Я кивнул.
Харон слушал молча. При всем желании, по его лицу я не мог сказать, предлагают ли ему перейти на новый уникальный тариф, или сообщают, что квартира сгорела в страшном пожаре. Харон относился к той породе людей, которые с большим трудом и неохотой позволяют чему-то выплеснуться наружу. Зато когда оно выплескивается… Например, могут умирать девочки-подростки.
— Я вас понял. — И голос такой же безликий, пустой. — Конечно, скоро буду.
Он опустил телефон и молча сидел, глядя, как редкие капельки разбиваются о черный капот «Крайслера».
— С мамой на «вы»? — закинул я удочку. — Думал, такое только в кино бывает.
Харон повернул голову, улыбнулся, и у меня отлегло от сердца. Улыбка показалась теплой, исключительно человеческой. Так же прозвучали и его слова, смысл которых докатился до меня не сразу:
— Мамы больше нет, полагаю. Должно быть, это моя епитимья.
Он улыбнулся шире, заметив нарастающее недоумение в моих глазах.
— Вот что значит связаться не с той девчонкой, право слово. Но откуда я мог знать, что на ней в буквальном смысле слова сошелся клином белый свет?
Что-то черное вползло в салон автомобиля, влилось в сидящего рядом человека и сделало его непроницаемым.
«Дима? — всполошился Брик. — Что у вас там происходит? Я потерял его полностью! Мне вмешаться?»
Я не отвечал, смотрел на Харона, и он отвечал мне таким же долгим и пытливым взглядом.
— Что решите? — спросил он.
— А что я могу решить?
— Самое простое. Будете ли вы дальше вколачивать гвозди в крышку собственного гроба, или отважитесь забрать то единственное, что для вас действительно имеет цену? А вернее — не имеет цены. Задумайтесь. Я предоставляю вам крайне редкий шанс не превратиться в меня.
Движение за окном. Я повернул голову, увидел Брика, бегущего от «Крузера». Конечно, Эля не пожелала находиться с ним в одной машине после всего. Но почему же он вылез с водительского места? Господи…
— Я слышал голос того существа, что сейчас сидит у меня дома, — продолжал Харон. — Такой же напыщенный и самоуверенный попугай, как ваш друг. Может быть, менее склонный думать о чувствах окружающих. Он не ждет опасности — так же, как не ждал ее ваш друг. Я предлагаю помощь. Вы сумели войти в мое положение и, даже узнав все, не смогли смотреть на меня как на воплощение вселенского зла. Я ценю человеческое отношение. И, как человек, протягиваю руку. Мне нужно расплатиться за содеянное, хотя бы отчасти. А вы можете забрать фишки и выйти из игры. Или ставьте последнюю и надейтесь, что в следующей раздаче привалит четыре туза с джокером.
Помолчав, он добавил:
— Но если у вас есть хоть немного ума, вы вспомните, что нам никогда не везет в азартные игры. Мы всегда получаем скверную карту. То, что другим дается само, без усилий, мы вынуждены выгрызать из глотки у судьбы и оберегать от целого мира. Но зато когда мы берем свое… Только от нас зависит, отпускать или нет.
Брик постучал в окно. Не опустил его силой мысли, не дернул дверь. Он боялся, и я оценил это. А еще оценил, что он подошел, несмотря на страх, несмотря на то, что я ему не так и нужен.
Я нажал на кнопку, опускающую стекло. Вместе с влажным прохладным воздухом в салон ворвался голос Брика:
— Дима, что происходит? Я не могу подключиться даже к тебе. Ты в порядке?
Он пытливо вглядывался мне в глаза, будто пытаясь и боясь одновременно разглядеть там синее свечение или зияющую пустоту. Я отвернулся к Харону:
— Сколько вы переписывались с Юлей?
— Почти два месяца.
— Что она говорила обо мне?
— О вас?
— Да, обо мне. Дмитрий Владимирович, школьный учитель, настоящий отец, может быть, я фигурировал под нейтральным словосочетанием, типа «этот сукин сын»?
Харон покачал головой:
— Сожалею, Дмитрий Владимирович. Видимо, вы не занимали в ее жизни того места, на которое рассчитывали. Юля ни разу о вас не упомянула. Я помню переписку наизусть, это очень важно — внимание к деталям. Вас там не было.
— Дима! — Брик постучал по двери. — Что бы ты ни задумал, не надо доверять ему!
— Надо доверять тебе? — усмехнулся я. — Знаешь, этот парень меня ни разу не обманул, в отличие от тебя.
Пока Брик, мокнущий под набирающим силу дождем, силился подобрать слова, я достал из пачки последнюю сигарету. Руки у меня дрожали, но это была не та дрожь, которую вызывает страх. Это было предвкушение новой битвы с судьбой.
— Дима, ты же понимаешь, что я обладаю всей необходимой информацией. — Брик старался говорить спокойно, только глаза его выдавали. — У меня нет никаких эгоистических, либо логических причин останавливать тебя, кроме беспокойства. Я боюсь за тебя, боюсь за Жанну. Я не могу гарантировать безопасность, не могу доверять этому…
— Так давай с нами? — предложил я. — Время есть.
Он покачал головой:
— Слишком опасно. Если Юля появится хоть на полчаса раньше… Прошу, давай решим вопрос с ней, а потом — я гарантирую! — вытащим Жанну.
