Но Виктория меня удивила.
Ее мозг пошел работать в совершенно ином направлении.
– Так выходит, все-таки не Лапушка! И тогда я себе табель неудом загубила! Он же испортит мне среднюю семестровую оценку! – воскликнула она, тут же бросаясь ко мне и начиная хватать за руки и чуть ли не падать на колени. – Лизбет, миленькая, ты должна мне помочь. Пожалуйста, ты же на короткой ноге с этим извергом!
Мои брови взлетели вверх: быстро же Лапушку понизили до изверга.
Тем временем соседка продолжала:
– Сходи к монстру-Фениру, скажи, что мне было плохо. Что меня сглазили, укусил шмуродонцель, мозгоклювы заклевали! Я умирала! Придумай хоть что-нибудь, чтобы он вычеркнул неуд. Я сдам ему работу хоть завтра, буду всю ночь писать! Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, ты же все можешь!
Отстранившись, я замотала головой. Идти к преподавателю, чтобы врать ему с три короба, казалось самоубийством. А если этот преподаватель еще и Фенир – то самоубийством в квадрате.
Только полный псих согласится на такое.
– Нет, – твердо сказала я.
Виктория задумалась всего на мгновение, но после продолжила с новыми силами.
– Ты не понимаешь. Я ведь… я ведь… – В глазах девушки впервые мелькнуло что-то похожее на испуг. И, всхлипнув, она тихо произнесла, будто стыдясь: – Я ведь в академии на бюджетном месте, так же как и Хельга. Только ей не говори, а то засмеет! Вообще никому не говори. Все думают, что мой род богат, но это фикция. Денег уже давно нет. Понимаешь?
Она закрыла лицо руками и громко, очень правдоподобно, всхлипнула.
Я перевела взгляд на гардероб и вспомнила, сколько внутри коробок с платьями Виктории. Штук десять, не меньше, и все дорогие. Ее наряды вообще нельзя было назвать дешевыми.
Соседка, очнувшись, проследила за моим взглядом и добавила:
– Понимаю, о чем ты думаешь. Но меня всегда учили держать лицо в обществе, и если я буду носить обноски, моя репутация будет погублена. Поэтому вся моя стипендия уходит на одежду и поддержание образа.
– Стипендия? – удивилась я.
– Да, – кивнула Виктория. – Поэтому если неуд останется, то я лишусь последних денег. Лизбет, прошу тебя, помоги. Хотя бы попытайся. Ты – мой единственный шанс.
Она посмотрела на меня так проникновенно, что, пусть и нехотя, но я сдалась. Конечно, я не исключала, что Виктория умело мной манипулировала, однако – в конце концов – я и правда могла попытаться.
– Хорошо, я схожу к Фениру, – вставая со своего места, произнесла тихо. – Но ты тотчас же садишься писать эссе. Чтобы в случае победы тебе было что сдавать.
– Да-да! – радостно закивала Стоун. – Уже сажусь. Напишу все, что знаю, а что не знаю – выдумаю и тоже напишу! Иди! Пожалуйста!
Где искать преподавателя в вечерний час?
Точно не в лаборатории – там я была совсем недавно и магистра не наблюдала. Больше того, заглянув на его стол, хотела порыскать в папках – не нашел ли он чего интересного за прошедшее время, но, увы, все, что обнаружила – это клочок бумаги, где было накорябано: “Не лезь в мои дела, Чарльстон”. А стоило дочитать содержимое записки, услышала шкрябание самопишущего зачарованного пера. Оно старательно выводило в журнале: “Двадцать часов тридцать минут. Объект накормила нечисть, ознакомилась с содержимым столешницы и недовольно фыркнула”.
Пришлось фыркнуть еще раз и гордо уйти, чувствуя все нарастающую обиду. Хотя после того, как задумалась и проанализировала поведение Фенира, объяснить причину плохого настроения не смогла. Он был молодцом. Вся академия тихонько перешептывалась о том, что магистр не смотрит больше в сторону дам. Конечно, тут была и обратная сторона медали – народ сразу придумал два “чудесных” объяснения усмирению нрава Виктора. Первое от девушек: он встретил женщину и влюбился! А она – подлая – отказала! (Поговаривали, что предмет воздыханий замужем). И теперь магистр страдает, томно вздыхает над ее портретом, возможно, даже пускает скупую мужскую слезу ночами в подушку. Эта версия была забавной и каждый раз вызывала на моем лице улыбку.
Я представляла мечущегося в кровати Фенира, мечтающего об одной-единственной (лица которой он, к сожалению, не помнит), и смеялась про себя так, как недостойно это делать воспитанной леди. Потому что Виктор и любовь были антонимами, как день и ночь.
Вторая версия, гуляющая по коридорам академии, была не столь радужной. Мужская часть студентов тихо обсуждала вероятность причастности магистра к убийствам дам легкого поведения. И винить их в этом я не могла: парни читали газеты и не были влюблены в ослепительного Фенира.
Слушая все это, я продолжала учиться и изредка появляться в лаборатории, чтобы накормить нечисть. А еще – чтобы увидеть магистра. Вслух я бы никогда не сказала, но про себя, сделав паузу между зубрежкой и практикой, могла признаться – мне было волнительно за Фенира. Что он делал? Как искал преступника? Как чувствовал себя, понимая, что все больше людей смотрят на него с подозрением?
