И когда торкнуло, что голос этот раздается у меня в башке, я только и успел заорать:
— Кай!!!
«Юля-а! Ю-у-уленька-а!» — я проснулась от голоса, зазвучавшего в голове.
— Спокойно. — Я, оказывается, лежала в кровати. Одетая. А Саша сидел рядом. Одной рукой он придерживал ноут на коленях, другой схватил меня за плечо. — Что бы ни было — держи себя в руках. А то не хватало, чтобы на Витька микроволновка бросилась… О чем думать, помнишь?
Я смотрела обалдело. Кажется, еще не проснулась. А в голове все настойчивее звучало:
«Ю-у-уля-а!»
Я не помнила, о чем надо думать. Я не хотела думать! Ни о чем вообще. Я хотела спать. И избавиться от голоса.
Саша отложил ноут, взял с тумбочки пластиковый бокал. Тот, из самолета — я притащила его сюда. Вложил бокал мне в руку.
— Теперь вспомнила?
Я, подумав, кивнула. Уставилась на стакан и старательно принялась думать, какой он круглый и прозрачный. Помогло — голос заткнулся.
А я заметила, что дрожу. Но взгляд, наверное, стал более осмысленным.
— Вот так-то лучше. — Саша отпустил меня. — Рассказать ничего не хочешь?
Я не успела ответить. Потому что из глубины коттеджа не своим голосом заорал Витек:
— Кай!!!
— Ю-у-уля. Пришла, малышка… Не отгораживайся. Это нелепо — изгонять из разума того, кто является его частью.
Витек — точнее, тот, кем он стал, — попробовал изобразить улыбку. Получилось глупо и оттого еще более пугающе — особенно в сочетании с льющимся из глаз голубым сиянием. Мы с Сашей влетели в кухню и замерли на пороге. Тот, кто стоял перед нами, настоящего Витька напоминал не больше, чем сегодняшний «Арсен» — Арсена.
— До чего же, все-таки, нелепые тела. — Витек поднял руку, посмотрел на нее. Поднял ногу, согнул в колене. Неловко, как не свою, поставил на пол. Задрал футболку, рассматривая живот — рыхло-белый, с убегающей вниз от пупка волосатой дорожкой. — Отвратительные тела, с нелепейшим метаболизмом. — И посмотрел на меня, явно ожидая сочувствия.
А я откуда-то знала, что тело Витька для той сущности, которая в него вселилась, — как новый костюм, к которому не привык. Я себя так чувствовала, когда меня мама на детсадовские и школьные праздники обряжала в платья, почему-то считавшиеся красивыми.
Вот откуда я знала, что он чувствует? Зачем я это знала? И почему мне казалось, что мы с этой сущностью… не знакомы даже, а чуть ли не родня?!
Тот, кто вселился в тело Витька, опустил руки.
— Неприятно, — пожаловался он. — Я бы предпочел другую особь, но носитель сопротивлялся. — И посмотрел на Сашу. Сказал это так, как будто точно знал, что я его пойму. — Другая особь обладает более сильным разумом. Я пошел по пути наименьшего сопротивления. Надеюсь, надолго задержаться в этом теле не придется.
— Вот и я надеюсь, — медленно проговорил Саша. Не похоже было, что он напуган. Как будто знал, чего ждать. — «Другая особь», ишь ты! Ну, что сказать… Тело жалко, конечно. Но попробовать стоит. Прости, братан — это не тебе. — И резко, сильно ударил бывшего Витька кулаком в челюсть.
Тот повалился на пол. Саша ударом ноги перевернул его на живот, уселся сверху. Заломил назад руки, едва ли не вывихивая.
— Отпусти, — прохрипел тот, кто вселился. — Мне неприятно.
— Да ты что? А будет еще неприятнее, обещаю. — Саша снова потянул его руки вверх. — Пошел вон, паскуда! Верни Витька!
Я знала — я теперь откуда-то многое знала, — что нормальный человек должен был завопить от боли. О том, где обучился Саша умению причинять эту боль, старалась не думать. Тот, кто вселился в Витька, вывернул голову в мою сторону. Буднично попросил:
— Убей его. Он мешает.
— Мешаешь ты! — крикнула я. — Проваливай, кто бы ты ни был! Это тело Витька! Не твое!
— Бедная девочка, — вздохнул тот, кто вселился. — Ты совсем потерялась.
Саша кивнул мне на плиту:
— Сковородку видишь?
Я с недоумением оглянулась.
— Вижу.
— Дай-ка сюда… Не горюй, Витек, от сотрясов не помирают! Главное — пакость эту из тебя вышибить… — Саша вдруг замолчал.
Замер. Разжал стиснутые на запястьях «Витька» пальцы. Деревянно, как неживой, встал, прошагал к столу и неудобно, боком, сел на табурет. Лицо у него подергивалось — будто силился что-то сказать, но не мог.
— Убей его, — повторил Витек. — Он мешает.
— Мешаешь ты. Убирайся.
Слова давались нелегко. Я произносила их, понимая, что обязана говорить именно так. Что мне стоит немалых сил не тянуться к этому… к этой сущности. Той, что вселилась сначала в Арсена, а теперь в Витька — для того, чтобы приблизиться ко мне.
— Ты ведь не хочешь, чтобы я уходил. — Витек посмотрел на меня. Взглядом, который настоящий Витек за все сокровища мира не смог бы изобразить. — Мой разум ближе к твоему, чем разум этих особей, и ты это чувствуешь. Они недостойны общения с тобой…
— Замолчи и убирайся!
