Я сам чуть не засмеялся этим мыслям. Нет уж. Какая-нибудь другая девчонка — возможно, но если Юля решилась, то она дойдет до конца. Если логически вычислила, что не хочет жить дальше.
Брик поднял руки, и Элеонора тихонько вскрикнула — в шкафчике рядом с ней зазвенела посуда. Затрясся и сам шкафчик, холодильник задрожал. Вспыхнула и потухла лампочка.
Маша пошевелилась. Ее руки дернулись к голове, но замерли на полпути, медленно опустились. Я обнаружил, что сжимаю за спиной ручку двери, и заставил себя разжать пальцы. Не побегу же, в самом деле.
— Паша? — удивленным и совершенно чужим голосом произнесла Маша.
— Офигеть! — прошептала Эля. Она видела ее лицо, а я не мог заставить себя сделать два шага от двери.
— Что происходит? — Голос «призрака» окреп. Маша закрутила головой. — Кто эти люди?
Харон сидел неподвижно. Лица я не мог различить, ведь окно — единственный слабый источник света — находилось у него за спиной.
— Наташа? — спросил он. — Это ты?
— Почему ты спрашиваешь? — удивилась «Наташа». — И… Почему я жива?
— Так надо, родная, — ласковым, на удивление спокойным голосом отозвался Харон. — Я должен был увидеть тебя еще раз. Ты помнишь, как ухаживала за мной, когда я был ранен? А наш первый танец? Нашу помолвку?
— Я помню, — прошептала «Наташа». Мне показалось, что ее силуэт снова дернулся. — Прости, что я поступила так, что не дождалась. Будь я постарше, все бы сложилось иначе, но…
— Достаточно, Наташа, — прервал ее Харон. — Ты можешь идти, не задерживаю.
Маша обмякла, Брик подался вперед.
— Это что — все? — спросил он.
— Разумеется, — сказал Харон. — Вы смогли прочитать мои мысли, смогли заставить девушку соответствовать им. Я верю в то, что вы на это способны.
— Не понимаю, — пробормотал Брик.
Я закрыл лицо рукой, вздохнул:
— Он думал о Наташе Ростовой, придурок.
— О! — Кажется, Харон улыбнулся. — А вы разбираетесь?
— Я учитель литературы. Могу цитировать отрывок про дуб бесконечно.
Харон был сумасшедшим и, как большинство опасных сумасшедших, он обладал дьявольской хитростью. Представил «воспоминания» литературного персонажа о другом персонаже, но не дал конкретики — ни имен, ни времени, ни места. Я с трудом представлял, что за материал достался Брику. Не слова, не картинки — какие-то чувственные образы, которые он попытался интерпретировать. И поторопился.
Тяжело задышала Маша, приходя в себя. Наклонилась вперед, чуть не упала, но оперлась на руки, будто бы кланяясь Харону.
— Получилось? — спросила она.
— Нет, милая моя, — развел руками Харон. — Очень жаль. Ваш друг показал, что нет ни малейшего смысла продолжать. Если я предоставлю ему настоящие воспоминания, он наскоро состряпает личность, отдаленно напоминающую мою жену, и я, может быть, даже поверю. Если соглашусь продолжать, чего не будет. Поэтому мы можем просто сидеть здесь, улыбаться и ждать, пока свершится то, что должно.
Ударом кулака я включил свет. Выругалась Элеонора, прикрывая глаза. Харон и Маша сидели друг напротив друга, но я на них не смотрел. Я шагнул к Брику.
— Ты можешь ее вызвать, или нет?
Он отвел взгляд, но я схватил его за подбородок и заставил смотреть в глаза.
— Можешь или нет? За тебя я поручился, а ты меня сейчас подставляешь.
Брик ударил меня по руке, глаза сверкнули синим:
— Если клиент говорит, что машина не заводится, ты ведь не сразу меняешь стартер, сначала пытаешься вставить и повернуть ключ?
— Можешь или нет? — Я не позволял втравить себя в дискуссию.
— Уверяю, это совершенно бессмысленно, — скучным голосом произнес Харон. — Как я сказал…
— Как тебе сказали, отсюда ты не выйдешь, пока все не получится, — перебил я. — Найди другой способ проверить. Она может знать что-то такое, чего не знаешь ты. Вот и задай ей такой вопрос. А ты! — Я толкнул Брика в лоб ладонью. — Ты — давай-ка начинай работать. Времени все меньше. Я погашу свет.
— Нет нужды, — остановил меня Брик, когда я шагнул к двери. — И телефоны можете включить. Если хотите, можете даже снять на них ролик о том, что я сейчас сделаю.
Элеонора, успевшая переместиться на пол, к Маше, подняла голову и посмотрела на Брика. Тот выдержал ее взгляд. Меня в нем всегда восхищало это качество — умение смотреть в глаза, признавая ошибки. Как будто с гордостью за приобретенный опыт.
— Уйди, — велел Брик, и Элеонора подчинилась, хотя я готов был поклясться, что Брик не применял никаких воздействий. Просто когда человек занимается тем, на что никто, кроме него, не способен, окружающим приходится слушаться.
Теперь, когда горел свет, на улице, казалось, совсем стемнело. Тьма ломилась в окно, и одинокая лампочка без плафона мешала ей проникнуть сюда.
— Ты. — Брик ткнул пальцем в сторону Харона. — Воспоминания. Настоящие. Ты! — указал пальцем на Машу. — Ни о чем не думай. Вообще. Сосредоточься на дыхании.
Маша кивнула. Харон, пожав плечами, закрыл глаза.
