— Я узнаю это место! — высказалась, наконец, Маша, крутя головой. — Мы куда едем?
Сказать, что порог мне было переступить трудно, — ничего не сказать. Маша тоже застыла, глядя через раскрытую дверь в полутемное помещение. Пришлось, будто кошку, запускать первым Брика — на счастье. Он вошел в крохотную гостинку, сбросил туфли, попинал старенький ортопедический матрас, поставил пакет с продуктами на стол возле кухонной ниши и заметил, что находится в комнате один.
— Вы чего? — удивился он, повернувшись к нам. Посмотрел в глаза мне, Маше, снова мне.
— О, — сказал он. — Я не знал. Примите мои соболезнования. Или поздравления. Смотрите сами, по настроению.
Брик скрылся в туалете. Я вошел первым, так же, как и тогда, пытаясь выглядеть хоть немного уверенным. Комната почти не изменилась. Матрас, конечно, другой, обои переклеили, линолеум перестелили. Но два скрипучих стула советского производства остались, стол — тоже.
Я услышал сзади движение и запоздало повернулся. Забыв о больной ноге, Маша попыталась войти. Вскрикнула, пошатнулась, взмахнула руками. Я не позволил ей упасть. Придержал, помог сделать шаг и, мысленно плюнув на все, поднял на руки, поражаясь, какая она легкая. Не слушая протестов, донес до матраса и осторожно опустил. Присел рядом.
Оглядевшись, увидел холодильник — старый знакомый, облупленная «Бирюса», в которой за неделю намерзает около тонны снега и льда. Тихо сказал:
— Вот мы и дома.
Маша в ответ промолчала, а я долго сидел на матрасе рядом с ней и вспоминал первые дни в армии. Как часто, засыпая, я видел один и тот же сон: поздний вечер, я подхожу к дому, в нашем окне — свет. Поднимаюсь на седьмой этаж, стучу в дверь, и Маша в футболке до колен открывает мне дверь, улыбается, позволяет войти туда, где светло и тепло, где вечно живет что-то, подозрительно напоминающее любовь и счастье. Я делал шаг через порог, и четкость образов исчезала. Просыпался с улыбкой и в слезах. Но быстро избавлялся от того и другого, возвращал на лицо бесстрастную маску и засыпал опять. Без сновидений.
Я не сразу почувствовал прикосновение. Как только облако воспоминаний немного рассеялось, обнаружил, что Маша держит меня за руку. В ответ на мой взгляд она еле-еле улыбнулась, будто спрашивая: «Помнишь?» Я кивнул и так же осторожно улыбнулся в ответ, перехватил ее ладонь, сжал пальцы.
Нас привел в чувства звук спускаемой воды из туалета. Дверь распахнулась, выпустив посвистывающего Брика. Увидев нас, он ткнул в сторону туалета большим пальцем:
— Там освежитель с ароматом лайма.
— И что? — удивился я.
— Просто чтобы вы не удивлялись, почему пахнет лаймом.
Маша фыркнула, я пожал плечами, а Брик, не обращая на нас внимания, принялся вытаскивать из пакета пельмени, сыр, сметану, овощи, пачку чая и прочее. До меня далеко не сразу дошло, что он, своим «освежителем», постарался снять с нас чувство смущения и перевести все происходящее в банально-бытовую плоскость.
— Можешь не лезть? — тихо спросил я, встав рядом с ним.
«Говори мысленно, если не хочешь, чтобы она слышала, — ответил Брик. — Ты в трудной ситуации, я пытаюсь помочь, насколько могу».
«Нечему помогать. Прошлое осталось в прошлом, я не собираюсь…»
«Ты можешь врать мне, но себя не обманешь. И не обманешь ее. До утра мы не заняты ничем важным, и случиться может всякое. Поэтому позволь мне делать свое дело».
«А ты позволь мне самому разбираться со своей жизнью! — Мысленно я повысил голос, с удивлением отметив, что и такое, оказывается, возможно. — Я себя прекрасно контролирую, знаю, чего хочу. От того, что мы, все трое, здесь переночуем, не изменится ничего. И от тебя здесь тоже ничего не зависит, ровным счетом, коли менять наши сознания ты не можешь».
«Хочешь поспорить? — повернулся ко мне Брик. — Я могу резко изменить ситуацию. Если смогу — с тебя блок сигарет и крутая зажигалка, крышечкой которой можно щелкать. Если нет — выполню любое твое желание, в рамках моих способностей».
Из дурацкого чувства противоречия я пожал ему руку.
Брик вел себя спокойно, даже образцово. Мы сварили пельмени, сделали салат. Я помог Маше пересесть за стол. Брик включил на ноутбуке дурацкий комедийный фильм про ожившего плюшевого медведя. После ужина я снял повязку с Машиной ноги, набрал в ванной таз холодной воды по ее просьбе. А когда вернулся в комнату с этим тазом, Брик обувался у дверей.
— Серебристая зажигалка, — сказал он, прежде чем закрыть за собой дверь. — Под цвет спиннера.
Глава 44Маленький Принц
Кажется, я начал понимать, что за умение развила Юля. Двигаюсь в верном направлении. Например, узнать, кто звонит, могу не глядя. Это не телепатия, а прямое взаимодействие с электроникой. Я захлопнул дверь и сбежал по лестнице, минуя лифт. На первом этаже выдернул из кармана телефон, работавший в беззвучном режиме:
— Ну что там такого срочного?
