Иногда я звонил Маше. Реже и реже. Она проходила реабилитацию, вокруг неё постоянно увивался Кай. Позвонив в очередной раз, я понял, что не нужен. Они там о чем-то болтали, а тут я со своим «как дела?»
И я перестал звонить. Странно, но не было никакой горечи — только облегчение. Поэтому я легко понял Катю. Если чувства для нас — обуза, то тех, на кого они направлены, они убивают. Прекратив врать себе, мы спасаем не только себя. Вот бы мне кто-то объяснил это раньше…
Начался учебный год, и мы с Костиком пошли в школу. Я с удивлением осознал, что скандал на Последнем звонке превратился в древнюю легенду, которую мало кто помнит.
Я учился не высматривать намеки в каждом обращенном ко мне слове. Костик учился не засыпать на уроках после того как всю ночь читал поэмы Гомера. Он отдавал предпочтение гуманитарным наукам, чему я не мог не радоваться. Слишком уж неприятные воспоминания остались у меня о математиках.
— Этот первый класс меня убьет, — ворчал Костик, когда мы шли из школы домой. — Учительница не знает слова «семантический», можешь представить?!
— Тебе что, так сложно с выражением прочитать «А у Нины кактусы»? Зачем обязательно что-то доказывать?
— Папа! — остановился Костик, осененный идеей. — А может быть, мне сразу пойти в выпускной класс? Ты можешь это устроить?
Я засмеялся:
— Костя, не выдумывай. Поверь на слово: пойти поперёк системы успеешь всегда. А про те годы, которые мог пройти в ногу с ровесниками, ты потом будешь с грустью вспоминать. Ты — это все равно ты, где бы ты ни был.
— Неверно. Среда формирует личность.
— И какая среда тебя сможет сформировать? Я преподаю в выпускном классе. Поверь, там тоже мало кто знает слово «семантический».
Костя вздохнул и показал пальцем на магазин:
— Хочу мороженого.
— Ну вот! Другое дело.
К гениальному сыну мы с Жанной привыкли. Благо, нас, родителей, он мысленно ставил превыше всех богов, и даже к бабушке больше не просился (я, правда, думал, это оттого, что у бабушки было меньше книг, и она не позволяла засиживаться с планшетом за полночь). А вот к тому, как типично детские закидоны совмещались у него со взрослым поведением, привыкнуть было тяжелее, но мы старались. Потому не очень-то удивились, когда у него появился воображаемый друг. Произошло это под Новый год и, право слово, нам было не до того. Потому что тридцатого числа я, зевая, вышел в кухню, предвкушая чашку вкусного кофе и долгое приятное не-надо-никуда-торопиться утро, включил свет и закричал. Вроде бы это было какое-то слово и вряд ли хорошее.
На крик прибежала Жанна, на ходу закутываясь в халат. Она ворвалась в кухню и тоже закричала — без слов, прижав ладонь ко рту. Я же вздохнул с облегчением — значит, она тоже видит.
На полу, свернувшись калачиком, лежала Юля. В той же самой дурацкой одежде, что и полгода назад — теперь она, казалось, выросла из неё. В ответ на наши крики она пошевелилась, пробормотала что-то насчёт школы и «сейчас встану», после чего уснула опять.
Мы положили ее на диван, укрыли пледом. Жанна хотела вызвать «скорую», но Юля выглядела здоровой, пульс отчётливо прослушивался. Она просто спала. Живая. Настоящая.
Вместо «скорой» я позвонил Маше.
Страшно представить, кого убил Кай, чтобы добыть два билета в Красноярск за день до Нового года.
Проснулась Юля ближе к вечеру и сперва долго не могла понять, где находится. Потом недоумевала, почему. Потом, приняв душ и переодевшись в старые вещи Жанны, села за стол.
— Ты помнишь, что с тобой было? — спросил я, без особой, впрочем, надежды.
Юля посмотрела на меня, как на идиота.
— Естественно, я помню. Я даже пару раз видела там звезды и помню их расположение. А значит, смогу найти это место. Там есть жизнь! — Она смотрела то на меня, то на Жанну, и такого сияющего взгляда у неё я не видел никогда прежде. — Разумная! — уточнила Юля. — И — гуманоидная.
Потом, поняв, что мы в растерянности, она рассказала свою историю. Если бы мне попалось нечто подобное в каком-нибудь фантастическом фильме, я бы плюнул и вышел из зала. Но из этого зала было не выйти, и главная героиня сидела передо мной.
— Я проснулась в хижине. Не понимала, где я, что вообще происходит. Кажется, около суток просто лежала. Стоит шевельнуться — сердце колотится, в глазах темно. Вот и лежала, смотрела на потолок. Стемнело, потом — рассвело.
На второй день я повернулась и увидела окно. А еще — деревянный стол, и на нем — тарелку с… С чем-то. Рядом с кроватью стоял деревянный ковш с водой зеленого цвета. Я пила ее, потом ела это «что-то», с тарелки. А небо было красным, и я побоялась выйти. Думала, что с ума сошла, или умерла.
Но потом — пришлось все-таки выходить, в общем… Хижина стояла на холме. Я смотрела с него вниз и видела только облака. Сначала показалось, снег. Но это именно были облака. Тогда до меня дошло, на какой я высоте нахожусь…
Холм был странным. Чем-то покрыт — я даже объяснить не могу. На ощупь, будто губка, но не совсем. А еще было тихо.