— Они тебя обманывают. — Светящиеся глаза заглянули как будто прямо мне в мозг. — Тебя используют для достижения собственных мелочных целей. Им нужно то, что здесь принято называть деньгами…
— Неправда!
— Неправду говорил он. С самого начала, не сказал тебе ни слова правды. — Витек поднял руку. Палец указал на Сашу. — Что ты знаешь об этой особи?
Выглядел он нелепо — с пола ведь так и не встал. Но на голосе нелепость никак не отражалась, он звучал жестко и убедительно.
— Этот человек, которого ты считаешь другом, поменял столько имен и биографий, что давно забыл подлинные. Его разыскивает полиция одиннадцати стран на четырех континентах. С самого детства у него было все. Сила, талант, родительские деньги. Ему дали блестящее образование, здесь эта специальность называется «криминальная психология». Его готовили к тому, чтобы служить добру и созиданию. Но он выбрал разрушение и зло.
Тот, кто вселился в Витька, неторопливо встал. Посгибал, разминая, руки и ноги. Склонил голову набок и ткнул указательным пальцем в Сашу.
— Говори, человеческая особь. Я временно отпустил твой разум. Подтверди, что я сказал правду.
— В нашем мире принято сначала представляться, — разлепив губы, выговорил Саша. — Кто ты?
— Тот, кто пришел избавить это невинное создание от твоего общества.
Саша холодно усмехнулся:
— Всего-то? А я думал, рай на земле устанавливать.
— Не пытайся меня оскорбить, это глупо. Я отпустил твой разум лишь для того, чтобы ты подтвердил мои слова. Я сказал правду?
Саша успел произнести несколько слов — начало матерной тирады — и вдруг громко, страшно закричал. Схватился за голову.
— Я сказал правду?
Саша снова закричал. Так, что я не выдержала.
— Не мучай его! Прекрати! Мне неважно, правду ты сказал или нет!
— Неважно? — Тот, кто вселился в Витька, повернулся ко мне. — Тебя не беспокоит, что эта особь — убийца? По его вине сегодня, на твоих глазах, лишилась жизни другая особь.
— Арсена убила я. Это я сожгла ему кардиостимулятор.
— Ты защищалась. То, что сделала ты — оборона. А он хотел причинить тебе вред. Все они тянут тебя на свою сторону! Убитая особь пришла со стороны Разрушения. Так же, как и он. — Указующий перст снова уткнулся в Сашу. — Нет никаких испытаний. Нет никакой школы! Все, что он тебе рассказывал — ложь. Если хочешь, можем выйти на улицу. Зайти в соседний дом. Кто там живет, по-твоему?
— Такие же ученики, как я. — Я отвернулась.
— Обман! И не говори, что этого не поняла. Там живут обычные люди. Никаких учеников не существует. Проходя «испытания», ты всего лишь помогала ему добывать деньги. Сказать, сколько он выручил за угнанную машину? Сказать, сколько вы вынесли из казино?
— Саша…
— Он не Саша. Наберись мужества, особь. Расскажи, кто ты такой.
— Окей. — Саша тяжело дышал — должно быть, после того, как речевой аппарат «отпустили», говорить нелегко. Он продолжал сидеть в странной позе — выпрямившись и аккуратно, словно в детском саду на утреннике, сложив руки на коленях. Телу его, судя по всему, свободу не дали, только разговаривать позволили. — Я — не Саша. И все, что эта тварь про меня рассказала — правда. С единственной поправкой: разыскивают меня в десяти странах, в Италии посадили шесть лет назад. Греет нары один добрый малый… Деньги — это отчеканенная свобода, помнишь?
— Помню. И ты… — я сглотнула. — На самом деле, из дома не убегал?
— Нет. — Саша оставался безмятежным. — С чего мне было бегать? Папа — профессор, мама — домохозяйка, всю жизнь единственному сыну посвятили. Лучшая школа, лучший вуз, зимой — горы, летом — море. Витьку-то меньше повезло, его матушка у моих родителей домработницей была. Квартиру убирать приходила.
— А для чего ты мне врал?
— Очевидно, по-моему. — Показалось, что, если бы Саша мог, он пожал бы плечами. — Чтобы к себе расположить.
— Его учили нравиться людям, — вмешался тот, кто вселился. — Учили подбирать ключи к каждому. Манипулировать. Понимать, какая тактика сработает… Вся его философия — в надписи на руке. Ты знаешь, что там написано?
— Имя любимой девушки… — Договаривая, я поняла, что и это — вранье.
— Его любимую девушку зовут: «Если мучит жажда, какое тебе дело до формы кувшина»?
Саша зло засмеялся:
— Ишь ты, образованный. — Скосив глаза, посмотрел на руку. — Забить бы надо, от греха.
— Ты… ты…
— Сволочь, — кивнул он. — Согласен. Но, сама подумай — как еще я мог тебя убедить?
— Убей его, — повторил Витек.
— Угу. И подари себе на шестнадцатилетие расстрельную статью… Вот что, друг любезный. Я понятия не имею, что ты за дрянь, и как все это вытворяешь. Но даже такой, как ты, уже должен был понять, что тебе здесь не рады. Отпусти Витька и проваливай! Ай, с-с…!!! — Саша опять закричал.
Я, наверное, должна была его ненавидеть. А у меня даже злости не нашлось. Если мучит жажда, какое тебе дело до формы кувшина. Саша — или Кай? К прозвищу он, кажется, больше привык — меня просто обыграл. Оказался хитрее.