— Рингтон, — сказал он.
— Чего? — повернулась к нему Маша.
— Набери еще раз. Не сбрасывай. Все нормально.
Маша, прерывисто выдохнув, нажала на экран. Несколько секунд было тихо, потом я услышал негромкий гудок, и вот совершенно отчетливо зазвучал голос:
— Здравствуй, мама. Прости, что я ушла, не попрощавшись, — ты слишком крепко спала, не хотелось тебя будить. — Это говорила Юля, хотя голос ее и искажался динамиком. Брик подошел к накрытой розовым колючим покрывалом постели, опустился на одно колено и заглянул под кровать. Юля тем временем продолжала: — Сейчас, наверное, утро среды. Я помню, что ты хотела пойти со мной на Последний звонок, и ради этого даже отпросилась с работы. Я даже сделала вид, будто не знаю, что тебя уволили еще в понедельник. Верю, что без меня тебе будет легче со всем этим справиться. Я всегда была для тебя лишь камнем на шее. Хоть ты этого ни разу и не говорила — спасибо, кстати. Не надо меня искать: там, куда я ухожу, тебе меня не найти при всем желании. Не беспокойся, я прекрасно о себе позабочусь.
Брик вытащил из-под кровати телефон. На экране вместо фотографии вызывающего абонента светилось фото Юли. Брик замер, глядя на свою дочь. Она стояла, кажется, в школьном дворе, сунув руки в карманы джинсовой куртки. На заднем плане все расплывалось, но по красно-желтой гамме я угадал осень. Интересно, кто ее снимал?
— Если хочешь еще раз меня увидеть — приходи на Последний звонок, — продолжала Юля. — Мне есть что сказать тебе, Дмитрию Владимировичу, и этому загадочному «одному человеку», с которым он хотел меня познакомить. Вам это не понравится, я знаю. Поэтому я оставляю тебе еще и вот это послание, в котором не обвиняю ни в чем. И прошу прощения за то, что испортила тебе жизнь.
Запись закончилась как раз в тот момент, когда оператор ограничил время вызова. Лицо Юли исчезло с экрана. Брик повернул голову ко мне и Маше, все еще сидя на полу. На Машу я смотреть боялся. Видел только ее руку с телефоном. Рука дрожала.
Наверное, надо было что-то сказать, но все, что вертелось у меня в голове, — это обиженная фраза: «Она солгала, что у нее пропал голос!» Послание явно записывалось сегодня.
Потом смысл услышанного стал до меня доходить, и в глазах на секунду потемнело.
— Харон… — пробормотал я, но не успел закончить фразы: раздались громкие, размеренные удары в дверь.
Я вздрогнул, Маша подпрыгнула, а Брик буквально взлетел на ноги. Телефон Юли он выключил не глядя и сунул в карман. Левой рукой стремительно завертел спиннер.
— Юля, — шепнула Маша, бросаясь к двери.
— Стой, — сказал Брик, вытянув руку; он стоял далеко от Маши, но создалось впечатление, будто схватил ее за ворот халата. — Это не она. Это — они.
Следующий удар в дверь больше напоминал попытку взлома, чем стук. Я судорожно сглотнул, пытаясь отогнать воспоминания о пустых глазах Разрушителя, допрашивающего меня, угрожающего отрезать пальцы. Тщетно. Ужас, столько лет спокойно гнездившийся на дне души, расправил крылья и воспарил.
Глава 22
Грохот прекратился, и на смену ему прилетела трель звонка. Я оглядел комнату в поисках хоть чего-нибудь, что могло сойти за оружие, но самое опасное, что нашел, оказалось Бриком.
— Что делать?
Я старался не замечать перепуганного взгляда Маши, которая искала защиты у меня. Где-то в глубине души мне очень хотелось оправдать доверие, но разум не оставлял камня на камне от нелепых надежд: против того, что там, за дверью, я не смогу сделать ничего.
Брик, сдвинув брови, беззвучно шевелит губами, будто что-то просчитывая. Наконец, кивнул и посмотрел на Машу:
— Двадцать пять приседаний очень быстро, вопросы задашь потом, как закончишь — иди открывай, Дима, ты — следом, можешь тоже присесть десять раз.
— А ты? — спросил я. — Погоди. Что значит, «открывай»? И что за чушь с…
— Заткнись, — оборвал Брик. — Маша, хватит таращиться! Если хоть немного хочешь пережить эту встречу и продлить жизнь своей дочери — сделай быстро двадцать пять приседаний и иди открывать.
Маша выскочила из комнаты. Видимо, делать приседания в халате рядом с нами ей не хотелось. Брик повернулся ко мне:
— Ты — разуйся, ботинки осторожно поставь у входа. Расстегни воротник рубашки. Никакой агрессии. Захочет войти — пусть войдет. Говорить будешь следующее…
Выслушать его я постарался без эмоций. Лишь одно меня смутило:
— А если оно прочитает мои мысли?
— Я заблокировал ваши мысли от чтения.
В дверном проеме появилась Маша с лицом, раскрасневшимся от приседаний. Брик молча щелкнул пальцами и показал на дверь. После чего остановил спиннер и, взяв с письменного стола свою кружку, спокойно отхлебнул.
Тишину разорвала очередная трель, следом вновь загрохотала железная дверь. Я на цыпочках выскользнул в прихожую вслед за Машей, поставил ботинки у двери. Маша оглянулась на меня в поисках поддержки. Я кивнул и прошептал:
— Подтверждай все, что я скажу!
Она отодвинула засов и толкнула дверь.
