Брик с досадой поджал губы:
— Что ж… Значит, в тебе доминирует Танатос. Увы.
Он не планировал дискуссии, он поставил диагноз. После чего развернулся и нырнул в проем последней из будок.
Ни соринки на полу, как будто специально подметали. А может, действительно — специально. Посреди помещения, на рубеже между падающим через проем светом и тенью от стен и потолка, стояла шкатулка, обитая черным бархатом.
При взгляде на нее у меня перехватило дыхание. Вспомнился давний случай из детства, когда я возвращался с улицы домой и, между вторым и третьим, своим, этажом увидел прислоненную к стене крышку гроба. Красную, с черным бархатным крестом. Кажется, я простоял на ступеньках не меньше пятнадцати минут, прежде чем заставил себя одолеть необъяснимый животный ужас и пройти мимо. Дома я узнал, что у нас, оказывается, умер сосед. Человек, от которого у меня не осталось ни единого воспоминания, кроме гробовой крышки.
Почему-то шкатулка — или, вернее, небольшой сундучок? — вызвала у меня те же чувства. Как будто ее обили тем самым бархатом. Я стоял и мысленно прикидывал, хватило бы ширины креста, чтобы покрыть крышку шкатулки…
Маша, растолкав нас, бросилась к шкатулке, но Брик удержал ее за плечо:
— Стоять! Ты знаешь, что там?
— Нет, — огрызнулась Маша. — Поэтому и хочу посмотреть.
— Дам пару вариантов: бомба, игла с ядом на пружине, ядовитый газ.
Маша подалась назад.
— Шутишь, что ли? Зачем Юле…
— Я не знаю, что происходит у нее в голове, — отрезал Брик. — А ты знаешь? Полагаю, ответ «нет». Нам известно, что она ненавидит вас обоих. Что логично сделать с тем, кого ненавидишь?
Маша стянула куртку и протянула мне, не глядя.
— Выйдите, — велела она.
— Нет, — возразил Брик. — Это ты выйди. Я осторожно силой мысли ее открою. Бессмысленный риск ни к чему.
— Для тебя он, может, и бессмысленный. Юля и так у меня всю жизнь забрала, если теперь и это… Ну, пускай. По крайней мере, пойму, что действительно ей не нужна, и не придется долго ждать конца.
Она отмахнулась от руки Брика и сделала шаг к шкатулке. Я встал рядом, хотя сердце колотилось все сильнее.
— Выйди, — сказала Маша.
— Нет. — Голос звучал сипло и чуждо, пришлось откашляться. — Я не верю, что Юля хочет нас убить. Она, конечно, не подарок, но вряд ли способна планировать зло всерьез.
— А ее видеообращение? — спросил Брик. — Им она вам много добра принесла?
— Может, она и думала, что уничтожает нас, но, по сути, просто выплакалась о наболевшем. Кроме того, она ведь оставила следы, так? Значит, понимала, в глубине души, что мы отправимся за ней. И она не настолько глупа, чтобы предположить, будто мы станем ее искать ради мести.
Брик не унимался:
— А та история с зарплатными картами? Вспомни. Тебя запросто могли посадить, чуть-чуть до того не дошло.
— Готов спорить, что она сделала это за мгновение, а на следующее утро схватилась за голову. И если бы дело зашло далеко — у следствия появились бы новые материалы, отводящие от меня подозрения.
Брик вздохнул:
— Что ж, ладно. В случае чего я передам Жанне, что ты погиб, занимаясь любимым делом. Оставь мне телефон, возможно, он пригодится. И ты, Маша, тоже.
Мы обернулись. Брик стоял снаружи. Наши взгляды он выдержал спокойно.
— Поверьте, не будь у меня других дел, я бы с удовольствием присоединился к вашей афере. Но мне нужна эта физическая оболочка, чтобы найти Юлю. Это куда важней любых амбиций и любой так называемой «веры».
Впоследствии я неоднократно задумывался, почему без рассуждений отдал Брику телефон, как и Маша. В современных телефонах слишком много всего. Контакты, сообщения, заметки, фотографии, пароли и пин-коды от всего на свете. Может, где-то подсознательно телефон воспринимается неким хранилищем души. Чем-то, по чему нас сумеют восстановить. А может, Брик сумел на какое-то время подавить сопротивление Бори и заставил нас подчиниться. Тогда это было неважно. Куда важнее — черная шкатулка посреди непонятного строения на крыше строения еще более непонятного.
— Если что, ты, Дима, иди туда, куда зовет разум, — сказал Брик, делая шаг за шагом спиной вперед. — А ты, Маша, лети, куда потащит. Сознание распыляется за мгновения, по сути, даже испугаться не успеешь.
«Скройся ты, с такими напутствиями», — посоветовал я Брику мысленно. Ответа не пришло. Мы остались вдвоем.
Маша опустилась перед шкатулкой на корточки, я присел рядом.
— Ты бы тоже вышел, — прошептала она, бледнея на глазах.
В ответ я сжал ее руку. К шкатулке мы потянулись одновременно. Когда пальцы коснулись бархата, страх исчез, сменившись любопытством. Я услышал, как Маша глубоко вдохнула.
— На счет «три», — сказал я. — Раз, два, три!
Глава 36Жанна
Из дома я вышла, полная решимости забрать Костика у Диминых родителей, но пока шла — задумалась: а для чего мне, собственно, его забирать? Чтобы, утонув в горьких мыслях, пропускать мимо ушей половину вопросов? Раздражаться от того, что сын не хочет есть суп вместо бабушкиных пирожков и засыпать, не таращась в телевизор? И что я отвечу, когда он спросит: «Где папа?»
