Петя странно дернулся. Поднял голову — медленно, как будто вместе с ней мешок цемента поднимал. Покачал головой в разные стороны. И уставился на меня. Слишком знакомыми пустыми глазами уставился.
Я завизжала.
Отпрянула, вскочила с ногами на кровать. Схватила водолазку, прикрылась.
— Не надо кричать, — со знакомым, будто душат, сипом проговорил Петя.
Я снова завизжала. Он двинулся ко мне. Я рванула к двери. Он, с неожиданной прытью, наперерез. Дернул за руку, повалил на кровать. Придавил телом — тяжелый, зараза. И не вывернуться никак. Равнодушным, без интонаций, голосом повторил:
— Не надо кричать.
В дверь постучали:
— У вас все в порядке?
Надо же. А я-то думала, они тут и не такие вопли слышали.
— Скажи, что все в порядке, — прохрипел «Петя». — Или Костика убьют.
— Врешь! Ничего ты Костику не сделаешь!
— Ты не можешь этого знать наверняка.
А ведь и верно, не могу. Одно дело — обсуждать с Элеонорой, что ничего эта тварь нашим детям не сделает, а «ты не можешь знать наверняка» — совсем другое…
Я молчала. Тварь сдавила мне руку:
— Ну?
— Все в порядке, — как могла беспечно, откликнулась я, — мы… увлеклись. Простите.
— Вы тоже извините за беспокойство, — пробубнили из-за двери. Мужской голос, не тетки с ресепшена. Охранник, наверное. — Но имейте в виду — в гостинице есть другие постояльцы. Давайте уважать друг друга. — С этими словами мужик удалился.
— Золотые слова, — просипел «Петя». — Давай уважать друг друга. — Хватка ослабла. — Ты хотела найти Диму — ты его найдешь. Наверняка он будет счастлив узнать, чем ты занималась с другим мужчиной.
— Ничем я с тобой не занималась!
— Ты просто не успела. Но была готова — а это равнозначно «занималась».
— Ради него же… — Я замолчала, спохватившись — перед кем оправдываюсь?
— Ты можешь объяснять себе это как хочешь. Суть не изменится. — «Петя» поднялся.
— Не мешает? — не удержалась я. Бугор у него в штанах опадать не спешил.
«Петя» проследил за моим взглядом. Потрогал ширинку. Если бы в кино такое показали, я бы до слез ржала. А сейчас даже нервный смешок не получился.
— Неудобно, — просипел «Петя». — Но проходит. Кажется. — И прежним равнодушным тоном предупредил: — Если попытаешься убежать, я сломаю тебе ноги.
Я вздрогнула. Цепляясь за остатки бравады, пообещала:
— Вот тогда сюда точно полгостиницы примчится.
— Не примчится. Я тебя сначала оглушу. — «Петя» выдернул из вазы цветы, вылил воду прямо на пол. Взвесил вазу в руке. Решил: — Подойдет.
Я молча смотрела, как по полу растекается лужа. Потом натянула водолазку.
Глава 47Маленький Принц
Я подошел к оградке, окружающей часовню, и посмотрел вниз, на раскинувшийся в низине город. Красноярск с наступлением темноты осветился тысячью огней. Должно быть, это красиво. Скорее всего, здесь вечерами проходят любовные свидания. Молодой человек приводит сюда девушку, показывает ей город и будто говорит: «Смотри, как красиво!» Как будто он дарит ей город. Или хотя бы эту гору, с часовней. Бред.
Сегодня тут пусто. Ветер сильный и пронизывающий, у меня начали болеть лимфоузлы под челюстью. Слабое здоровье, беда. В ожидании Элеоноры я пытался экспериментировать, и с третьей попытки удалось приложить верное усилие: потоки ветра начали меня обтекать. Я оказался словно в кабине лифта с прозрачными стенами. Отлично. Правда, если хоть на миг утратить концентрацию, стены рухнут. Но я умею концентрироваться, особенно если меня не отвлекают.
«Зачем мы здесь?»
Ну вот, легок на помине. Я достал сигарету, посмотрел на нее, рассчитывая последствия. Процесс курения его успокоит, и, может, полчаса он помолчит. А может, и нет. Постепенно он учится. Что дальше? Героин?..
Я поджег сигарету. Будь тут кто-то кроме меня — удивился бы, что на таком ветру можно прикурить. С каждой затяжкой становилось немного легче.
«Чего ты ищешь, Принц?» — Голос Бориса зазвучал спокойнее, но не исчез.
Чего я ищу… Где-то там, внизу, среди этих огней, бредет Юля. Покинутая, одинокая, готовящаяся к смерти. При виде этой мысленной картины мне стало нехорошо — желудок сжался, в сердце закололо. Но ему нельзя знать.
«Почему с вами Маша? — Вновь истерика в голосе. — Что ее связывает с тобой? С Димой?»
— Они с Димой, встретившись, почувствовали возвращение прежних чувств, — объяснил я. — Вот и вся связь. Исключительно половая, как видишь.
Он не в восторге, но немного успокоился. Чувствовал подвох, но конкретно возразить не смог. А потому ушел.
— Чего ты там про половые связи бормочешь?
Я вздрогнул. Разговор с Борисом, поддержка убежища от ветра — и все, перестал контролировать окружающее. А за это время Элеонора умудрилась подобраться близко. Я повернулся и увидел ее, в облаке разметанных ветром огненно-рыжих волос. В одной майке, она обхватила себя за плечи, морщится.
— Тороплю события, извини. Заходи.
— Куда заходить?
— Сюда, ко мне.
Смотрит, как на психопата, который убил собственную мать и теперь ведет себя неадекватно. Однако, оглянувшись, подчиняется. Делает шаг и оказывается в убежище.
