— А ты — не человек. — Я не спрашивала — утверждала. В тайной надежде, что принц расхохочется — гы-ы, разыграл!
— Хотел бы сказать, что ты удивительно догадлива, но это будет ложью. — Мои надежды не оправдались. — А я решил, что не стоит начинать общение с обмана, в прошлый раз это плохо закончилось… Да. Я — не человек.
Он явно ждал от меня вопроса «а кто?». Не учел, что в крайние пять дней моим воспитанием занимался мошенник международного класса. Изрядно преуспевший в изучении людской психологии.
«Задавать ожидаемые вопросы означает идти на поводу у собеседника, — зазвучал в голове знакомый, умело располагающий к себе голос. — Если хочешь сбить его с толку и повернуть разговор туда, куда нужно тебе, не отвечай. Спрашивай сама — о том, что интересует тебя. Рискуешь прослыть не самым вежливым человеком, но в некоторых ситуациях вежливость — не главное».
Вот уже сутки, как меньше всего я думаю о том, насколько вежливой выгляжу. А вот что меня интересует…
«Не спеши — если тебе дают возможность не спешить. Соберись, подумай и спроси о главном. Запомни: в растерянности люди склонны говорить правду. Потом одумываются, начинают петь, что совсем не то имели в виду — но ты-то уже услышала, что хотела».
А чего я хочу?
— Что с моей мамой?
Вопрос вырвался сам, я не собиралась его задавать. Не хотела, чтобы этот неведомый урод понял, как я беспокоюсь о маме. Но не удержалась.
— С мамой? — удивился он. — Ах, да. С мамой. А… ты что, ей звонила?
Нет. Не звонила. Я даже думать о маме старалась в духе «ну слава богу, избавилась от меня, наконец-то счастлива». Пока не увидела ее только что на мосту. Окровавленную, едва живую. На коленях — под тростью этого урода… Мама ведь даже сказать ничего не могла, сил не было — только смотрела на меня. Так, как будто счастлива хотя бы тем, что может увидеть… «перед смертью» — эту мысль я оборвала. Мама не умрет! Я не позволю.
Никто и никогда не будет смотреть на меня так, как она. Никто и никогда не будет так меня любить — это озарение пришло, оказывается, еще на мосту. А понимание того, какой я была феерической дурой, только сейчас.
Водитель вглядывался в мое лицо, будто пытаясь прочитать, о чем я думаю. Хотя, черт его знает, может и правда читал.
— Звонила, — прикинулась дурочкой я, — трубку не берет. Что с ней?
— Понятия не имею. — Слишком быстро он это сказал. Но расспрашивать дальше я не стала, вдруг хуже сделаю. То, что этот человек — явно не тот, с кем стоит откровенничать, успела понять. А большего мне и не требуется. Теперь нужно просто выбраться отсюда. — Еще вопросы?
— Это все.
— И тебе даже неинтересно, кто я такой? — Растерялся до обиды, прямо вот-вот расплачется.
Машина вильнула, чуть не врезалась в соседнюю.
— Вы что! — Я схватилась за ручку над дверцей. — Остановитесь, раз так нервничаете.
— Я в полном порядке. — Вцепился в руль, уставился на дорогу.
— Мне абсолютно не интересно, кто вы такой. — До чего же сладко, оказывается, мстить за свой страх тому, кто его причинил. — Остановите машину.
— Может быть, ты хотя бы выслушаешь, почему я ушел?
— Ну… у вас наверняка обнаружились срочные дела размером с галактику. Для того чтобы подлость превратилась в подвиг, под нее нужно подвести героическую историю — так? В вашем случае — аж целую книгу. Дмитрий Владимирович там наверняка подробно разжевал, какая вы несчастная жертва обстоятельств… Так вот — мне плевать, что это были за обстоятельства! Я знаю только то, что вы не вспоминали обо мне и маме черт знает сколько лет.
— Я понятия не имел о твоем существовании! Можешь ты выслушать? Когда я и Маша… когда это произошло, я вообще не знал, что в результате можешь появиться ты! Я — не человек, повторяю.
— А потом узнали?
— Что?
— Ну, что могу появиться я. В результате.
Стух. Видимо, узнал. И вряд ли вчера или сегодня.
— Зачем я вам? — У меня даже голос не дрогнул. Как-то успела за прошедшие сутки свыкнуться с мыслью, что всем от меня что-то нужно.
Саше-Каю я нужна, чтобы добывать деньги разными затейливыми способами. Ну и вообще, прикольно ему со мной, забавная я зверушка.
Дмитрию Владимировичу — чтобы вернуть маме. Потому что не может он, когда женщине плохо, природная порядочность спать не дает. Он с мамой и жил-то, наверное, исключительно из-за этой самой порядочности. Свалился откуда-то на голову не-человек, сделал девочке Маше ребенка, потом исчез. А Дмитрий Владимирович — тогда еще мальчик Дима — тут как тут, пожалел подружку. А потом ту блонди, наверное, пожалел — еще больше, чем маму.
А маме… Мама меня просто любит. Все. Точка. И нужно выбраться отсюда как можно скорее.
— Так, зачем я вам? — Если скажет — может, побыстрее дело пойдет.
— О, я могу предложить тебе гораздо больше, чем другие. — То, как он надулся от важности, выглядело бы забавно — если б не было так противно. — Как ты смотришь на то, чтобы захватить мир?
Угу. Вот, к сожалению, лекцию на тему «как общаться с психами» Саша мне прочитать забыл.