Я заглянул ему за спину, увидел Машу возле «Крузера».
— Езжайте, — сказал я. — Позаботься о ней. То, что я тебя с ними оставляю, — знак доверия.
Мимо меня что-то промелькнуло, и перед носом Брика очутилась рука Харона, сжимающая бутылку.
— Усадите отважную леди обратно в тепло и передайте ей это, — посоветовал Харон. — Ей, право, не помешает.
Бутылку Брик взял скорее машинально, чем осмысленно. Отшатнулся, когда я начал поднимать стекло. Я оставил небольшую щелочку, в которую мог стряхивать пепел. Завел мотор. Отъезжая от магазина, успел заметить, как Брик увлекает сопротивляющуюся Машу к автомобилю. Увидел размытую дождем в зеркале фигурку Элеоноры. Она подняла руку — показала что-то. Не то средний, не то большой палец. Зная Элю, и то и другое я расценил как благословение.
Глава 66Дима
— Каков план? — спросил я, просто чтобы разрушить гробовое молчание, царящее в этом катафалке.
В «план» я не верил. Перехитрить существо, называющее себя Исследователем? Смешно. Недаром их враги — Разрушители. Только что-то простое и примитивное, как удар ломом по голове, могло сработать. И Харон, кажется, со мной соглашался:
— Для вас — никакого, Дмитрий Владимирович. Вы мой водитель, и не более. Видите ли, я нетрезв, и мне бы не хотелось тратить время на пререкания с ГИБДД. Сидите в машине и ждите, а когда ваша жена спустится, — забирайте ее, уезжайте отсюда как можно дальше и никогда не повторяйте ошибок — ни своих, ни моих.
— А она спустится?
— Вы мне не доверяете, Дмитрий Владимирович? — В голосе слышалось ироничное удивление, и я ответил в тон:
— Что вы. Как я могу не доверять человеку, который профессионально доводит детей до самоубийства. Разумеется, я верю, что мою жену вы спасете.
Спустя долгих две минуты тишины, в течение которых я лихорадочно сомневался, не перегнул ли палку, Харон ответил:
— Ваша супруга — не ребенок.
«Это как посмотреть, — думал я, проезжая достопамятный переход, где сегодня утром в последний раз видел Жанну. — Все мы в глубине души — дети. Наивные существа, ждущие бескорыстной помощи, или без всяких оснований надеющиеся на лучшее. Людей исключительно взрослых я за свою жизнь видел не так много, и каждый раз это было жутко».
Косые струи дождя размазывались по стеклу, и «дворники» пришлось включить на максимум. Кажется, в этом году до лета мы попросту не доживем — утонем.
— Можно вопрос по специальности? — спросил я.
— Господи, пусть это будет тригонометрия, — вздохнул Харон.
— Не совсем… Мы нашли вас по номеру автомобиля. Номер был на листе бумаги, который обнаружился в шкатулке на крыше того здания. Как вы позволили Юле оставить такой след? Или вам хотелось все прекратить?
Дорога была свободной, и я отвел взгляд от асфальта, посмотрел на странно молчащего Харона.
— Номер машины — в шкатулке? — переспросил он.
— Ну да. Вы как раз хотели забрать шкатулку, когда мы были там. Или… — Меня осенило. — Вы хотели забрать не шкатулку, а записку? Передумали сдаваться?
Харон смотрел на меня:
— В шкатулке лежал шелковый платок и — действительно — бумажка. С простой инструкцией. Встать на краю крыши, завязать глаза платком и ждать. Это — испытание доверия. Ребенок должен понять, что его смерть — не самоцель. Это… — Он усмехнулся. — Если угодно, «бесплатный ознакомительный фрагмент смерти». Реклама. Ненавязчивая, не заставляющая идти дальше и платить за готовый продукт. Но, благодаря подготовительной работе и, главным образом, тщательному отбору кандидаток, риск отказа от покупки минимален. Я не сталкивался, во всяком случае.
— Значит, после того как вы оттащили ее от края крыши…
— Сперва, — перебил Харон, — я подошел к шкатулке и проверил, нет ли там чего-то вроде бумажки с информацией, могущей навести третьих лиц на мой след. Шкатулка была пуста, и лишь после этого я отвел Юлю от края, позволил ей снять повязку, вежливо проводил к выходу с крыши. Вместе с ней мы спустились по лестнице, сели в мой автомобиль, который она увидела впервые в этот миг, и поехали в одному мне известном направлении.
— То есть, Юля не клала записку в шкатулку? — уточнил я.
— Ну, теоретически, она могла вернуться, но я не вижу логики. Если она хотела «спастись», то ей достаточно было просто остановиться. Если хотела сдать меня — обратилась бы в полицию.
Он был прав, что-то тут не складывалось. К тому же, я не мог представить себе Юлю, добровольно завязавшую глаза и стоящую на краю крыши. Как же сильно она должна была доверять этому человеку?
Я коснулся кармана, думая достать телефон, позвонить Брику и сообщить новые подробности, но меня остановило воспоминание о том, что сим-карта лежит под обложкой паспорта. К тому же Брик ведь отключил телефон. Придется смириться — связи у нас нет.
— Здесь направо, и сбавьте скорость — эта лужа весьма коварна.
Я выругался сквозь зубы, когда «Крайслер» клюнул носом и послышался удар.