— Мы разыскиваем господина Харитонова, как свидетеля ДТП. — Не зря ж детективные сериалы иногда смотрю.
Интерес в выцветших любопытных глазках потух.
— Вона, ждите тогда, — кивнули нам в сторону лифта. — Говорено вам, нету никого. — И приготовились захлопнуть дверь.
«Петя» не позволил, сунул ногу в проем.
— У вас есть ключи от квартиры Харитоновых. — Это было не вопросом, а утверждением.
— Нет у меня ника… — Бабка не договорила — судорожно завздыхала.
Потом развернулась и скрылась за приоткрытой дверью одной из трех квартир. Вышла с ключами. Двигаясь деревянно, до ужаса напомнив Элеонору, заскрежетала ключами в замке другой двери. Навалилась, открыла — явно не в первый раз. Вложила ключи в «Петину» ладонь и скрылась за своей дверью.
В квартире Харона стоял густой, застоявшийся запах — в церквях так пахнет, свечным нагаром и благовониями. Над головой, потревоженная, мелодично звякнула подвеска с колокольчиками. Прямо из прихожей — закрытая дверь в комнату. Налево еще одна, открытая, дверь. Кухонной двери нет, в узкий проем втиснули арку и завесили бахромой из деревянных колечек. У моей бабушки такие висят, терпеть их не могу. Чуть дунь — звякают.
В открытую дверь «Петя» не пошел. На кухню тоже. Уверенно остановился перед запертой на ключ дверью. Интересно они тут живут.
— У твоего Харона с супругой — раздельные спальни? — Я кивнула на открытую дверь.
«Петя» неопределенно качнул головой. Отношения Харона с женой его не интересовали. Положил руку на запертый замок. С усилием повернул ладонь влево. Замок, квакнув, открылся.
Я вздрогнула — почудилось, что в глубине затемненной комнаты кто-то стоит. Невольно сместилась ближе к «Пете». И тут же поняла, что ошиблась: это не живой человек.
— Фотография, — проскрежетал «Петя».
Я нащупала на стене выключатель. Не сказать, чтобы стало намного светлее — люстры в комнате не было, только два неярких бра по бокам низкого дивана — но получилось разглядеть висящую на стене фотографию. Портрет в полный рост — худой, будто изломанной девушки со вскинутыми руками.
Длинное черное, с закрытым горлом, платье, длинные черные волосы, тонкий, с горбинкой, нос. Белые обнаженные руки застыли во всплеске — как у ведьмы над котлом. Снято на фоне обшарпанной стены. Одно время гуляла по сети такая мода — фоткать «прекрасное на безобразном». Чтобы оттеняло, типа. Куда эти дуры ни забирались: чердаки, подвалы и заброшенные стройки… И глаза девушки мне не понравились. У нас в общаге у одной похожий взгляд был, мы поступали вместе. Учились-учились, а в зимнюю сессию она ушла гулять и не вернулась. Через неделю нашли — повесилась в парке. То ли парень бросил, то ли сессию завалила — неизвестно, записки не оставила. Вот и девушка с портрета такими же безумными глазами смотрела.
У ног девушки лежали цветы. Не сфотографированные, настоящие. И тлела лампадка — вот откуда в квартире «церковный» запах.
— Темно, — объявил «Петя».
Подошел к окну и раздернул плотные шторы. Поднял жалюзи.
Погода за окном портилась — небо затягивало тучами, но хлынувший в комнату свет показался ярким. А портрет на стене, наоборот, будто поблек. И странный алтарь у ног девушки потерял загадочность. Стало видно, что цветы — искусственные, а лампадку надо бы почистить. Теперь я разглядела под лампадкой открытку с типографской виньеткой «Тебе, любимая!» Под виньеткой выведена от руки твердым чертежным почерком цифра «5». И слово «Юля».
«Он знает, где Юля», — вспомнила я. Похоже, действительно знает.
«Петя» вытащил открытку. Развернул. Пусто.
— Следствие зашло в тупик? — съехидничала я.
«Петя» промолчал.
— И что ты дальше делать собираешься?
— Ждать Харона. — «Петя» бросил открытку на стол. Включил стоящий на столе компьютер, по-хозяйски расположился в офисном кресле.
Я оглядела комнату. Пустой — ничего, кроме компьютера и подставки с карандашами и ручками, — стол. Голые — ни картин, ни фотографий — стены. Стеллаж с книгами возле портрета. Взгляд не задержался ни на одном из корешков. «Математика», «Педагогика», «Методика преподавания»…
Хм, а это что? На одной из полок, загораживая серию «поэты Серебряного Века», стояли в ряд открытки. Похожие на ту, которую бросил на стол Петя. Та же виньетка: «Тебе, любимая!» А написанные от руки цифры — разные. И имена разные.
1 — Алена
2 — Оля
3 — Настя
4 — Мирослава,
— прочитала я. И «5» — вот, на столе.
Юля. Тебе, любимая…
Мне не нравились эти открытки. При всем скептицизме по части предчувствий, знамений и прочей женской интуиции. Вот не нравились — и всё! И портрет на стене не нравился. И цветы с лампадкой перед ним — как будто жертвенник. И взгляд у девушки безумный. И вообще…
— Смотри. — Я указала на открытки «Пете».
Он оторвался от мельканий в мониторе — изображения сменяли друг друга с бешеной скоростью. Обернулся, скользнул пустым взглядом по открыткам.
— Все правильно. — И снова отвернулся.
— Что «правильно»? — Я подошла ближе. — Что это за имена?