Первым делом я испытал разочарование. Воображение нарисовало мне черт знает что в духе Лавкрафта, но вместо этого я увидел знакомое лицо Инны Валерьевны. А она, в свою очередь, увидела покрасневшую и тяжело дышащую Марию Вениаминовну и меня, Дмитрия Владимировича, глядящего с плохо скрытым испугом.
Потребовалось время, чтобы до всех троих дошло в полной мере, что означает эта сцена.
— Я так понимаю, Юлии Шибаевой дома нет, — сказала директриса, глядя поверх очков.
Совершенно не фантастический вид женщины подействовал и на Машу. Она отделалась от испуга и, как я смог заметить даже стоя позади, покраснела еще гуще.
— Вы… Вы неправильно поняли, мы вовсе не…
Инна Валерьевна остановила ее взмахом руки и брезгливой гримасой, как будто она, вся в шелках, шла на званый вечер, а навстречу ей попался хромой сифилитик, моля подать копеечку. Все это было до такой степени в духе настоящей Инны Валерьевны, что я поневоле задумался, а не перестраховался ли Брик.
— Меня ни в малейшей степени не интересуют ваши отношения. Я пришла по другому поводу. Позволите зайти?
Вопрос был риторическим. Инна Валерьевна вошла, не дожидаясь разрешения. Мы с Машей расступились перед ней. Директриса сбросила туфли, шумно втянула воздух ноздрями, будто пытаясь взять след, и пошла к дальней комнате — той самой, в которой когда-то проходили уроки танцев. В черной юбке и белой блузке она напоминала бы школьницу, если б не чрезмерно грузная фигура. Да и сумочка, висящая на плече, выглядела старомодно.
— Пару месяцев назад, — говорила директриса, не оборачиваясь, — различные ВУЗы Красноярска и Новосибирска проводили тесты. Юлия Шибаева прошла некоторые из них.
Инна Валерьевна вошла в комнату и практически сразу вышла. Направилась во вторую, ту, где оставался Брик.
— Постойте! — вырвалось у меня.
Надменный взгляд поверх очков, но она остановилась.
— Сегодня я получила ответы, — произнесла Инна Валерьевна, глядя мне в глаза, и перевела взгляд на Машу: — Результаты, показанные вашей дочерью, заинтересовали институт информатики и телекоммуникаций аэрокосмического университета. Дело, конечно, не мое, но если мое мнение имеет хоть какой-то вес, то я бы посоветовала не упускать такой шанс.
— Можно посмотреть бумаги? — спросил я.
Инна Валерьевна, уже сделавшая шаг к комнате, вновь остановилась и ощутимо замялась.
— С собой их у меня нет. Они у меня дома.
— Поверить не могу! — Я всплеснул руками. — Из аэрокосмического университета? Вы уверены?
Инна Валерьевна метнула на меня еще один презрительный взгляд:
— Да, молодой человек, уверена. Так написано на эмблеме университета, трудно перепутать.
Когда она вошла в комнату, я на секунду зажмурился. Но оттуда не донеслось ни криков, ни ударов, ни взрывов. Инна Валерьевна, кажется, прошла до окна, развернулась и вышла. Сверкнув на нас стеклами очков, направилась в кухню. Маша посмотрела на меня:
— Она серьезно?
— А зачем ей врать? — пожал я плечами. — Знаешь, похоже, Юля сорвала джек-пот. Я всегда знал, что русский и литература ей особо не пригодятся.
Маша выглядела озадаченной, а я внезапно успокоился, уверившись в том, что Инна Валерьевна лжет. Нет, конечно, я мог представить, что институт информатики заинтересуется интеллектом Юли. Не мог только представить Юлю, проходящую их тесты. Не мог поверить, что директриса, придя сообщить такую приятную новость, не захватила с собой доказательств. И не мог не заметить, что говорит, пусть и ложь, настоящая Инна Валерьевна, а по дому ищейкой рыщет нечто иное. И уж подавно не мог поверить в то, что эта женщина только что пережила тяжелую утрату.
— Харон, — донеслось из кухни. — Что это может означать?
Я поспешил на голос. Инна Валерьевна замерла возле стола, свысока глядя на ноутбук. Пальцы левой руки ловко скользили по тачпаду.
— Смерть, смерть, смерть, — бормотала Инна Валерьевна. — Кто бы ни был этот человек, общение с ним не принесет Юле ничего хорошего. На вашем месте я бы обратила внимание. Ладно. — Она по-хозяйски захлопнула ноутбук и уселась на стул, на котором пятью минутами раньше сидел я. — Позвольте дать вам совет, Дмитрий Владимирович. Ставьте свое авто подальше. В таком месте как Бор трудно сохранить секрет.
— Трудно, — кивнул я, доставая сигарету из пачки в нагрудном кармане. — Но вы ведь мне поможете, так?
— Я? — Кажется, Инна Валерьевна впервые удивилась.
— Не будете никому рассказывать о том, что здесь видели. Услуга за услугу.
— Интересно, — фыркнула директриса, — что за услугу можете оказать мне вы?
— Да мало ли. — Я прикурил сигарету и подошел к раковине, стряхивать пепел. — Вы теперь одна, без мужа. Иногда ведь требуется грубая мужская сила. Диван, например, старый выбросить, или еще что.
Лицо Инны Валерьевны перекосило. Глаза за стеклами очков сверкнули синим. Если бы сегодня я уже не видел этого побочного эффекта от «пробуждения силы», то, наверное, вздрогнул бы.