— Ты что? — Смех прервался, в глазах сверкнуло любопытство. — Ты что, плачешь?!
«Уйди!» — мысленно я толкнул ее. Хотел заставить сесть в машину или хотя бы отвернуться, но не сумел. Силы окончательно мне изменили, и я отвернулся сам, уставился на черное колесо «Крайслера».
Элеонора спрыгнула с капота, сделала несколько шагов в мою сторону. Будет утешать? Я содрогнулся от этой мысли, наполнившей отвращением к самому себе. Содрогнулся и замер в постыдной надежде, что так и будет.
Она остановилась и, судя по шуршанию, сложила руки на груди.
— Всему вас, гребаных инопланетян, учить надо! Запомни: когда назаровский пацан наполучал звездюлей, он не плачет. Назаровский пацан отбегает на безопасное расстояние, поворачивается и орет: «Слышь, ты, сука, я тебя найду с пацанами — мы тебя похороним!» Теперь, когда ты знаешь первое правило кодекса назаровского пацана, садись в машину. Поехали.
Я рукавом осушил глаза. Искоса посмотрел на Элеонору:
— Куда?
Единственный человек, знающий, как найти Юлю, — здесь. И все, что я мог, — не терять его из виду.
— Что значит, «куда»? — удивилась Эля. — К «пацанам». Точнее, к пацану. Единственному, который за тебя впишется, если сразу не убьет.
— Да что он-то может? — Я не сдержал презрительной гримасы.
— «Идти один», блин. В отличие от некоторых. Лезь в болид, короче, я ждать не буду.
Элеонора развернулась и пошла к машине. Я, поднявшись, заковылял следом.
Глава 54Дима
Светофор мигал зеленым, нетерпеливые пешеходы выползли на «зебру», и я остановился. Потянулся за очередной сигаретой, но Маша шлепнула меня по руке:
— Слушай, ну хватит! Тошнит от твоего дыма.
— Извини. — Я нехотя опустил руку на рычаг.
Справа, через настежь открытое окно Маши, донесся голос:
— Прекрасный сегодня день, не так ли?
Мы одновременно повернули головы. Рядом с «Крузером» остановился «Солярис». Чтобы увидеть говорившего, мне пришлось привстать, перенеся вес на педаль тормоза.
Голос показался смутно знакомым, как и улыбающееся лицо лохматого типа в плаще и мятой рубашке, сидящего за рулем «Соляриса». Он посмотрел на Машу, на меня и улыбнулся шире:
— И какая прекрасная пара! Скажите, вы, наверное, очень друг друга любите?
Несмотря на уличный шум, каждое слово слышалось отчетливо, будто голос звучал не только снаружи, но и внутри головы.
— Юродивый какой-то, — тихо сказала Маша. Отвернулась, придвинулась ко мне.
Я пожал плечами. За годы жизни в Красноярске много психов перевидал. Однажды дедушка на «Жигулях» подъехал впритирку и, выпучив глаза, спросил, не помню ли я третий закон термодинамики.
— Наверняка любите, — продолжал водитель «Соляриса». — Совет вам да любовь. Я ничего не перепутал? Так говорится?
Маша начала поднимать стекло, когда я услышал отзвук женского голоса. Видимо, пассажирки этого загадочного типа. Я не разобрал ни единого слова, понял общий смысл: «К кому ты там прицепился?» Но вот голос — голос показался не просто знакомым.
— Стой! — Я дернул ручник, метнулся к окну (Маша тут же опустила стекло).
Парень, уловив движение, повернулся, загораживая обзор. Я успел заметить лишь рукав бежевой водолазки, но мне хватило.
— Жанна?!
Маша вздрогнула, ее дыхание сбилось. Парня в «Солярисе» толкнули. Он откинулся на спинку сиденья, продолжая расплываться в дурацкой улыбке. А в окне показалась Жанна.
Два этих лица рядом! Жанна и Петя. Слова застыли, я не мог даже губами шевельнуть. А Жанна посмотрела на меня с непонятным выражением. Бросила взгляд на Машу и пропала. Вернулась на пассажирское сиденье.
«Если я сумею найти в себе хоть немного гордости — ты меня не найдешь», — вспомнились слова, которые Жанна произнесла на прощание. В глазах потемнело, и прежде, чем тьма рассеялась, я открыл дверь.
Маша молчала и не шевелилась. Слава всем богам, она в этот момент постаралась буквально раствориться в воздухе. Я видел ее краем глаза, обходя «Крузер» спереди. Она сидела, закрыв лицо руками — не то от стыда, не то от отчаяния.
Подойти к пассажирской двери «Соляриса» я не отважился, рванул на себя водительскую.
— Ну-ка вышел!
Петя заулыбался еще глупее:
— Ты хочешь нанести мне побои из-за того, что я еду в одной машине с твоей женой?
Светофор переключился на зеленый, сзади заголосили сразу несколько клаксонов. Ни я, ни Петя даже не посмотрели в ту сторону. Меня трясло. Я дрожал, как алкоголик поутру. Мир исчезал, как много лет назад. Но теперь я не мог проваляться без памяти неделю.
— Вышел, сученок!
Я сгреб в охапку Петину рубашку, плащ и дернул на себя, вытащил его из-за руля и, не останавливая движения, бросил на борт «Крузера». Петя напоминал куклу — так же безвольно мотался, а на лице оставалась нелепая гримаса, все меньше похожая на улыбку.
