юда переехали.
Ту встречу в магазине я до сих пор помню. Машу ведь сначала даже не увидела — она не из тех, на кого внимание обращаешь. И я бы не обратила — если б не ее дочь. Вот эта самая шизанутая Юля. Как впилась тогда глазами в нас с Димкой — будто рентгеновским аппаратом просветила. И все у нас с того дня кувырком пошло…
Элеонора отвела взгляд. На мгновение, не больше. Но мне было достаточно, чтобы понять — все она про наши беды знает. Только притворяться умеет лучше, чем я.
— Так тем более! — Элеонора треснула обеими ладонями по столу. — Нечего тут сидеть и терзаться! Поехали. Я своему сказала, что в Красноярск уезжаю. Тебя к врачу везу.
— К какому?
— К зубному! Протезы ставить. А то кусаться нечем будет, когда Димочка вернется. — Элеонора вскочила. — Собирайся. Догоним их, поговорите и…
— Нет. — Я прислонилась к столу и даже в столешницу вцепилась. — Никуда я не поеду. Если Димка хочет вместо собственного сына с чужой шизанутой девкой возиться — флаг ему в руки. Глядишь, переедет к Маше и меня в покое оставит наконец. Ты бы знала, как он мне надоел со своими закидонами! То книжку эту дурацкую писал — ночами не спал, наизнанку в ней вывернулся и меня заодно вывернул. То — бабах! — решил в педагогический поступать. То прицепился — давай в Назарово вернемся… Зашибись вернулись! В общем, не поеду. И не уговаривай.
— Ты… — Элеонора набрала воздуха в грудь. Что собиралась сказать, я догадывалась, но так и не узнала. В дверь позвонили. — Ты… — поперхнулась Элеонора. — Кого там принесло?
— Да кого б ни принесло. Гостей не жду. — Я пошла к двери, уверенная почему-то, что увижу свекровь. Открыла. — Ой… здравствуйте.
Не сразу вспомнила, что директрису зовут Инна Валерьевна. А она на приветствие не ответила. И моему разгневанному лицу не удивилась. И вообще выглядела странно.
Прическа, в школьные времена представлявшаяся мне чем-то вроде сторожевой башни — такая же несокрушимая — сбита набок. Старомодная сережка с изумрудом осталась в одном ухе. Блузка выглядела так, будто ее отжали в стиральной машине, не стирая. Юбка перекрутилась, боковой шов красовался спереди. По колготине на правой ноге поползла широченная стрелка. А запах от этой дамы… ух. В подворотнях так не воняет.
— Я к Дмитрию Владимировичу, — севшим, будто сутки напролет песни орала, голосом объявила директриса. Потянулась ко мне, словно пытаясь обнюхать.
Я отстранилась:
— Что с вами?
— Закрыл, — изучив меня, непонятно сообщила директриса. И, похоже, тут же потеряла ко мне всякий интерес. Уверенно, как к себе домой, зашла в квартиру.
— Кто закрыл? — Я обалдела еще больше. — Что?
— Где Дмитрий Владимирович? — Кажется, мои вопросы интересовали директрису не больше, чем я сама.
— Он… уехал.
— Куда? — Директриса направилась прямиком на кухню.
— По делам. — Я опомнилась. Какая бы ты ни была начальница, и какое там личное горе тебя ни постигло — я вспомнила, Дима говорил, что у Инны Валерьевны вчера умер муж, — это не повод так бесцеремонно в чужое жилье вламываться. — Что вам нужно?!
— Вот интересно, кстати? — Вставшая в дверях кухни Элеонора скрестила руки на груди. — Вам русским языком сказали — Дмитрия Владимировича нет! Если с обыском, то ордер предъявите. Только сначала юбочку поправьте. И, это… — Она ткнула пальцем в сбившуюся набок башню на голове директрисы. — Вы, извиняюсь, сколько дней голову не мыли?
— Ты знаешь, где он, — объявила директриса, глядя на Элеонору.
— Психиатр-то? — обрадовалась Эля. — Да еще б не знала! Димочка с недомерком… ой, с лучшим другом, то есть, в те края дорожку давно протоптал! Жанн, вызывай «скорую». Чую — сейчас нас с ветерком прокатят… И полицию заодно — психи, говорят, в период обострений опасные. А которые директора школ, тех вообще сразу изолировать надо. У них еще и профессиональная деформация.
Я поморщилась:
— Слушай, перестань! Видишь же, не в себе человек. — Взяла телефон, пытаясь сообразить: достаточно ли просто набрать 02, или есть какой-то специальный номер.
— Не могли бы вы подвезти меня до дома? — светски осведомилась меж тем директриса. Она обращалась к Элеоноре. — Вы ведь на машине? А я очень устала. С утра на ногах.
Я представила, что сейчас прилетит в ответ бедной свихнувшейся тетке, и захотелось зажмуриться.
— Эля…
— Конечно, — пару секунд спустя тем же светским тоном, но каким-то не своим, придушенным голосом отозвалась Элеонора. — Я вас подвезу.
И спокойно пошла к двери. По-прежнему держа руки скрещенными на груди.
Директриса, грохая каблуками туфель, поспешила за ней. Я, совершенно обалдевшая — за директрисой.
— Эля… С тобой все нормально?
— Да. — Голос Элеоноры по-прежнему звучал так, будто ее душат. Ко мне она не повернулась, шагнула через порог. — Со мной все хорошо. Я отвезу Инну Валерьевну домой.
