– «Конкурс малой прозы о коренном населении Америки, посвященный дню рождения Фенимора Купера. Приз: двести долларов и постоянное сотрудничество с газетой», – зачитал вслух Энтони.
– Правда здорово? – лицо Элены просияло от детского восторга.
– Ну не знаю, – засомневался Тони.
– Ну ты чего? Проблема ведь была только в том, что у тебя не было темы! Сейчас тема есть. Просто попробуй, ладно? – Элена обошла стол и прильнула к Гарднеру. Как кошка потерлась носом о его небритую щеку. – У тебя все получится, вот увидишь.
Тони нежно взял ее за подбородок и внимательно посмотрел ей в глаза.
– Ладно, – ответил он, – но мы не станем тратить на это свое время сейчас, раз уж ты здесь, – Энтони оставил легкий поцелуй на ее губах, затем еще один и еще.
Гарднер написал рассказ всего за два дня, первой его прочла Элена.
«Это потрясающе!» – сказала она.
И Энтони видел, что она говорит честно. Он бы сразу понял, если бы она думала иначе. Кроме того, Элена всегда была поразительно честной, сохраняя при этом тактичность. Она не лупила правдой, а гладила. Особенно это было заметно на занятиях, где студентам приходилось оценивать работы друг друга. Эта ее способность критиковать так, что у людей расправлялись крылья, не могла не влюблять. Настолько редкий дар, что видеть его воочию казалось таким же невероятным, как стать свидетелем пришествия Христа.
Энтони хотелось бы, чтобы она стала рецензентом или даже критиком, но еще больше ему хотелось, чтобы она была кем угодно, лишь бы рядом с ним.
Две недели Энтони провел в томительном ожидании ответа от газеты. Он знал, что результаты огласят не раньше указанного срока, но все равно каждый день проверял почтовый ящик, пока не настал день икс.
В свежем номере еженедельной газеты «Портлендский вестник» напечатали рассказ-победитель, и это был рассказ Гарднера. Позже, в этот же день, редактор журнала позвонил Энтони на мобильный и поздравил его лично.
Мужчина представился Роджером Уайаттом и пригласил Гарднера подъехать в редакцию, получить приз и подписать договор на постоянное сотрудничество.
Так началась писательская карьера Энтони. Он готовил то статьи, то рассказы для газеты. Чуть позже на него вышел литературный журнал, они тоже предлагали Энтони сотрудничество. В этом журнале рассказы Гарднера увидела Сирена Лоренс, известный литагент и редактор. Она разглядела талант Энтони, поверила в него.
Однажды Сирена позвонила и сказала:
– Энтони Гарднер, вы должны написать роман. Мы издадим ваш сборник рассказов, но я хочу видеть роман. Подумайте, о чем вы хотели бы написать, и перезвоните мне. Вместе мы решим, что с этим делать.
– Боже мой! Это потрясающе! – Элена была вне себя от восторга, когда Гарднер пересказал ей разговор с Сиреной. – Я так горжусь тобой, – она погладила чуть округлившийся животик.
– Это все благодаря тебе! Ты моя муза! – Энтони встал перед ней на колени и прильнул щекой к животу. – Вы двое – самое дорогое в моей жизни, и ничто этого не изменит.
Тогда он верил в то, что говорил. И Элена верила, так было еще долго.
Ничего не менялось, пока он писал первый роман о жизни в сиротском приюте, пока он переживал, что скажет редактор, потом вносил правки, пока они вместе ждали ответов от издательств и выхода первой книги, пока его первый роман терпел крах. Да, продажи были, но все как одна рецензии говорили о том, что книга проходная, таких миллионы.
Эта неудача сильно отразилась на Энтони, он начал выпивать и почти перестал писать. Дэвиду тогда было всего полтора года, он еще ничего не понимал. А вот Элена уже начинала замечать, как муж отдаляется.
Они много говорили, Элена нашла ему хорошего психолога, Сирена тоже поддержала его. Несмотря на провал, агент продолжала верить в его талант.
Вскоре Энтони нашел свою тему. Он создал детектива Крюгера, и тот сам стал диктовать свою историю.
Эта история писалась настолько легко, что Энтони почти не вставал из-за стола, прерываясь лишь на работу, туалет и короткий сон. Элена была рада тому, что супруг перестал пить. Его опьянение вдохновением нравилось ей куда больше, но этот перекос тоже был не в пользу семьи. Энтони стал меньше посвящать времени жене и сыну, уходил в свой кабинет, чтобы его не беспокоили, и сидел там до поздней ночи.
Когда он возвращался, Элена уже спала, когда она просыпалась, Энтони начинал собираться на работу. Вернувшись вечером, он целовал ее в висок, ужинал и запирался в кабине.
Элена знала, что он ей изменяет, – не с другой женщиной, с рукописью. Его хобби переросло в одержимость и почти полностью исключило семью из жизни писателя. Лишь изредка Элене удавалось уговорить его провести день вместе, отправиться на пикник или в парк. Но каждый раз, когда они выбирались, Энтони поглядывал на часы.
Когда Гарднер закончил свою первую книгу о Крюгере, Дэвиду было уже пять лет.
Оглядываясь назад, Энтони с болью признавался сам себе, что все это время он не был отцом своему сыну, он был отцом своему роману.