Вот только застать преподавателя на месте не удавалось, а на редких занятиях с ним понять его настроение было сложно. Он быстро рассказывал тему, без огня и прежнего задора отвечал на вопросы, раздавал задания и пропадал.
Дошло до того, что я сама начала скучать по язвительным шуточкам Фенира. И теперь, когда Виктория уговорила меня найти его и попробовать уговорить убрать неуд из журнала, я была несказанно рада такой возможности для встречи. Быстро продвигаясь по темным коридорам академии, мысленно я уже представляла путь к домику магистра, расположение которого “случайно” узнала, прогуливаясь по окрестностям.
По пути встречая редких прохожих, я опускала взгляд и прятала лукавую улыбку, сама не понимая, почему веду себя столь странно. Будто шла на тайное свидание или запрещенную встречу, от предвкушения которой кровь начинала закипать в жилах.
Покачав головой, я усмехнулась собственным мыслям: надо же, придумать себе такое!
Стоило выйти на тропинку, огибающую можжевеловые заросли, как беспокойство возросло в разы. Дрожь прошла по позвонкам, пересчитывая их от шеи до…
Я замедлила шаг, но не остановилась. Дождь сегодня закончился, и теперь ветер ласково перебирал мои волосы, словно пытался успокоить, а глаза сами нашли нужный домик перед следующим поворотом тропинки.
Еще несколько минут, и цель была достигнута: я остановилась у крепкой дубовой двери и, облизнув враз пересохшие губы, схватила ручку-кольцо с головой льва внизу. Только постучать не успела.
– Толкни ее, Чарльстон, – услышала сзади, вздрогнув всем телом.
Обернувшись, уткнулась носом в магистра Фенира. Как и когда он успел подойти настолько близко и незаметно – оставалось загадкой. Хотя вопросы наверняка нарисовались на моем лице.
Виктор, вместо того чтобы отвечать, раздраженно цыкнул и, обогнув меня, сам толкнул дверь. Она открылась, явив нам темный проход в дом.
– Идешь? – спросил Фенир, проходя мимо. – Если нет – закрой за мной, дует!
И сразу стало как-то легче и привычнее. Чего я, в самом деле, растерялась? Это ведь тот самый, уже привычный мне наглый тип, хам и просто заносчивый гад!
Я шагнула следом, плотно закрывая дверь, и шепнула заклинание для вызова светляков. Пахнуло несвежими носками. Следом пришел свет, и я поморщилась от жуткого бардака, царящего в холле.
– Вы что, обнищали? – неласково спросила я у магистра, спина которого как раз исчезла за очередной дверью. – Уборщицу нанять не по карману? У вас зонты и шляпы на полу!
– Вешалка оборвалась, – раздалось в ответ. – Кинь плащ где-нибудь. Сама найди место.
Я еще раз посмотрела на кучу разбросанной обуви, одежды, каких-то бумаг в коробках и даже оставленной посуды. Вздохнув, аккуратно двинулась вперед, стараясь ничего не задеть, и вошла следом за Фениром.
В маленькой комнатке, наверное бывшей его кабинетом, все было еще хуже. Бумаги и книги заполучили помещение в плен, а Виктор за столом смотрелся среди них заложником.
– Что происходит? – спросила я, хмурясь.
– Погоди, – отмахнулся Виктор, после чего смял только что прочитанную бумагу и швырнул ее в область, где смутно вырисовывался камин. – Что за невезение! Придется ехать лично.
– Магистр, – позвала я. – Вы как?
Он сфокусировал на мне задумчивый взгляд, поджал губы, качнул головой.
– Что ты здесь делаешь? – спросил наконец.
– Пришла просить не ставить Виктории Стоун неуд, – пожала плечами я. – Она исправится. Выучит тему, напишет эссе…
– Чего? – он нахмурился. – Какая еще Стон?
– Стоун, – поправила я. – Моя соседка. Она болела. Горячкой. И…
– Чарльстон, – Фенир выставил вперед руку, останавливая меня. – Ты в своем уме? Какая соседка?
– Моя, – не унималась я. Нагнувшись, подняла несколько папок с бумагами и переложила их в коробку. И еще несколько. Поднявшись, отряхнула юбку и продолжила: – Она учится на бюджетном, а тут бес попутал…
Мы с Фениром встретились взглядами и я, совершенно внезапно, покраснела.
– Так. – Он вдруг усмехнулся. – Значит, соседка. И неуд. Надо исправить. А ты – добрая душа – бросилась помогать? Мило. И на что готова ради подруги?
Он оценивающе осмотрел меня с ног до головы.
– В смысле? – насторожилась я. – Мы не очень близко дружим. Она – скорее знакомая.
– Угу. – Фенир улыбнулся, показывая два ровных ряда белых зубов. – Я понял. Значит, так, солнце мое жалостливое, у меня идея.
Я плотнее запахнула плащ, вздернула нос.
– Уборка, Чарльстон, – засмеялся Виктор. – Вот что мне от тебя нужно. Сможешь? У меня три комнаты. Спальня, столовая и кабинет. Эту, – он обвел руками помещение, где мы находились, – разберу сам. А остальные две на тебе. Справишься – помогу твоей Стоун. А нет…
– Вы серьезно? – поразилась я.
– Серьезнее некуда.
– Это непедагогично!
– Нормально, – отмахнулся Фенир. – Решай, Чарльстон, сама же говоришь – грязно. А других никого все равно не пущу – я им не доверяю.
– Даже брату? – удивилась я.