Две с половиной секунды тишины. На том конце как будто собирались тучи. Элеонора готовилась к атаке.
— Прежде чем начнешь орать, — спокойно сказал я, раскручивая спиннер, средство от вездесущего Бориса, — хочу, чтоб ты знала. Я тебя люблю.
— Ты, недомерок, су… Чего ты там пропищал?!
— Про любовь? — Я поднял спиннер мысленным усилием на уровень глаз и сконцентрировался, заставляя часть сознания считать обороты. — Признался в чувствах. И, кстати, если ты не заметила, со школы я сильно подрос.
Человеческая психика напоминает сложную, но увлекательную игрушку. Каждый экземпляр считает себя уникумом, но обладает огромным количеством общих черт. Таких, например, как, эта. Признание в любви запускает в подсознании механизм «примерки», попытку представить развитие событий. Рулетка крутится, шарик катится, и нельзя угадать, в какую ячейку он упадет. Но пока он катится, время работает на того, кто знает, что делать.
— Димка где? — Элеонора попыталась переключиться на спокойный тон, весь гнев из нее улетучился. — Вы там вообще соображаете, что происходит?
Полегчало. Борис никогда не был близок с Элеонорой, она его даже пугала. Поэтому он, получив те крохи информации, что я ему скормил, успокоился. Спиннер я поймал и бросил в карман куртки.
— Мы разыскиваем мою дочь, мои бывшие друзья — тоже. Но они новички на Земле, и у них нет лучшего варианта, кроме как идти по моему следу. Я постарался максимально отрезать им эту возможность, но ты приехала к Жанне, и все пошло кувырком. В ее голову Исследователь не смог бы пролезть, я поставил надежную защиту. А вот тебя в расчет не взял, не знал, что ты вмешаешься.
Глядя на некогда белую, а ныне зашорканную, исписанную похабщиной стену подъезда, я поймал себя на том, что представляю Элеонору. Как она стоит во дворе гостиницы, прижав к уху телефон, а на лице у нее, быть может, впервые в жизни, полная растерянность.
— Меня он в расчет не взял, — проворчала Элеонора. — Да я в любых расчетах на первом месте должна быть!
— Верно, — кивнул я стене. — Так теперь и будет. Прошу прощения за неудобства.
Теперь — молчать. Я создаю потребность. Сегодня Элеонора столкнулась с самым страшным кошмаром в жизни — что-то поработило ее сознание. Ее личность, такая яркая и уникальная, такая сильная и сверкающая, оказалась смята в мгновение ока. Ей страшно, она хочет защиты. И элементы уравнения у нее в голове становятся на правильные места.
— Так, ладно. — Она старалась держать себя в руках. — Где Димка? Почему у тебя его телефон?
— У меня его сим-карта и сим-карта Маши. Я их подменил, взамен поставил две нерабочих, которые взял из дома. Катя никогда ничего не выбрасывает.
— Где он?! — снова повысила голос.
— Эля. — Я выдержал паузу, чтобы удостовериться — она не против такого обращения от меня. — Ты же умная девушка. Хочешь, чтобы я привел тебя к нему? И позволил Исследователю вновь занять твое тело? Нет, я так не поступлю.
— Так «закрой» мне голову, как Жанне, и успокойся!
Прелесть. Теперь она пытается представить все так, будто это надо мне, а не ей. Сама себе слабо верит, но старается.
— Могу, если хочешь. Но для этого нужно встретиться на нейтральной территории. Есть предложения? — Я мысленно просканировал окрестности и остановил выбор на совершенно нейтральном объекте. — Подъезжай к часовне. Через полчаса.
— К чему?
— Часовня. Та самая, которую изображают на десятирублевых купюрах. Караульная гора.
У меня не было с ней телепатического контакта, но я, глядя в стену, видел, как Элеонора с сомнением поворачивается и смотрит на окна оставленной комнаты.
— Не беспокойся о ней, — сказал я прежде, чем понял, что адресую фразу воображению.
— Если я не вернусь туда вовремя… Эта дурища там такого начудит, что вся королевская конница не расхлебает.
Надо же. Я и вправду угадал. Даже не знаю, как на это реагировать.
— Расслабься, у Жанны мой телепатический модуль, благодаря которому я знаю обо всех ваших приключениях. И сейчас он тоже работает, получше любого телефона. И потом, она взрослая женщина.
Прикрыв глаза, я вызвал короткую вспышку, в которой появилось лицо Пети Антонова. Сочувствия в нем столько, что даже мне, здесь, сделалось жалко себя, захотелось забраться к нему на колени и плакать. Однако Жанна больше хотела разбить ему об голову вазу и бежать сдаваться в полицию. Сложная женщина. И простая одновременно.
— Ладно, еду. Но имей в виду, я тебе врежу, как только увижу.
— Жду с нетерпением, — улыбнулся я в трубку.
Стоило убрать телефон в карман, со мной заговорил он:
«Хочешь разрушить и ее жизнь?»
— Перестань молоть чушь, — произнес я вслух. — Она-то точно не станет всю жизнь переживать из-за такой ерунды.
«Зачем она тебе, Принц?»
— Чтобы делала то, что я говорю, не задавая вопросов и не отвлекаясь на ерунду.
«Это даже близко не все. Почему она?»
Открылась подъездная дверь, и вошедший мужчина в грязной спецодежде получил в лицо мой ответ: