Родители Кати попытались отступить, но сзади стояли стулья. Брик же успокаивающе поднял руки:
— Я понимаю. Разумеется, вы любите свою дочь и хотите для нее лучшей судьбы. И, поверьте, я ощущаю то же самое. — Его ладони опустились на плечи отца и матери. — Катя решила, что будет счастлива со мной. Для меня это решение так много значит, что я постараюсь сделать все, чтобы она была действительно счастлива. Задумайтесь, чего вы хотите: видеть ее живущей по вашему сценарию, со слезами на глазах, или видеть ее улыбку? Я ненавижу, когда она плачет, и моя работа — этого не допускать. Если ваша работа заключается в обратном, то с этого дня мы — враги. Вам действительно нужен враг, такой как я?
Каждое слово он произносил с улыбкой. Но улыбка менялась. Сначала она была добродушной, в середине сделалась грустной, а под конец отдавала безумием. Мужчина и женщина замерли перед ним, как кролики перед удавом. А удав смотрел то на одного кролика, то на другого, выбирая, кого сожрать первым.
— Офигеть, — прошептала Элеонора. — Карлсон вернулся. Пора прятать варенье.
Да, наверное, она первая все поняла и не стала искать других объяснений. Я же — искал. И постарался не обратить внимания на эту фразу, вспомнил ее только ночью.
Должно быть, что-то заподозрила и Катя, потому что в ее голосе прозвучало удивление и вопрос. Не такой вопрос, которым пытаются привести человека в чувства, а такой, который задают, натолкнувшись на кого-то в темноте:
— Боря? — Она сделала крохотный шаг от стены к нему и замерла.
Брик повернул к ней голову. Кате досталась добрая улыбка, хорошая и — ни одного слова. Потому что в этот момент открылись двери торжественного зала, и сияющая женщина лет сорока в ослепительно-белой блузке и черной юбке произнесла:
— Прошу вас, жених и невеста, гости…
— Сию секунду, — перебил Брик и, убрав руки с плеч будущих тещи и тестя, заметил: — Кстати говоря, у вас в туалете нет полотенец. Я не возмущаюсь, просто говорю, потому что верю: это исключительная случайность.
Должно быть, слышать такое от жениха за пять минут до вступления в брак этой женщине не доводилось. Надо отдать ей должное — сориентировалась она быстро:
— Там электрические сушилки.
— Вы про ту странную коробку на стене, которая загудела, когда я попытался достать из нее полотенце? — Брик задумался и вдруг со смехом хлопнул себя по лбу: — Ну надо же, как в кино! Потрясающе. Стыдно, что не сообразил сразу, прошу прощения. Что ж, пойдемте. Ну же, как это делается? Должны быть какие-то ритуальные движения, или что?
Мне казалось, что мы с Элеонорой остались единственными живыми людьми в царстве зомби. Жанна улыбнулась, взяла меня за руку, потянула к залу. Катя улыбнулась — сначала робко, потом — доверчиво. Вместе с Бриком они вошли в зал первыми. Проходя мимо родителей Кати, я заметил блуждающие улыбки на их лицах. И только обернувшись на замыкающую шествие Элеонору, увидел сдвинутые брови и поджатые губы.
Зал тут маленький, но для такого количества народа он огромен. Все действо происходило посередине — очевидно, чтобы не так бросались в глаза облупленные стены с желтоватыми подтеками. Негромко играл свадебный марш. Мы шли по красной ковровой дорожке. Торжественная женщина остановилась у круглого столика, повернулась к молодым. Они замерли, как и все мы. Так получилось, что по левую сторону дорожки оказались мы с Жанной и Элеонорой, а по правую — родители Кати.
— Добрый день, уважаемые новобрачные и гости, — глубоким, прочувствованным голосом произнесла женщина. — Сегодня в отделе ЗАГС города Назарово вступают в брак…
Голос женщины растаял, ушел на задний план. Я вгляделся в лицо Кати. Улыбка с него постепенно сползла. Катя захлопала глазами, мотнула головой. Ушло. Что бы это ни было, оно ушло. По другую сторону дорожки недоуменно переглядывались отец и мать Кати: «Как мы здесь оказались?» И, слава богу, Жанна тоже перестала улыбаться. На ее лицо вернулось ставшее привычным за последний год меланхолическое выражение. Но лучше так. Это по-настоящему.
— Сегодня, — продолжила женщина после небольшой заминки, — самое прекрасное и незабываемое событие в вашей жизни.
Это точно. Особенно если судить по лицу Кати. Она же сейчас убежит, если странное помрачнение не вернется.
— С этого дня вы пойдёте по жизни рука об руку, вместе переживая и радость счастливых дней, и огорчения.
Почему меня бросает в жар от ее слов? Они звучат как пророчество, они будто связывают меня какими-то обязательствами.
— Создавая семью, вы добровольно приняли на себя великий долг друг перед другом и перед будущим ваших детей.
Дети? Разве в этой речи должно быть что-то про детей? Не помню. У меня перед глазами встали лица Юли и Костика. Именно в таком порядке. Я зажмурился, пытаясь отогнать видение.
— Перед началом регистрации прошу вас еще раз подтвердить, является ли ваше решение стать супругами искренним, взаимным и свободным. Прошу ответить Вас, невеста.
Я не хотел открывать глаза. То, что сейчас случится, должно потонуть во тьме. Панику, охватившую Катю, я ощущал как жар горящего рядом костра. Жанна приникла ко мне, тоже почувствовала — происходит что-то не то.