Вывод напрашивался сам собой — присутствие Костика в нашей с Димой квартире нужно не Костику. Это нужно мне — чтобы доказать самой себе, что я кому-то нужна. Я ведь даже работу в сентябре не стала искать, чтобы не запихивать сына в детский сад: решили с Димой, что этот год перетопчемся, а потом сразу в школу пойдем. В итоге большую часть времени Костик проводит у бабушки с дедушкой. Неудивительно, что свекровь на меня косится. Хотя, конечно, косилась бы она в любом случае…
— Ни с места! — Меня схватили сзади за руки. — Стоять-бояться, шаг вправо, шаг влево — побег, прыжок на месте — провокация!
— Не смешно. — Я повела плечами, высвобождаясь.
Могла бы и сама догадаться, к чему приведет игнор Элеонориных звонков. Было бы странно, если бы привел к решению оставить меня в покое: Эля не из тех, кого можно безнаказанно не замечать.
— Чего тебе?
— Это вместо «Привет, я тоже рада тебя видеть!» — посетовала Элеонора. — Ничего мне. Просто в гости решила зайти, а ты трубку не берешь. Я и думаю — может, звук отключила, не слышишь? Или спишь? А я все равно тут недалеко оказалась.
— Эль. — Врет Элеонора так же легко, как дышит, и никаких угрызений совести при этом не испытывает. Я не ее карму сейчас пожалела, а собственные уши. — Если и есть в городе человек, который не знает, какое шоу устроила на Последнем звонке добрая девочка Юля, спорю на что угодно, что это не ты! Не надо мне устраивать «у вас проблемы, хотите поговорить об этом», ладно? Я не хочу ничего обсуждать.
— Ну и дура, — объявила Элеонора. Встала передо мной, уперев руки в бока. — А ты далеко собралась, кстати?
— К Диминым ро… Просто гуляю.
— А-а-а.
Вот как ей это удается? Наверняка поняла, что я собиралась за Костиком. И что передумала за ним идти, — тоже поняла.
— А давай в другую сторону гулять? — Эля схватила меня под локоть и решительно поволокла обратно.
Отбиваться бесполезно. Если Элеонора решила осчастливить кого-то своим присутствием — не родился человек, который сумеет отбрыкаться.
Дома я, ненавидя себя, украдкой проверила телефон — ни пропущенных звонков, ни сообщений. Хотя бы просто «Я добрался. Извини» — ну неужели сложно было написать?
— Тишина? — Эля в ванной мыла руки. Манипуляций с телефоном не видела и видеть не могла.
— О чем ты? — Я убрала телефон, прошла на кухню.
— Не «о чем», а «о ком». — Эля вошла вслед за мной, присела к столу. — О Димочке любимом, ясное дело! Что — уехал и не звонит, не пишет? А знаешь, почему?
— Знаешь, судя по всему, ты. — Я села напротив. — И тебе жуть как не терпится поделиться.
— Вот, охереваю я с тебя, — восхитилась Эля. — Открой секрет — чем ширяться надо, чтоб настолько все пофиг было? И куда мужик свалил, и с кем свалил, и когда приедет…
— От того, что я буду психовать, все равно ничего не изменится.
— Изменится!
— Что?
— У меня комплекс неполноценности пропадет. — Эля побарабанила пальцами по столу. — И что тебе твой Димочка наплел? Куда это он так резво рванул?
— В Красноярск. С… — Я запнулась. — С Борисом. — Дима и сам запинался, произнося это имя. Никак, видимо, не мог привыкнуть к тому, что тот — не Маленький Принц. И даже не Борис, по большому-то счету. Так, остатки человека.
— Зачем?
— Эль. — Я вздохнула. — Ну хватит дурака валять! А то не знаешь, зачем. В смысле, за кем… Да, я была против. Да, мы поругались. И на сей раз, похоже, окончательно. Ты это хочешь услышать?
— Я узнать хочу. Он и Машеньку с собой захватил с твоего одобрения?
У меня получилось не вздрогнуть. Кажется.
— Да.
— Врешь ты бездарно, — объявила Элеонора. — Я в детском саду и то круче умела. Обращайся, научу… Хотя, честно говоря, перспектив особых не вижу. — Она встала, заглянула в холодильник. Вытащила початую бутылку вина, открытую то ли месяц, то ли два назад — мы с Димкой те еще пьяницы. — Выпьем, подруженька? С горя-то? Или все-таки делом займемся?
— Каким?
— Догоним твоего благоверного и мордой об капот приложим! Чтоб за собственным дитем приглядывал, а не за чужими гонялся, в компании с бывшей. — Эля бросила бутылку обратно, хлопнула дверцей холодильника. — Собирайся. Поехали.
— Никуда я не поеду. — Я встала, взяла чайник. Открыла кран. — Чай будешь?
— О-о-й, ду-ура… — Эля уселась за стол. Облокотилась, голову сложила на сцепленные руки. Участливо, как на душевнобольную, посмотрела на меня. — Вот в кого ты такая дура, а? Мужика из-под носа уводят — а ей и дела нет. Верит она Димочке!
— Эля. — Я грохнула чайник на подставку. — Сейчас неважно, верю я ему или нет. И не надо на меня так смотреть! Я его знаю, понимаешь? Иногда мне кажется, что лучше, чем он сам себя знает. И если Димка решит, что Маше он нужнее, чем мне — не ему с ней лучше, чем со мной, а ей нужнее, понимаешь? — он уйдет. Он не будет метаться, врать Маше, что вот-вот со мной разведется, а мне — что на работе задерживается. Просто уйдет, и все. И знаешь, что? Если решит свалить — пусть катится! Лучше так. Лучше хоть какое-то решение, чем тот подвес, в котором я по его милости год болтаюсь! Ты бы знала, в каком аду мы живем с того дня как с