— Ни хрена себе! Это ты сделал?
Чувствую себя скульптором, демонстрирующим шедевр. Приятное чувство.
— Одно из двух: либо я, либо бог, что таится в часовне за нашими спинами. На кого ставишь?
— Я в игры не играю. — Элеонора покосилась на меня. — Ты обещал…
— Да-да, помню, конечно. Как ты хочешь, чтобы я это обставил? Взял твою голову двумя руками и что-то прошептал? Или разжечь костер, нарисовать пентаграмму…
— А просто сделать нельзя?
— Можно. Важно чтобы ты поверила мне, потому что процесс этот абсолютно не зрелищен. Жанна вот даже не знала, что я ее защитил.
— «Защитил»? — Копна рыжих волос взметнулась. — Ты вообще — как? С головой дружишь, умник? Да Жаннку убить могли! Я ее убить могла из-за твоих косяков!
— Это погрешность, — настаивал я. — И никто бы не убил, ни ее, ни тебя. Это Исследователи, они так не работают.
— А муж директрисы — что? Не в счет?
Надеюсь, Элеонора не заметила, как дрогнули мои пальцы, сжимающие сигарету. Да что со мной? Она ведь права. Я допустил серьезный просчет и продолжаю допускать. Почему-то представил реакцию Димы, когда он узнает. Почему-то мне так важна его реакция…
— Прости. Ты этого хотела? Чтобы я извинился? Я искренне прошу прощения. Мне жаль, что вы с Жанной подверглись опасности.
Возмущения меньше не становится. Рыжее божество пылает яростью. Потому что извиняются не так. Когда извиняются, стыдливо смотрят под ноги, бормочут оправдания. А не глядят прямо в глаза, говоря ровным голосом.
— Давай, заканчивай, и поехали к Димке. Он тебя убьет на фиг, как узнает. Ну-ка погоди, это что? — Элеонора подошла волнующе близко и, щурясь, присмотрелась к правому глазу. Должно быть, там расцвел синяк. — Это он тебя, что ли? Правильно! Молодец мальчишка, авансом работает!
Мне по-детски захотелось зареветь и убежать. Почему их радуют мои невзгоды?! Борис, Элеонора, Дима… В прошлый раз я был эгоистом, и ко мне относились лучше. Сейчас я изо всех сил стараюсь всем помочь, и надо мной хохочут, стоит оступиться.
В прошлый раз я почти не испытывал чувств, только наиболее сильные гормональные всплески. В этот я слишком сросся с телом носителя. И мне тяжело, очень тяжело, и никто не хочет облегчить эту ношу.
Мое желание вырвалось наружу прежде чем я успел сообразить, что творится. Элеонора прильнула ко мне и поцеловала. А секунду спустя отпрянула, толкнув в грудь. На мгновение я оказался за гранью «убежища», ветер, ставший ледяным, пронизал насквозь. Я поспешил обратно.
— Это что такое было?! — Она попыталась изобразить злость, но такую бездну страха не спрятать.
— Непосредственно в тот момент тебе это нравилось. Не отрицай. Поэтому ты сейчас так краснеешь.
Она размахнулась, чтобы ударить меня по лицу. На середине амплитуды движение замедлилось, превратилось в объятие. Мы вновь поцеловались, а через пару секунд я «отпустил» ее сознание. И опять Элеонора отпрыгнула от меня, тяжело дыша.
— Ты совсем поехавший, да?!
— Близок к тому. Твое присутствие сводит меня с ума. Почему-то от одного твоего вида и запаха у меня все гормоны приходят в бешенство.
Я говорил правду, что не мешало мне забавляться игрой. Но часть меня все же обеспокоилась. Неужели я действительно теряю контроль над собой? Сверхчеловеческие силы подчиняются буйству гормонов… Но почему это проявляется сейчас?
Меня прошиб пот от осознания. Нейролептик окончательно покинул тело, и угнетенный организм пробудился. Теперь это — естественное состояние. Борис от испуга может подпрыгнуть, а я от испуга могу разорвать человека пополам силой мысли. И где найти границу между моим чувством и чувством другого человека? Так много власти, что мне страшно. Так страшно, что никакая логика не успокоит этот страх.
— Прости, пожалуйста. — Я смотрел под ноги, бормоча оправдания. — Сейчас тебе лучше уйти. Мне очень нужно, чтобы ты была рядом. Кто-то вроде тебя. Нет. Ты.
Бог из часовни, если бы ты знал, как она нужна мне в этот миг. Я хотел, чтобы она обняла меня, погладила по голове, прошептала что-нибудь утешительное, пусть и слегка грубоватое, в своей манере. Вопреки всякой логике мне стало бы легче…
Я почувствовал ее руки, почувствовал, как она коснулась губами моих волос, услышал шепот:
— Ну чего ты распсиховался, недомерок? Тетя Эля с тобой, отставить панику!
В воображении я провел пылающую черту между ней и собой. Нет, это все ненастоящее! Если я начну обманывать себя, дальше пойдет хуже. Надо бороться, надо…
Толчок в грудь и, будто от сотрясения, из глаз Элеоноры выплеснулись слезы.
— Отстань от меня, больной ублюдок! Иди шлюху сними, если так приспичило!
Хорошая, кстати, идея. Но все мое существо взбунтовалось. Подняв взгляд, я увидел Элеонору — злую, испуганную, раскрасневшуюся — и понял, что кроме нее нет никого. А ее напугал мой взгляд. Развернувшись, она побежала. Я шел следом, прокладывая перед ней коридор, свободный от ветра. Она и так замерзла. У нее очень холодная кожа.