Он ведь не заставлял меня угонять машины. Не заставлял обворовывать казино. Я делала это сама, получая кайф от того, что делаю. Мне жаль Арсена, жаль его погибших охранников — но ведь люди сами выбирают свою судьбу. Они сознательно шли на риск, иначе не полезли бы в криминал. А сегодня им тупо не повезло.
— У этой особи был единственный друг, — продолжил вселившийся, — тот, чье тело еще живет. Разум выгорел, потому что он сопротивлялся! До последнего сопротивлялся, не желая пускать в свою голову. Он был предан этой особи. Для того чтобы подчинить тело, мне пришлось уничтожить его разум.
Мне показалось, что он пытается добавить в голос сожаления.
— Немедленно… — сглотнув, через силу выговорила я. — Сейчас же… отпусти… Сашу. Отпусти и убирайся!
— Ты не ведаешь, что творишь, — взвизгнула тварь. — Ты…
— Еще как ведает. — Саша проговорил это с трудом, голос у него сел. То ли оттого, что новое «отпускание» прошло тяжелее предыдущего, то ли от сдерживаемой ярости. — Уж кто-кто, а она ведает. Научилась, слава богу, своей головой думать… Будь добра, подай мне сигареты. Вон там, в нижнем ящике. — Он кивнул на комод.
— Ты же не ку… — Я замолчала.
Подошла к комоду, выдвинула нижний ящик.
— Под полотенцами.
Я приподняла полотенца. Сигарет под ними не оказалось.
— Видишь, иногда и я говорю правду. — И, тем же ровным голосом: — Сверху рычажок — предохранитель. Оттяни на себя, до щелчка. Потом стреляй. В башку, так надежнее.
Этот урод, кто бы он ни был, увидев в моей руке пистолет, не испугался.
— Странная форма для сигареты.
— Тебе — сойдет, — бросил Саша. — Давай, малышка. Выйдем отсюда — либо я, либо он. Выбирай.
Теперь до того, кто вселился, дошло.
Саша даже не вскрикнул — захрипел и начал валиться на пол. И я вдруг очень ясно поняла, что с пола он не встанет. Отправится туда же, куда стараниями этой твари отправился Витек.
Между мной и вселившимся осталось от силы два шага. В руку пистолет лег удобно. И я оттянула рычажок до щелчка.
Глава 113Юля
Я не люблю смотреть боевики, это скучно. Все бегают-бегают, дерутся-дерутся, а через пять минут опять живы и заново отношения выясняют. Что за интерес смотреть? Впрочем, мамины сериалы еще скучнее.
В одном боевики не врали: крови из трупа вытекает много. Пока я всхлипывала над Сашей, пытаясь понять, живой он или нет, кровавая лужа подобралась к туфлям.
Саша, открыв глаза, повертел головой. Пошевелил руками. Увидел застреленного Витька — я палила в него трижды. Первый раз — зажмурившись, второй — нечаянно, а в третий подошла ближе и выстрелила в упор. Потому что после первых двух выстрелов эта тварь еще трепыхалась.
— Лихую ты мясорубку устроила. — Саша закашлялся. Взял у меня бутылку с остатками минералки — я лила воду ему на голову. Отхлебнул. — Туфли сними.
— Что?
— Разуйся, говорю. И наступай аккуратнее, кровищу по всему полу растащила.
Я оглянулась, охнула.
— Это… нужно поскорее убрать?
— Нужно самим отсюда убраться. — Саша, с моей помощью, сел. — Поскорее. Чует мое сердце, твой дружок ненадолго успокоился.
— Он не мой дружок! Я понятия не имею, кто это.
Саша поморщился.
— Не ори, башка трещит… Твой не твой, какая разница? Кто бы ни был, ты ему нужна. И, если чувак умеет такие вещи вытворять — я не пионер-герой, чтобы с ним связываться.
У меня упало сердце.
— Ты… отдашь меня ему?
— А у меня что, варианты есть? Ладно, не реви. — Я не ревела. Пока. — Сколько сможем — побрыкаемся, я так быстро сдаваться не приучен. Иди, переобувайся. И переодевайся. Из вещей только самое необходимое возьми, остальное купим. Если уцелеем.
— Мы уезжаем?
— Нет, полицию вызываем — если до сих пор соседи не вызвали! Глянь, кстати, в окно — как там?
Я выглянула. Шевеления в соседских домах не заметила.
— Как обычно.
— Значит, повезло, не слышали. Я специально этот дом выбрал, на самом отшибе. — Саша ухватился за столешницу, принялся подниматься. — Давай, шурши. Пять минут тебе на все.
В машине он приказал открыть его рюкзак. Именно приказал, тон кардинально изменился. С тех пор, как велел мне стрелять в фальшивого Витька, игры в куратора и ученицу закончились. Лоск с «Александра Ивановича» слетел.
Рядом со мной сидел человек по прозвищу Кай — мошенник, вор, а возможно, убийца. Есть ведь у него для чего-то пистолет. И крови на полу коттеджа он совсем не ужаснулся.
Кровь. На полу коттеджа… Из-за меня. И неважно, что убивала я не Витька, а того, кто в него вселился. Витька-то не вернешь! Он мертв, окончательно. И никто, кроме меня, в этом не виноват.
Меня начало трясти. Я не слышала, что говорил Саша. Пришла в себя от пощечины.
— Прекращай истерику! — Очнувшись, я заметила, что Саша остановил машину.
Мы встали на обочине, включив аварийку, а мимо несся поток… Хотя, нет. Не несся. Машины тормозили, то и дело раздавались сигналы: впереди что-то происходило.