— И когда вы планируете его захватить?
Посмотрел на часы на приборной панели — будто в кино собрался. Я машинально глянула туда же. Пять утра.
— По моим расчетам, осталось два часа.
— Вот как? Очень жаль, но у меня не получится. Другие планы. Если это все, то…
— Не надо притворяться. — Проскрежетал, будто ножом по тарелке. И взглядом полоснул, повернувшись ко мне — будто тем же ножом.
Я отпрянула. Тема лекции должна называться «как общаться с опасными психами».
— Не надо отгораживаться от очевидного! Ты только что упала с пятидесятиметровой высоты, но вместо того, чтобы разбиться в лепешку, сидишь здесь, живая и здоровая. Нормально? Ничего не смущает?
— Смущает. — Я разозлилась. — Многое смущает. Труп на заднем сиденье, например. Остановите машину!
— Неужели тебе не интересно, кто ты такая? Что происходит вокруг?
— Нет! Неинтересно. — Я ляпнула это ему назло — а потом вдруг поняла, что сказала правду.
Я не хочу знать, кто я такая — хоть звездная принцесса, наплевать уже. Я что угодно сейчас отдала бы за возможность вернуться в мир «до Последнего звонка» — в котором мы с мамой не были нужны никому, кроме друг друга. Где за мной не охотились и не пытались навязаться в отцы неведомые существа.
Я бы исправила все, что натворила. Честно! Я послала бы Сашу-Кая в даль с первого же сообщения. Пережила бы этот долбаный Звонок, не развалилась бы. Тихо-спокойно отсидела бы официальную часть, так же тихо слилась с неофициальной, и потопала домой. За попытку сделать прощальный ролик про «все козлы» руки себе оторвала бы. Дмитрия Владимировича назвала бы учителем года, с его мерзкой Барби расцеловалась, а сынку-задохлику коробку чупа-чупсов купила бы — лишь бы вернуть все обратно. Лишь бы сидеть сейчас в Назарово и к ЕГЭ по русскому готовиться.
Экзамены я без проблем сдала бы, это все учителя говорили. Поступила бы в универ в Красноярске, а то и здесь, в Москве, нашла бы работу, и вытащила маму из назаровской помойки. Она, может, и пить бы бросила, если бы я так сделала. А если б я с самого начала была поумнее — может, и вовсе бы не начинала…
— Ты напрасно тешишь себя иллюзиями. Если бы не ты, Маша нашла бы другой повод сломаться. Она слишком сла…
— Заткнись! — Я ударила его, кулаком по плечу. — Не смей лезть ко мне в голову! И не смей трогать маму. Отпусти меня! — Я снова замахнулась. Но рука повисла в воздухе — будто увязла.
— Тебя не учили, что драться нехорошо?
— Меня учили, что моя голова — это моя голова. И то, что в ней, принадлежит мне.
Саша не говорил этого вслух, но за пять дней, оказывается, успел сотворить из каши, что ворочалась в моих мозгах, более-менее твердую структуру.
От проблем не надо бежать. И не стоит ждать, что кто-то прибежит решать твои проблемы. С ними надо бороться самой — здесь и сейчас.
У меня ведь получилось — на мосту. Когда я оторвала руку этому психу — я хотела ее оторвать. А сейчас я хочу остановить машину!
Высвободить увязший в киселе кулак — да проще простого. Оказалось, что всего-то нужно дернуть посильнее. А для того, чтобы остановить машину — треснуть по капоту. Этим самым кулаком. Со всей дури.
Бам!!! Пиииуууу!!!
Мгновение — и машина остановилась. То, чем я врезала по капоту, смяло его, будто шоколадную фольгу. Машина встала на дыбы, а я вылетела с переднего кресла, как из катапульты. Через отсутствующую крышу…Вот дура, надо было пристегнуться.
А может, и нет. Так тоже неплохо получилось. Я сумела притормозить в воздухе, подложить под себя ту самую «подстилку из матов» — и приземлиться мягко, на четвереньки.
Поднялась. Оглянулась. Присевшая на капот, орущая сигнализацией машина торчала посреди дорожной полосы творением сумасшедшего скульптора. Долой автомобили! Да здравствует возвращение к живой природе.
Визг тормозов — бум! Авария в левой полосе. Хорошо, хоть машин немного. Надо уходить — пока прижатый сложившейся стойкой урод за рулем не очухался.
Я быстро перебежала дорогу, выбралась на тротуар. Огляделась.
Восьмиполосное шоссе с отбойниками, поднятое над землей. Пешеходных переходов не видно, эта дорога не для людей — для машин.
Машины у меня нет. Но почему-то не сомневаюсь, что, если захочу — остановлю любую. Приехали мы вот оттуда — значит, в ту сторону мне и надо. Держись, мама! Я скоро. Я уже бегу.
Глава 118Дима
К перилам первым бросился Кай. За ним, пошатываясь, — Николай Васильевич. Положенцев двинулся к противоположному краю.
Наконец-то я увидел, почему за все время мимо не проехала ни одна машина, почему было так чудовищно, невообразимо тихо. Сначала заметил птицу, которая… э-э-э… сидела над мостом. Голубь светло-коричневой расцветки не парил — именно сидел в воздухе, в трех-четырех метрах над дорожным полотном и, поворачивая голову, то одним, то другим глазом глядел вниз. Будто заметив, что я на него смотрю, он снялся с места и улетел.