Взяв за воротник, я швырнул Петю на «Солярис». Сжал кулак, предвкушая, что сейчас превращу это дурацкое лицо в кусок сырого мяса…
Не знаю, что все это время творилось с Жанной. Тогда я думал, ей все равно. Думал, что остался один, и в качестве утешительного приза мне дарована возможность изувечить этого скота, которого надо было изувечить еще тогда, в школе.
Только позже, много позже, я понял, что все это время Жанна пыталась прийти в себя. Пыталась смириться с тем, что увидела, выглянув в окно «Соляриса». Пыталась сказать себе: «Все кончено, ты же знала!» — но не могла произнести фразу до конца даже в мыслях.
Она сидела и бездумно дергала ручку двери, не открывающуюся, несмотря на поднятый «язычок». Эти звуки я почему-то слышал, они казались мне громом небесным, и я молил бога, чтобы Жанна оставалась внутри. Потому что если она выйдет и начнет защищать его, я просто умру.
Первый удар Петю, кажется, удивил. Второй — заставил рассердиться. А когда я занес кулак в третий раз, его глаза сверкнули ярко-синим светом.
— Мужики! — рявкнул чей-то голос. — Ну вы, блин, нашли место, да?
— Убирайся, — не своим, сдавленным, но вместе с тем громким голосом сказал Петя.
Я краем глаза заметил, как здоровяк в майке, обтягивающей внушительные бицепсы, вздрогнул и пошел дальше по переходу. Рядом с ним тянулись другие люди. Никто не смотрел на нас, а глаза Пети разгорались ярче.
И тут пассажирская дверь «Соляриса» открылась. Жанна бросилась бежать. Как раз когда загорелся зеленый, и автомобили тронулись.
Ей засигналили, она упала на капот «Тойоты», тут же вскочила.
— Ой-ой, — воскликнул Петя. — Я отвлекся.
Еще одна вспышка синих глаз. Автомобили — все, как один, — замерли, будто наткнувшись на стену. Ни звука, ни крика. Но вот закричала Жанна. Я увидел того самого здоровяка, который пытался призвать нас к порядку. Одной рукой схватив Жанну, он тащил ее обратно, улыбаясь от уха до уха.
— Вот, еле поймал! — сообщил, подойдя к открытой двери «Соляриса». — Следить надо за детьми. Мало ли что…
Лицо его исказилось, речь оборвалась одновременно с хлопком двери. Покачиваясь, мужчина вернулся на тротуар. Глаза Пети сделались обычными, улыбка исчезла.
— Так, — сказал он. — Теперь с тобой.
Мое тело начало двигаться само по себе. Я отступил, расставил руки в стороны, врезался спиной в «Крузер» — меня будто распяли на нем. Маша почувствовала, что идиотская драка на проезжей части превратилась в нечто иное. Высунув голову в окно, она посмотрела на меня, на Петю, который вытянул перед собой руку. Я при этом почувствовал, как невидимые пальцы тронули ключицу, слегка сжали горло и, наконец, добрались до головы, скользнули внутрь, коснулись мозга.
— Я не могу проникнуть в твои мысли, — заговорил Петя. — Но я могу повредить твой мозг. Превратишься в то, что у вас называют «овощем». Это гораздо хуже, чем смерть. Я могу при этом нанести заранее рассчитанные повреждения, чтобы воссоздать синдром запертого человека.
— Делай, что хочешь, — сказал я. — Только не бросай меня вон в тот терновый куст.
Если бы подообная сцена встретилась мне в фильме, я бы тут же его выключил, потому что большего бреда в такой ситуации вообразить нельзя. В поисках «тернового куста» Петя оглянулся, и я получил возможность двигаться.
Если бы такая сцена была в фильме, я бы что-нибудь успел сделать. Но мой кулак будто в тесте увяз, не долетев до Пети десяти сантиметров.
— Бесполезно сопротивляться, — сообщил Петя, вновь толкнув меня на «Крузер». — Мне от тебя нужно не так много. Сообщи, где находится Юля — да, я знаю, что именно Юля — дочь Бориса Брика.
— Откуда? — вырвалось у меня.
— От тебя.
— Я тебе ничего не говорил!
— Нет. Ты написал.
В этот миг я действительно почувствовал себя «запертым человеком». Каждый так себя чувствует, когда речь заходит о прошлом. Перед отъездом мы с Бриком заехали в его с Катей квартиру и, пока он переодевался, я стоял в комнате и смотрел на стопку листов на столе. Мой злополучный роман.
— В тексте описан один настоящий половой партнер Бориса Брика и один предполагаемый, — пояснял Петя, глядя на меня пустыми, ничего не выражающими глазами. — У Екатерины детей нет, я проверил. У Марии — дочь. Стой!
Он заорал так, что я бы вздрогнул, если бы не сковывающие тело невидимые путы. Дверь «Крузера» сама по себе распахнулась, Маша вылетела наружу, упала коленями на асфальт, застонала.
Петя вытянул руку к ней. Неестественным движением Маша вскинула голову, широко раскрыла рот.
— Ты плохая! — выкрикнул Петя, подходя к ней. — Ведешь себя плохо всегда.
С этими словами он выхватил что-то изо рта Маши.
— Отдай! — Она бросилась на Петю, попыталась отобрать изжеванную бумагу. Петя сопротивлялся от силы секунду, потом отдал.
— Сергея Лазо, двадцать, — задумчиво произнес он. — Спасибо. Можешь продолжать есть. Сигнал фиксировался примерно из этого района. Вы не нужны более.
Петя шагнул к «Солярису», открыл дверь и «хозяйским» жестом на нее оперся. Посмотрел на меня. На Машу, которая беззвучно плакала, сидя на асфальте, сжимая в руке мокрую бумагу.