Бум! Я увидела, как едущая в соседнем ряду «Ауди» воткнулась в джип — он внезапно поехал назад. Капот у «Ауди» сложился в гармошку.
— Четыре, — холодно обронил Саша. — Четвертая авария за две минуты. Ты тачкам мозги поломала. То парковочный режим включают, то движок блокируют. — Он крепко взял меня за плечи. — Успокойся, ну!
— Я убила его…
— И правильно сделала. Иначе он убил бы меня, а с этим жить ты не сможешь. Молодая еще, предавать не научилась.
— Я не буду никого предавать! Никогда!
— Я раньше тоже так думал.
— Ты… убивал?
— Сам — нет, принципиально руки не пачкал. Сегодняшняя тварь — не в счет.
— Опять врешь… — Хотя я откуда-то знала, что не врет.
— Не хочешь — не верь. Все? — Саша отстранился, заглянул мне в глаза. — Очухалась? Хлебнуть бы тебе чего покрепче — так не согласишься ведь.
— Соглашусь. — Мне вдруг стало все равно. — Давай.
Саша полез во внутренний карман куртки. Пошарил и усмехнулся, демонстрируя мне пустую ладонь:
— Не-а, не судьба. Фляжка в коттедже осталась. Я ее вынул, обновить хотел, да не успел. Ладно, до аэропорта доберемся — в баре выпьем.
— В баре мне не нальют. Я несовершеннолетняя.
— Пристегнись, несовершеннолетняя. — Саша пристегнулся сам и тронулся. — До бара еще добраться надо.
— Почему ты не удивляешься? — выговорила самое главное я.
Он не спросил: «чему?» Вздохнул:
— Девочка моя. Я, чтоб ты знала, на психфак поступил не по родительскому наказу, а по велению души. Интересно было, что у людей в головах происходит и как этим управлять. С моей дипломной работы четыре докторских диссертации потом слизали… Знаешь, как работа называлась? — Ответа он не дождался. Усмехнулся. — Сейчас уже стыдно вспомнить… Молодой был, пафосный. «Психология бессознательного — to be continued».
Увидел у меня в глазах непонимание и пояснил:
— «Толкование сновидений», оно же психология бессознательного — это Зигмунд Фрейд. Любые человеческие стремления старик объяснял сексуальными аспектами. Во многом ошибался, ну да бог с этим. Я опирался на его психотипы, как на уже сложившиеся. Мне было интересно — что же дальше?.. Вот ты, такой умный, все это классифицировал — и что? Как этим пользоваться, твоими психотипами? Мне было интересно, и я продолжил его работу. Изучал людей. Очень разных людей. — Помолчал. — Такие, как ты, до сих не попадались, но чувствовать вас — странных — я научился. А в процессе позабыл, с чего начал. Перспективы открылись — дух захватило! Вот, буквально — бабло у людей под ногами валяется, а они в упор не видят, как свои способности применять. Люди ведь разные бывают — я каких только ни встречал. Умеющих угадывать прошлое. Предсказывать будущее. Рассказывать о местах и событиях, которых не видели и видеть не могли…
— Это тождество модулей, — вырвалось у меня. Не мое слово. Я не знаю, откуда его узнала. — Здесь такое встречается.
— Ишь ты. — Саша ко мне не повернулся, смотрел на дорогу. — «Здесь»… Знаешь, мне ведь по большому счету пофиг, кто ты такая. Как ты это делаешь. Я странненьких перевидал — ты столько куличиков не слепила. И хорошо научился отличать психов — людей, действительно больных, над которыми только поплакать — от тех, кто реально офигеть что может.
— То есть… Я не одна такая?
— Именно такая — одна. Есть другие, которые сильны в другом. Есть люди, дружащие со временем — точно знающие, что, где и когда произойдет. Есть дружащие с событиями — умеющие создавать цепочку вероятностей и выдергивать из нее одно-два звена. Есть те, кто умеет лечить болезни — не разбираясь в медицине от слова совсем. Есть чувствующие других на расстоянии. Одна красавица, помню, своего погибшего мужа чувствовала. Как он в трещину в леднике сорвался, альпинистом был. И так точно все рассказывала — прямо его спец-словами шпарила.
Как шерпы провесили через трещину мост и перила, как он пополз — погода чудесная, ни снежинки. Ветер стих, красота вокруг. Трещина — плевая, сто раз там лазил, со страховкой возиться не стал. Про́пасти под собой сроду не боялся, бывают придурки, которым по фигу. Полз и про себя стишок бормотал, для жены сочинил. «Наташка — ромашка» или «Настя — счастье», дурацкая какая-то рифма. А трещина под ним вдруг расходиться начала. Я потом вычитал, что у высокогорных ледников бывает такое — ни с того ни с сего начинает опускаться снежный пласт, и трещина ползет. Расширяется. Иногда движение может занять годы, иногда — секунды, непредсказуемо. Причем, те придурки, что через трещины ползают, прекрасно об этом знают, не хуже меня начитаны. И все равно ползут.
Так вот, под этим психом веревки вдруг начали натягиваться. Он сперва и не сообразил, что происходит, думал, ух, как удобно стало, надо же! — а потом веревки натянулись уже до звона. И он понял, что ползет уже не по прямой, а вниз. Снежный пласт — тот, что с другой стороны трещины, — опустился.
Одна веревка лопнула. Чувак повис на второй. Не паниковал, нет — висел и думал, что в кино из такой передряги выкарабкаться — плевое дело. А он болтается соплей над пропастью и ничего сделать не может! Вообще ничего.