Дэвид пытался привлекать внимание к себе, но однажды понял, что с таким же успехом он мог бы звать поиграть их синий диван из гостиной. Сначала он обижался, горько плакал и колотил подушку, позже стал злиться. Злиться было проще, а потом он решил, что справедливо будет забыть об отце так же, как он забыл о сыне, и мир Дэвида замкнулся на матери. Иногда к ним приходили гости, и Дэвид играл с другими детьми, но и тогда отец не выходил из кабинета.
Закончив роман, Энтони попытался наладить контакт с сыном, но тот уже потерял к нему интерес. Чувство вины смешалось с обидой.
Энтони даже стали посещать мысли, что это Элена настроила сына против него, хотя в глубине души он всегда знал, что виноват только сам. В его жизни никогда не было баланса, только крайности.
Первая книга о Крюгере принесла Гарднеру оглушительный успех. Критики кричали: «Ну вот! Он нащупал свою нишу! Современный Артур Конан-Дойл».
Все это льстило Энтони, он понимал, что все было не зря. Не зря он упустил взросление сына, не зря отдал приоритет работе, не зря сократил число занятий в колледже, чтобы больше времени посвящать рукописи.
Сразу после выхода этой книги он получил огромный аванс на вторую. Это и вовсе вскружило ему голову.
Но Энтони мало было читательской любви, ему хотелось обожания. Тогда он решил, что часть средств, вырученных за книги, он пожертвует на благотворительность – сиротскому приюту, подобному тому, в котором вырос сам.
Гарднер стал меценатом, раз в месяц он приезжал в приют с фотографами и журналистами, дарил подарки детям, читал им книги, а после уезжал. Газеты и журналы пестрели информацией о том, какой светлый и добрый человек Энтони Гарднер и как повезло его семье.
Один из таких журналов Дэвид увидел на прилавке. Он не купил его, не рассказал о нем матери, не упрекнул отца, лишь горько усмехнулся и побрел на автобусную остановку.
В тот день пропасть между отцом и сыном разрослась так, что на строительство мостов могли бы уйти годы.
Раньше он мог часами валяться с Эленой в постели, уткнувшись носом в ее пшеничные локоны, накручивать их на палец и распускать, разглядывать желтые искры в ее глазах. Просто находиться рядом с ней уже было счастьем, но чем дольше он писал, тем сильнее отдалялся от нее, пока Элена с сыном не стали декорацией к имиджу писателя Энтони Гарднера.
Теперь счастье ему приносили другие вещи: презентации книг в разных городах Америки, хвалебные рецензии и растущие фан-сообщества. А когда его первый детектив назвали книгой года, он чуть с ума не сошел от счастья.
Элена решила продолжить обучение, когда Дэвид пошел в школу. В доме стало тише, но когда все возвращались, на контрасте становилось совсем невыносимо.
Энтони начал уезжать работать в старый рыбацкий дом отца Элены. Они помирились, когда ее отец узнал, что болен.
Однажды вечером он просто позвонил и сказал:
– Прости меня, дочка! Я не имел права выбирать за тебя. Жаль, что мне потребовалось так много времени, чтобы понять это. Я бы хотел, чтобы мы снова стали семьей, и очень хотел бы познакомиться с внуком, пока не стало слишком поздно.
Элена никогда не злилась на родителей, она просто приняла их выбор и жила с ним. Поэтому решение далось ей просто: она впустила родителей в свою жизнь так же легко, как когда-то отпустила.
Издательство постоянно торопило Энтони с выходом новых книг, времени на сон почти не оставалось, а бодрость нужно было поддерживать. Тогда он начал употреблять наркотики – втайне от семьи, как раз тогда, когда уезжал в рыбацкий дом.
Элена замечала, что муж изменился, его отношения с сыном вообще сложно было назвать отношениями. Она постоянно говорила про семейного психолога, но Энтони ссылался на нехватку времени. Он расставил приоритеты. Он снова обменял любовь одной женщины на любовь многих: издателей, читателей, фанатов.
Однажды Элена застукала его над дорожкой кокаина, тогда она пригрозила ему нарколечебницей. Это еще сильнее отдалило их. Энтони все чаще стал проводить время вне дома: он то уезжал в рыбацкий дом, то писал в кафе, то снимал номер в отеле, чтобы его никто не беспокоил.
Элена понимала, что их брак рушится, в последние годы он держался только на надежде. Она начала догадываться, что в гостиницах он не один, но гнала от себя эти мысли.
Терпение Элены лопнуло, когда одна шлюха дала интервью глянцевому журналу о ее отношениях с Гарднером. Она рассказала все про его предпочтения, про родинки на бедре, про то, как он называет ее в порыве страсти и что он хорош не только в написании детективов.
Элена закрыла журнал и горько расплакалась, крупные капли срывались с ее ресниц, оставляя мокрые пятна на фотографии мужа. До последнего она надеялась, что их брак еще можно было спасти, вернуться в те времена, когда для Энтони ее любовь значила больше читательской, когда она была его приоритетом.
Сохранять брак с нынешним Энтони она не хотела. Он причинял боль ей и сыну, его абсолютное равнодушие к ним оказалось хуже одиночества.