– Прошу прощения, сэр, – отбарабанил он. – Вы ведь господин Марвуд из Скотленд-Ярда, так?
– Да. В чем дело?
– Вот, сэр, это вам. – Он протянул письмо. – Вручили внизу и просили немедленно передать.
Я взял письмо. На нем значилось мое имя, но не было адреса: его явно послал тот, кто знал, где я в данный момент нахожусь. Я пробормотал извинения, отвернулся от Горвина, вскрыл печать и развернул письмо.
Текста не было. Только рисунок, сделанный пером неким человеком, напрочь лишенным таланта художника. Но, несмотря на это, смысл послания был более чем ясен.
На рисунке был изображен висельник: ноги несчастного болтаются в воздухе, а на груди буква «М».
– Плохие новости, сэр? – спросил Горвин. – Вы аж побледнели.
Во вторник на Страстной неделе, без всякого предварительного уведомления, господин Вил вновь нанес визит госпоже Далтон. Ричард Кромвель принял посетителя в прихожей, поскольку гостиную в данный момент занимали его хозяйка с Элизабет. Кромвель любил свою дочь и по возможности щадил ее.
Вил предложил прогуляться во дворе. Высокий и худой, он возвышался над Кромвелем. Прислужник Бекингема сразу приступил к делу:
– Вы помните, что его светлость пригласил вас к себе в Пасхальный понедельник? Для встречи с его друзьями.
Кромвель прочистил горло:
– По этому поводу…
– Он пришлет за вами карету рано утром в понедельник или даже накануне вечером.
– Неужели мое присутствие так уж необходимо?
– Крайне необходимо, сэр, – отозвался Вил, вид у него был угрюмый, но, впрочем, он почти всегда так выглядел. – Все надлежащие приготовления уже сделаны.
– Понятно. – Кромвелем овладел гнев, и на этот раз он не стал его сдерживать. – Стало быть, у меня нет выбора?
– Выбор есть всегда.
– Избавьте меня от философских сентенций. Давайте будем называть вещи своими именами: моя дочь и я – ваши заложники во всех отношениях. Разве нет?
Вил повел худыми плечами:
– Ну, я бы так не формулировал. Ради вашей же собственной безопасности мы…
– Послушайте, я правильно понимаю: либо я делаю все в точности, как требует ваш хозяин, либо он сообщает властям, где меня найти?
– Поверьте, у герцога нет желания делать это.
– А что, если у меня другие планы на Пасхальный понедельник и я, к сожалению, не смогу встретиться с его друзьями? Могу я отказаться?
Вил сжал плечо Кромвеля своими длинными пальцами. Мужчины остановились и посмотрели друг на друга.
– Это невозможно, сэр, – ответил Вил. – Его светлость всем сердцем надеется увидеть вас на встрече.
– Но если я не могу в этот день…
– Кстати, герцог знает, что именно вы собирались делать в Пасхальный понедельник.
– Что вы имеете в виду?
– В воскресенье я побывал на Генриетта-стрит и имел разговор с господином Хэксби, владельцем чертежного бюро. – Вил помедлил, Кромвель сглотнул и отвел взгляд. – И с его молодой женой, – продолжил Вил. – Мы все здесь друзья, делаем одно дело, хорошо помним старые добрые времена. Между нами не может быть секретов.
– Вы следили за нами, – сказал Кромвель.
– Для вашей же безопасности, сэр. Его светлость очень беспокоится за вас. Честно говоря, нам давно уже известно о чете Хэксби, что живет в доме под знаком розы. Правда, заинтересовались мы ими по совершенно иному поводу. Но оставим это в стороне. Итак, я понял из разговора с ними, что вы хотите вызволить какие-то семейные ценности из Уайтхолла. Из Кокпита, если быть точным. Это так?
– Да, – кивнул Кромвель. – Но это частное дело, оно не касается никого, кроме меня и супругов Хэксби.
Вил продолжил, будто и не слышал слов собеседника:
– Господин Хэксби сообщил, что он сделал от вашего имени кое-какие приготовления и по чистому совпадению выбрал для исполнения вашего плана Пасхальный понедельник. Самое подходящее время, поскольку в праздничный день в Кокпите будет меньше слуг. Это правда?