— Если бы я мог объяснить, — бормотал Брик, массируя себе виски, — какой дурью сейчас занимаюсь… Это даже не забивание гвоздей микроскопом. Это все равно что играть в гоночки частицами антиматерии в адронном коллайдере.
— Хватить ныть, работай, — одернула его Эля, но он, кажется, этого и не заметил.
Пальцы на висках остановились, с силой вдавились в кожу. Брик дернулся. Теперь он напоминал марионетку, которую дергает за ниточки невидимый кукловод. Вспоминая метафору кукольного театра, которую он приводил в кабинете психиатра, я живо представил себе нечто огромное, непостижимое — лавкрафтскую тварь, скорчившуюся над Землей. Тварь, которая и была Маленьким Принцем.
За окном сверкнула молния, а в следующую секунду пророкотал гром. Лампочка мигнула.
— Мало, — проскрипел Брик. — Слишком общие воспоминания, на них отзываются миллиарды. Я не требую уникальных воспоминаний, но уникальную их комбинацию… Вот! Это другое дело.
Со следующей вспышкой лампочка погасла. А над нашими головами громыхнул удар такой мощи, что мы с Элеонорой подпрыгнули. Остальные, кажется, вовсе ничего не заметили. Будто вершины треугольника, они неподвижно сидели, связанные невидимыми нитями, которые с каждой секундой становились крепче. Маша, Брик и Харон.
Глава 61Маленький Принц
— Нет, — попросил я, — не надо секса. Мужчины преувеличивают собственные способности к эмпатии всегда, особенно во время секса. Это ничего не даст.
В мыслях Харона вспыхнуло мимолетное смущение, но тут же погасло. Он, как бесстрастный компьютер, выдавал перечень эмоциональных схем. Я, как ворона, копался в мусорном контейнере. Что-то блеснуло, и я вцепился в это, повертел, ощупал.
Слов не было, только обрывочные картинки. Я увидел лицо жены Харона, тонкие черты, слезы, бегущие по щекам. Кажется, она сидела на стуле или диване, а он стоял на коленях перед ней. Ну и что это? Предложение руки и сердца? Нет, не похоже. Она пережила какой-то негативный опыт, и он ее утешал. Вновь и вновь повторял, что у нее получится, если она попробует еще раз. А она все глубже погружалась в уныние, и Харон это видел.
«Знаешь, что? — услышал я его. — Да пошли они! Обойдемся. Я и один неплохо зарабатываю».
Она улыбнулась. Видно, что не просто так, для нее много значили эти слова. Я бережно скрутил воспоминание в веревку и забросил туда, к остальным, в то, что принято называть небытием.
— Есть, — сказал я. — Груз уменьшился.
Понимал ли меня в тот миг кто-нибудь? Не важно. Сам я, скованный возможностями разума Бориса, представлял себя рыбаком, стоящим на берегу океана. В сеть попалось много рыбы, а нужна одна. И тут метафора теряла логику. Я добавлял новые нити к сети, а сеть от этого становилась меньше, и уменьшалось количество рыбы. Теперь в ней билось рыбин двадцать-тридцать.
Я заставил себя отвлечься. Вели́к соблазн протащить воспоминания по очереди через голову Маши, но это лишит ее разума. Дима мне такого не простит, Борис тем более. Что за нежные чувства к Маше он испытывает? Точно не любовь, скорее какая-то идиотская благодарность за ту нелепую ночь, что я подарил им шестнадцать лет назад. Даже половину ночи, если быть честным. Маша — чье-то самое сильное эротическое переживание, с ума сойти. Сказать ей об этом? Не сто́ит…
В мыслях Харона ничего нового. Он в растерянности. Какой стимул дать ему?
— Вспомни, как она умерла.
Воспоминания отделились черной стеной. Я посмотрел на Харона. Взгляд такой же непроницаемый, но теперь он не мог меня напугать. Я держал в сети его жену, и он это чувствовал.
— Я не виноват, что вы прожили такую скучную и безэмоциональную жизнь. Я не виноват, что ты позволил жене отгородиться от тебя и боялся шагнуть ей навстречу, из-за чего теперь мы с таким трудом добываем ее истинные переживания. Если она покончила с собой, то явно думала об этом заранее. Вспомни что-то сильное из ее последнего дня. Подбери сопли, мы делаем дело.
Я закрыл глаза. Медленно и неохотно растворилась тьма. Я нырнул вглубь, схватил робкое воспоминание. Оно за что-то зацепилось. Пришлось рвануть сильнее, и у меня в руках очутилось нечто настолько яркое и самобытное, что сеть будто опустела. Там осталась одна рыбешка. Тихая и безвольная — пока.
«Анечка, не сходи с ума. — Это проговорил Харон. — Она школьница, она просто глупая девочка, которая несет чушь».
«Откуда она знает, что происходит у нас дома? — Женщина сорвалась на визг. Передо мной мелькнул лист бумаги, исписанный синей ручкой. — Откуда она знает про мои лекарства?»
«Она приходила ко мне, как к репетитору. Несколько раз. Однажды попыталась перейти черту, и я все прекратил, тут же».
«И ничего мне не сказал?»
«Я не хотел тебя волновать, ведь ничего…»
«Потому что я — психичка, да? Так она пишет: „Вы — психичка, и вы его не достойны“».
Хватит. Я достаточно наелся человеческого материала в этот визит. Сети вытащены, метафоре конец. То, что я держу, теперь представляется сгустком света. Я направляю свет в Машу. Начинается самое опасное.