— Имена девушек, покончивших с собой, — прежним скучным голосом поведал «Петя». — Год назад, два года назад, три и так далее. В один и тот же день. Сегодняшний.
Наверное, за последние сутки произошло слишком многое. Иначе я бы сейчас такой дурой не выглядела. Вспомнила бы те обрывки разговоров Брика с Димой, к которым старалась не прислушиваться.
— Он сам… Эти девушки… Харон — это ведь проводник в царство тьмы, так? Это он их заставлял?!
— Скорее завлекал. Решение каждая принимала добровольно.
Алена… Оля… Настя… Мирослава… Ослабли ноги, я опустилась на диван. Вспомнила истерику, которую закатила Диме перед его отъездом, и сама себе захотела врезать. Тогда все эти «суицидности» казались чем-то далеким и надуманным, но теперь…
— Так нельзя. Надо что-то делать.
— Гениально, — не оборачиваясь от монитора, проскрипел «Петя». — Я несколько часов пытаюсь донести до тебя эту информацию. Но вашему виду, чтобы в чем-то убедиться, непременно нужно потрогать это «что-то» руками.
— Где Юля? Ты выяснил?
— Если бы выяснил, мы бы здесь не сидели. Юля «на тропе»: Харон называет это так. Он зажигает светильник, — «Петин» указательный палец ткнул в лампадку под портретом, — в момент, когда жертва встает «на тропу» — начинает бессмысленные кружения по городу, подчиняясь командам. В итоге эти кружения выведут ее к месту совершения суицида.
— Где это место?
— Повторяю: не знаю. Локации меняются, способы самоубийства тоже. Алена вскрыла вены дома. Оля повесилась в школьном спортзале. Настя ввела смертельную дозу наркотиков на концерте рок-звезды. Мирослава…
— Хватит! — Я вскочила. — Ты понимаешь, что он псих, этот Харон? Его надо остановить! — Выведенные чертежным почерком имена смотрели с открыток, будто бы прямо на меня. Я сгребла открытки с полки. Ткнула «Пете» в лицо, словно доказательство: — Это… это надо прекратить! Давай звонить в полицию.
— Нет, — отрезал «Петя». — Ты не будешь никому звонить. — Наклонил голову, посмотрел на открытки.
Рука ныла до сих пор. Я опустила глаза.
— Звонить в полицию бессмысленно, — повторил «Петя». — Даже если они поверят, что в смертях предыдущих девушек виноват Харон, пройдет время. А времени осталось мало. — Он бросил взгляд на монитор — там по-прежнему бешеным калейдоскопом мелькали статьи и картинки. — Пять часов и сорок семь минут.
Глава 59Дима
— И как тебе в голову пришла подобная чушь?
— Ты хотел, чтобы я с ним договорился — я с ним договорился. И, кстати, когда ты просил, стоя на коленях, у тебя не было такого надменного выражения лица.
Небо заволокло тучами, когда на трех машинах мы подъехали к дому, в котором остановились. Мы с Бриком — на «Крузере», Элеонора выторговала себе Машу — наверное, им было о чем поговорить в пути. А последним — торжественно, будто катафалк — во двор вплыл черный «Крайслер». Я тревожился, как бы он не потерялся по дороге, но Харон воспринял аферу всерьез. Либо ему просто наплевать, как провести остаток дня.
Вспомнился робот из первого эпизода «Футурамы»: «Ну, больше у меня на сегодня дел нет — пойду, убью себя!» Я вспомнил даже, как и когда смотрел этот эпизод. В другом районе города, в однокомнатной квартире. Ноутбук стоял на кухонном столе, мы с Жанной ужинали. Костик спал в комнате. Последние светлые дни.
— Рад, что ты находишь в ситуации что-то забавное, — буркнул Принц, заметив мою улыбку.
— А что, собственно, не так? Ты в школе учил меня получать удовольствие от каждого нового опыта, даже если это — мордобой. Чем тебе спиритический сеанс не новый опыт?
— Ты ведь разбираешься в машинах? — ни с того ни с сего спросил Брик. — Полагаю, должен, раз столько лет с ними проработал. Как насчет разобрать до винтика «Крузер», «Крайслер» и «Пежо», а потом с закрытыми глазами собрать обратно, да так, чтобы работали? На всё про всё — пять часов, иначе умрет самый дорогой тебе человек. Постарайся получить удовольствие от нового опыта.
Я промолчал, а Брик, пожужжав спиннером, добавил:
— В школе я мог смоделировать лишь одну ситуацию, в которой негативный опыт будет фатальным — стычку с Разрушителями. Сейчас все сложнее.
Обе задние двери открылись одновременно, и на сиденье упали Маша и Элеонора.
— Сейчас ливанет, — сказала Эля. — Так что будем делать?
— Вызывать духа, — проворчал Брик.
— Тебя, урод, я не спрашивала. Дим?
— Вызывать духа, — пожал я плечами. — Устроим Харону свидание с женой. Если все пройдет успешно, то мы получим Юлю, живую и здоровую.
На последних словах голос мне изменил. Я вспомнил Жанну, вспомнил ее взгляд. Что если она погибнет в ту секунду, как «мы получим Юлю»?
Я вздрогнул, ощутив на плече ладонь. Оглянулся — Маша.
— С ней все будет хорошо, — тихо сказала она. — Я верю.
— Ты про кого?
— Про всех. — Убедившись, что я ее услышал, Маша убрала руку, посмотрела на Брика: — Ты ведь говорил, что призрак не может ничего нового — ни простить, ни понять. Так какой смысл? — Говоря, Маша пыталась разглядеть крышу «Крайслера», запарковавшегося через два места отсюда. Харон оставался внутри.