– Похоже, от вас ничего не скроешь. – Кромвель постарался произнести это как можно спокойнее.
– Хэксби утверждает, что ценности спрятаны в канализационном коллекторе под жилыми помещениями в Кокпите. Он обратился за помощью к некоему обиженному, поскольку его обошли по службе, золотарю, который и выступит в роли проводника.
Кромвель высвободился из хватки Вила. Сердце его затопила горечь. Стало быть, Хэксби выболтал все Вилу. Получается, опасности, сопряженные с рискованной затеей, и немалые расходы – все это было ни к чему. В результате вышло только хуже, поскольку он оказался втянут в интриги герцога Бекингема. Его поймали, как муху в паутину: чем сильнее он сопротивляется, тем больше увязает.
– Я понимаю, почему вы не хотели посвящать в эту историю его светлость или меня. Это ведь частное дело, не так ли? – Вил сказал это вроде бы примирительно, но его голос был жестким как никогда, а лицо мрачным, словно надгробный камень. – Во всяком случае, теперь стало ясно, по какой причине вы пошли на риск и вернулись в Лондон. Признаться, сие удивляло меня с самого начала.
– Как вы справедливо заметили, сэр, это частное дело. По крайней мере, было таковым. Теперь оно перестало быть частным. И мне конец.
– Ничего подобного, сэр.
– Что вы имеете в виду?
– Герцог велел передать вам, что нет никаких причин отчаиваться.
– Бога ради, выражайтесь яснее!
– Он сделает все, что в его силах, дабы помочь вам в этом частном деле. Вы ведь его друг. И союзник.
И снова тон Вила противоречил содержанию его слов: голос звучал жестко, будто он выговаривал непослушному ребенку.
Некоторое время оба молча ходили по двору туда и обратно.
– Быть может, – начал Кромвель, когда молчание стало слишком тягостным, – вы откровенно скажете мне, что на уме у его светлости?
– Ну, все очень просто: герцог ожидает, что вы проведете Пасхальный понедельник в его обществе, как планировалось, и встретитесь с его друзьями. Взамен он окажет в Кокпите всю необходимую помощь господину Хэксби, который действует от вашего имени. В результате все будут в выигрыше. Вряд ли вы стремитесь ползать по канализационным коллекторам собственной персоной. А ваша личная безопасность – наша общая забота.
– Очень любезно со стороны герцога, – заметил Кромвель. – Вы ведь знаете, что господин Хэксби не совсем…
– Здоров? Да, увы. Но насчет этого не беспокойтесь. Мы поможем господину Хэксби в Пасхальный понедельник. Так что все пройдет как нельзя лучше. Нам только нужны точные указания, где именно искать ваши ценности. Вы же предоставите нам эти сведения?
– Да, конечно, – нехотя согласился Кромвель.
– Я рад, что этот вопрос решен. Герцог уверил меня, что препятствий не возникнет. Он не сомневается, что между ним и вами царит полное взаимопонимание. Итак, либо я, либо мой слуга Даррел отправится с господином Хэксби в Кокпит в назначенный день, а детали обговорим заблаговременно. – Вил замолчал; видимо, он надеялся, подобно родителю, который сделал своему ребенку одолжение, услышать слова благодарности, однако Кромвель ничего не сказал. – Мы должны обсудить еще кое-что, прежде чем я уйду, – выждав некоторое время, произнес прислужник Бекингема. – Это касается госпожи Хэксби.
– А она тут при чем?
– Бросьте прикидываться, сэр. – В голосе Вила не осталось и капли уважения. – Будем откровенны друг с другом. Вы отлично знаете, о чем идет речь. Как я понимаю, эта хорошенькая молодая дама, жена престарелого архитектора, была близкой подругой вашей дочери, когда обе они были совсем еще крошками. – Его тон стал откровенно саркастичным. – Прошу, поправьте меня, если я ошибаюсь, но вы ведь вышли на Хэксби именно через нее.
– Да, верно. Но, кроме этого, сама она никакой роли в нашем деле не играет.