— Прямо в тапочках поедешь? — уточнила я. — И сумку не возьмешь?
— Ах, да. Забыла.
Эля вернулась. Сняла тапочки и принялась напяливать туфли.
— Это мои туфли. — Я подтолкнула Элины. — Твои — вот.
— Ах, и правда. Какая я сегодня рассеянная.
Элеонора переобулась, попытавшись перепутать левую и правую туфли. Я машинально помогла — мне по-прежнему ничего так не хотелось, как избавиться от общества Элеоноры и вообще кого бы то ни было. Директриса тоже нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Я попыталась поймать Элеонорин взгляд — очень уж странно подруга себя вела — ожидая увидеть в нем насмешку, ехидство, раздражение моей и Диминой бестолковостью — что угодно, привычную Элеонору! — и отшатнулась. Глаза встретились с безмятежностью домохозяйки из рекламного ролика: купила женщина правильный стиральный порошок и все проблемы решила разом.
Дима в критических ситуациях соображает быстро. Элю он еще на пороге за шиворот поймал бы — увидев, что она в туфлях путается. А я в таких ситуациях туплю. Самоотстраняюсь, смотрю будто со стороны, и только потом — как правило, запоздало — понимаю, что это вообще было.
Вот и сейчас я включилась, лишь позволив Элеоноре с директрисой выйти из подъезда и наблюдая в окно, как они идут к машине.
Эля спину держала прямо, будто солдат на плацу, а ноги ее на высоких каблуках то и дело подворачивались. Сумку несла за длинный ремень — вместо того, чтобы повесить на плечо, — и та едва не шваркала по асфальту. Со стороны Элеонора выглядела неудачной копией директрисы. Та тоже шагала, будто сваи заколачивала, но хотя бы с каблуков не сбивалась.
Как Элька за руль-то сядет в таком состоянии? — запоздало дошло до меня. И куда директрису завезет — тетка ведь явно не в себе?
С такой скоростью я не носилась по лестнице никогда.
Глава 37Жанна
— Подождите. — Элю и директрису я догнала, запыхавшись, когда они утрамбовывались в машину. — Я с вами. — Дернула заднюю дверь и уселась позади Элеоноры.
— Ты не нужна, — объявила директриса, — выйди.
— Давайте, я сама решу, кому нужна? — Я захлопнула дверь. — Это не ваша машина.
— Делай, что говорит Инна Валерьевна, — отчеканила из-за руля Элеонора. — Выходи.
— И не подумаю.
Если до сих пор мне до смерти хотелось остаться одной — и пусть хоть весь мир звездой накроется — то сейчас пришло твердое понимание, что этих двоих оставлять нельзя. Эля — натура эмоциональная. Она сколько угодно может на меня ругаться, но командовать, да еще в таком тоне, не рискнет. Знает, какой я становлюсь доброй и ласковой, когда мной командовать пытаются.
— Выходи. — Директриса обернулась.
Я вздрогнула. И как раньше-то не заметила?! У нее ведь абсолютно пустой взгляд. Пустой и равнодушный. Она будто не со мной говорит. И вообще не с человеком.
— Не выйду. — Я накрепко вцепилась в подголовник.
В голове замелькали давние наставления Димы — куда следует бить, если на улице кто-то навязчиво соберется со мной познакомиться. Ни один из приемов не подходил — та ситуация предполагала, что противник будет стоять напротив меня, а не сидеть спереди, отделенный пассажирским креслом.
На сиденье рядом я увидела растрепанную куклу — подделку-Барби, в журнальных киосках таких продают. Даша — Элеонорина дочка — славилась умением выпрашивать «Барби» у родителей, их знакомых и родственников, а также родственников знакомых и знакомых родственников. Перспективная девочка, вся в мать. Стоит ли говорить, что кукол она называла исключительно «Жаннами». Дешевенькая кукла — так себе оружие, конечно. Но за неимением лучшего… Я взяла «Жанну», направив длинные пластиковые ноги на директрису.
— Не выйду.
Пустой взгляд оглядел куклу. Вернулся ко мне.
— Закрыл, — снова неизвестно кому пожаловалась директриса. — Ничего не могу сделать.
— И не надо ничего делать. Вы ведь домой собирались? Вот и езжайте домой.
Поизучав меня какое-то время, директриса отвернулась.
— Поехали. Она не так мешает.
Элеонора молча тронулась. А я на всякий случай перехватила куклу покрепче. Не сводя глаз с двух застывших фигур на передних креслах, вытащила из сумки телефон и набрала Диму. В ссоре мы или нет, а сообщить о странном поведении Элеоноры надо. Димка наверняка знает больше, чем я.
«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», — сообщили мне.
Совсем хорошо. Вот же гад… Я тут, может, умираю? Или Костик заболел? Или к нам явились коллекторы — из всех банков, где кредиты брали, разом?
Нет, я понимаю. Старая любовь не ржавеет, и все такое. Но, блин, какая ж ты сволочь, Димочка! Даже зареветь захотелось от обиды.
Я отвернулась, делая вид, что смотрю в окно. Сложно сказать, сколько прошло времени, прежде чем посмотрела в окно по-настоящему — понимая, куда смотрю. Мы проехали кольцевой перекресток, но не прямо — прямая дорога вела в город — а повернули налево.
— А зачем это мы из поселка выехали?!
Застывшие впереди фигуры молчали. Элеонора давила на газ, директриса смотрела перед собой.