Женщина повторила вопрос, в голосе зазвучала растерянность. Вряд ли из-за молчания, уж такие-то случаи для нее не внове. В мире что-то сломалось, и, по иронии судьбы, излом пришелся на это самое место и это самое время. На этих самых людей.
— Ангел…
Я открыл глаза, потому что это слово будто бы разрушило злые чары. Оно породило освежающий ветерок, который пронесся по залу.
Катя посмотрела в глаза Брику. И его взгляд… Да, это его взгляд. Усталый, грустный, но полный любви.
— Я очень мало могу вспомнить из прошлого, — сказал Боря тихо. — Если не считать того, что мне рассказали. Но очень хорошо помню тебя. Я увидел, как ты улыбаешься, и рванулся к тебе всеми силами. Мне казалось, что ты сможешь меня спасти. Так и вышло. Все те долгие годы только память о тебе помогала мне удержаться. И теперь, кроме тебя, у меня нет никого и ничего. Я знаю, ты знаешь… Мы знаем, что теперь будет очень непросто. Если ты не сможешь этого вынести — я пойму. Ты все равно останешься моим Ангелом. И как бы ты ни решила, пожалуйста, найди в этом решении свое счастье.
После секундной паузы Боря прерывисто вздохнул, и как будто ветер прошелестел:
— Так что ты скажешь?
Глава 5
Тихое и робкое Катино «да» ослабило натянувшиеся нити. Уже в этот момент мне хотелось поднять руки и захлопать. Судя по выражению лица женщины, регистрировавшей брак, ее одолевали схожие чувства. Но она довела церемонию до конца. Боря и Катя расписались в документе, обменялись кольцами и поцеловались. Быстро и застенчиво.
С запозданием включилась музыка. Подобие бурной радости изобразила Элеонора, при нашей с Жанной скромной поддержке. Противоположная сторона, в лице родителей Кати, хранила мрачное молчание. Они больше словом ни с кем не обмолвились. Лишь только все закончилось, просто исчезли.
Элеонора тоже предпочла испариться, но все-таки нашла время попрощаться. А нас с Жанной пригласили домой, отметить событие. Жанна смотрела на меня умоляющим взглядом.
«Только ненадолго, — сказал я Кате, притворяясь расстроенным. — Нам сына забрать надо».
Отказать совсем я не мог. Хотя за целый год у меня не получилось наладить непринужденное общение ни с Катей, ни даже с Борей, я знал, что для них многое значит мое участие в их жизни. И сегодня, в такой важный день, я просто обязан перешагнуть через себя и потратить пятнадцать минут на приготовленные Катей салатики. Других гостей все равно не будет.
Во дворе, рядом с местом, где я поставил автомобиль, трое парней стояли и пили пиво, громко хохоча. Когда из машины выбрались Боря и Катя, смех прервался.
— Опа, — сказал один из парней. — Дворник замуж вышел.
После чего они заржали в три раза громче. По асфальту к нам покатилась пустая бутылка. Катя покраснела, пытаясь сделать вид, что ничего не заметила. Боря же, кажется, в самом деле пропустил возглас мимо ушей. Наверное, за год работы дворником привык ко всем видам насмешек в свой адрес. Когда бутылка докатилась до него, он нагнулся, подобрал ее и стал оглядываться в поисках урны.
Трио заливалось смехом. Я пожалел, что с нами нет Элеоноры. Эта быстро бы все расставила по местам, и дело бы закончилось даже без мордобоя. Но чего нет, того нет.
— Дай, выброшу. — Я забрал у Бори бутылку и подошел к компании.
Они перестали смеяться, подобрались.
— Дима, — предостерегающе сказала Жанна.
Повернувшись, я сказал ей:
— Все нормально. Идите в дом, это мои знакомые, я скоро подойду.
Двое парней стояли с бутылками, третий оказался с пустыми руками. Я протянул бутылку ему:
— Ты уронил.
Игра в гляделки длилась долго. Я молчал. Каждое слово — лишняя информация врагу. Когда информации нет, в ход идут домыслы. Хочет ли этот парнишка, прогуливающий занятия в техникуме, рисковать?
Он не захотел. Моргнул, отвел взгляд.
— Бывает, — сказал я. — Выскользнула из руки, упала.
Неохотно, косясь на друзей, он взялся за бутылку, потянул. Я держал крепко. Мы снова встретились взглядами, и снова он отвернулся. Понятия не имею, о чем он думал в этот момент, но знаю, о чем думал я: «И такое же трусливое дерьмо превратило десять лет моей школьной жизни в ад?!»
Я отпустил бутылку, она осталась в руках парня. Посмотрел в глаза второму, третьему, чтобы убедиться: в спину не прилетит камень. Кивнул на прощание.
Повернувшись, нос к носу столкнулся с Жанной и, обняв ее за плечи, повел к дому. Боря и Катя стояли возле подъезда. Боря чуть впереди, защищая жену от возможной опасности. В этот миг я чуть не расплакался.
За спиной было тихо. Только когда за нами закрылась подъездная дверь, я услышал звон разбитого стекла. Но брелок сигнализации промолчал, и я решил сделать вид, будто не слышу.
Застолье оправдало самые худшие ожидания. Компании хуже нельзя и придумать. Каждый погружен в свои мысли, разговор, встрепенувшись на миг, тут же умирает в тихих судорогах. Каждая минута в тягость, но что-то нас тут держит, что-то не дает плюнуть и оборвать пытку.