На следующий день я услышала голос Принца у себя в голове. Он сказал, что обманул всех — и засмеялся, как сумасшедший. Сказал, что меня надо было убрать с Земли, и он наугад прострелил мыслью вселенную. Повезло — нашел подходящую атмосферу и телепортировался. Так я там и оказалась. Внизу концентрировался какой-то опасный газ, которым дышали местные жители, а здесь, наверху, состав воздуха примерно соответствовал земному.
Я спросила, где он сам — он ответил: «на совещании». И отключился.
А на следующее утро кто-то шуршал под дверью. Я открыла, думала — он… Но там было что-то невероятное. Оно походило на человека, но в нем столько лишних суставов, а вместо лица… — Тут Юля покачала головой. — В общем, оно, увидев меня, убежало. Я заорала, захлопнула дверь. Потом открыла, смотрю — а под дверью тарелка с едой и вода.
«Не бойся, это я его попросил, — снова услышала я его голос. — Он почитает нас, как богов. Не разочаровывай его. Я скоро».
Это существо сидело на холме спиной ко мне. Как Принц мне потом объяснил, ему запрещено было смотреть мне в лицо. Оно сидело и задыхалось, ждало чего-то. Я… Я вынесла грязную посуду, поставила возле него. Оно, кажется, обрадовалось.
«Чем ты его напугал?» — спросила я мысленно. И Принц ответил: «Не напугал, а подкупил».
И существо подняло шестипалую руку. Между двух пальцев я увидела спиннер. Опять заорала, как сумасшедшая: ты что, мол, совсем рехнулся?!
Существо испугалось, побежало вниз, с тарелкой и ковшом. А Принц смеялся. Потом сказал, что спиннер подарил, чтобы успокоить инопланетянина. Сказал, что явился перед ним живым трупом, с горящими синим глазами, с кровоточащими ранами. Хотя вряд ли инопланетянин понял, что с ним что-то не так, он ведь не знал, как должны выглядеть люди.
Я видела это существо еще несколько раз. Оно радовалось, что я больше не кричу.
Дважды я видела звезды сквозь алую пленку неба.
Время на этой планете шло как-то неправильно, я никогда толком не могла сказать, сколько минуло от чего-то до чего-то. Принц как-то обмолвился, что планета находится в искаженном пространстве, но я толком не поняла. Я не хотела понимать. Я — отдыхала. Это оказалось так приятно — просто смотреть на странное небо, странные облака, странную землю и странное существо, приносящее мне странную еду. Просто наблюдать, не пытаясь разобраться, не пытаясь изменить…
Однажды передо мной появилась серебристо-серая дымка, и я опять услышала голос Принца. «Я все уладил. Мне позволили одно, последнее действие, и я хочу вернуться домой. А ты? Пойдешь со мной, или будешь богиней целой планеты?»
Я в последний раз огляделась, посмотрела на звезды, которые в этот миг снова пробились через алое нечто, окутавшее планету. И сказала: «С тобой».
Мы сидели молча, смотрели друг на друга. Я, Жанна и Юля. Начни мы задавать вопросы, просидели бы всю ночь.
И мы начали. И просидели.
Но первый вопрос, который я задал, не имел отношения к планете с гуманоидной жизнью. Он звучал так:
— Значит, Принц вернулся?
— Его сознание, — кивнула Юля. — То, что согласились от него оставить. Я так поняла.
— Хорошо, — кивнул я в ответ. — А куда он вернулся? Ведь труп Брика, как я понял, остался гнить за тысячи световых лет отсюда.
Юля хмыкнула — видимо, это вопрос ей в голову не приходил — и пожала плечами.
ЭпилогТри года спустя
— Домой, или сразу к нам? — спросил я, обменявшись приветствиями с Юлей, которую встретил в аэропорту.
Путешествовала она налегке, рюкзак таскала, по-моему, только для антуража. Во всяком случае, когда я его взял, веса не почувствовал.
— Давай к вам. Как он, ждет?
— Все уши прожужжал, — усмехнулся я.
— Ну, так полетели — С этими словами она уселась на пассажирское сиденье и захлопнула дверь.
Юля училась в Москве, получала стипендию и яростно отвергала любую финансовую помощь своего нового отчима. Как у них складывались отношения, я не знал, да, честно говоря, и знать не хотел. Полтора года назад чета Завадских — Мария и Константин — изволили переехать жить в какую-то заграницу, и наши контакты свелись к минимуму. Которого, однако, мне было достаточно, чтобы понять: Маша счастлива.
Юля изучала астрономию в <…> университете, однако в следующем году тоже собиралась переезжать — вроде как в Оксфорде нашлось местечко для юного дарования. Никаких сверхъестественных талантов у неё не осталось — только ум. Но ей, кажется, хватало. Юля тоже была счастлива.
Мы ехали два часа, и все это время говорили, рассказывали друг другу какие-то забавные случаи из жизни. Как отец и дочь, с ума сойти.
— Мне осталось только спросить тебя об оценках и когда замуж выйдешь, — усмехнулся я.
— Физра — «хорошо», остальное — «отлично», — поморщилась Юля. — А замуж пока неохота. Но если что — на свадьбу позову, обязательно.