Фенир
Велье. А ведь я был уверен, что это некромант виноват во всех моих бедах.
Но вся уверенность исчезла, когда я вошел в его дом, столкнулся с теми силами, которые там обитали, и осознал себя полнейшим ничтожеством рядом с ними.
Пусть сводки и утверждали, что дар Велье потерял на изнанке, но я нутром почуял, что все это чушь собачья. Его наверняка прикрывал кто-то из очень сильных людей мира сего. Потому как не заметить такую силу невозможно. Он, так же как и я вернулся обратно, но в отличие от меня стал немного иным. Куда более одаренным и во многом из-за этой силы потерявшим интерес к реальной жизни.
Так бывало у магов, чьи возможности стократно превышали пороги воображения. Им просто надоедало играть в людские игры, они уединялись сами в себе, становились отшельниками, жили в каких-то своих мирах.
Так же произошло и с Анри Велье – только он еще поддерживал связь с обычными людьми, зачем-то рисовал портреты умерших, видя в этом свою цель.
Я бы назвал подобное растратой дара, своего рода развлечением, если бы не слова, которые он передал через Чарльстон, и та сила, которую я ощущал вокруг.
Будь у Велье цель меня уничтожить – он бы сделал это щелчком пальцев, но точно не стал бы убивать проституток, подставлять меня перед полицией, и тем более не давал бы подсказок.
Он был выше этого.
Но главное, художник-некромант навел меня на идею. Слова о том, что взявший нож сильнее своего создателя, не выходили из головы.
Не так много нечисти, которую можно “создать”, и я знал единственный пример – дохинай.
Однако сегодняшняя встреча с инкубом высшего порядка давала пищу для размышлений. Что, если у дохинай тоже есть свои уровни сил? Ведь в сущности – те, кого мы видели раньше, могли оказаться лишь пешками по меркам изнанки. Что, если истинные гиганты нечисти нам так и не попадались? До вот сего момента.
Обо всем этом я размышлял, стоя под дверью комнаты Чарльстон. Она снова не заперлась, и мне невольно казалось, что вот теперь это точно приглашение… Или нет?
Опершись на стену рядом, я думал о проблемах, а перед глазами то и дело всплывал образ ее руки с изящными тонкими пальцами, на одном из которых так и остался родовой перстень Фениров. Бедняга Гордон, если увидит его на ней, точно сляжет с сердечным приступом. Еще вчера он говорил мне, что у девушки нечисть в прародителях, а сегодня я подарил ей фамильное колечко – верх безрассудства!
Зато маме будет приятно. И любопытно. Она точно примчится, чтобы узнать, кто меня сподвиг на такой подвиг – обручиться.
А еще та тварь, что охотилась на рыжих девушек, тоже могла заинтересоваться Лизбет. Хоть я и не спал с ней, но интерес точно проявляю. Пожалуй, даже больший, чем ко всем своим любовницам.
Вздохнув, я все-таки дернул ручку двери. Вошел. В комнате было темно, а Чарльстон молчала. То ли лежала и изнемогала от желания, то ли уснула, снова пренебрегая безопасностью. Я призвал магического светляка и направился к ее постели.
Лизбет спала. С открытым ртом. Подложив ладонь под щеку, она громко дышала, почти храпела и иногда дергала плечом, словно отгоняя назойливую муху.
– Никакой романтики, – пробубнил я. – Хоть бы голые коленки выставила напоказ.
Тут мой взгляд метнулся к ее ногам, и, о чудо, они и правда были голыми! Чарльстон поджимала их ближе, будто замерзла. А я, вместо желания обладать этим телом, почувствовал досаду: неужели нельзя укрываться нормально?? Так ведь можно простыть. Кто тогда животных в академии кормить будет?!
Пришлось укрыть ее самому. И дверь пришлось запереть магией после ухода – мало ли какие идиоты номер перепутают?
В свою комнату я вошел, чувствуя себя выжатым как лимон. Голова пухла от новых идей по поводу возможных лиц, причастных к преступлениям, а еще очень хотелось разбудить Чарльстон немедленно, отругать за беспечность и переложить к себе. Потому что начало казаться, будто с ней вот-вот непременно случится беда… Успокаивало одно.
Как там она сказала? Неделю мое кольцо решила носить? И это после общения с Велье. Может, он что-то ей сообщил или намекнул. Значит, неделя у меня есть…
За размышлениями я не заметил, как наступил на лапу притаившегося и позабытого урхина.
Тот запищал, а я ошалел от неожиданности и чуть не спалил ценный экземпляр нечисти.
– Привет, друг, – сказал, как только зажег светляков и разглядел “ежа”, – ты уж прости за конечность. Дай посмотрю. Ничего, до нашей с Чарльстон свадьбы заживет.
Я засмеялся, нечисть посмотрела как-то обреченно.
– Ну или раньше, – исправился я, поглаживая перевернувшегося на бок урхина по животу.
Взять его к Велье я не решился. Передумал с последний момент, и теперь был очень этому рад: силы этой конкретной нечисти мне скоро могли понадобиться в полном объеме.
– Отдыхай, – посоветовал я “ежу”, – скоро снова в путь. И у тебя будет важное задание в женском общежитии.
Я зевнул, скинул сапоги и, сев на кровать, помассировал пальцы ног. Они жутко болели, хотя обувь я даже купил на размер больше обычного.
– Уф, – фыркнул урхин, внезапно оказавшись рядом с моей левой ногой. Его иглы засветились, и боль стала уходить. Я даже застонал от блаженства.
– И что за урод меня так мучает? – спросил вслух, ни к кому конкретно не обращаясь. – Руки бы поотрывал. Впрочем, все еще впереди.
За этими кровожадными мыслями меня и застал сон.
Утро настало как всегда исподтишка. Ложился ночью, рассчитывая, что отдохну, но нет – оно явилось, засветив солнцем в левый глаз. И кажется, прошло не больше минуты!
Дальше пришлось будить Чарльстон, слушать ее скулеж и недовольство, возвращаться за урхином. Слушать его скулеж…
– Я – словно многодетная мать! – пожаловался, наблюдая за зевающей Лизбет, стоящей рядом и норовящей прикорнуть на моем плече в ожидании экипажа. – Урхин на мне, ты – тоже самостоятельностью не блещешь. Хватит виснуть.
– Не двигайтесь, – с угрозой проговорила Лизбет, снова встав поближе. – Будьте же джентльменом.
И закрыла глаза.
Я вздохнул, посмотрел на спящего в руках урхина и покачал головой, жалуясь вселенной:
– Пустил женщину в лабораторию. Она обещала делать моей колбе хорошо. И что в итоге? Вьет из меня веревки, носит фамильные украшения и совсем не пользуется совестью.
– Тсс, – попросила Чарльстон, не открывая глаз. – Потом поговорим.
Хотел было сдаться, потому как аргументы для споров кончились или просто стало скучно: не очень интересно доказывать что-то, когда оппонент спит. Но тут раздался наконец шум приближающегося экипажа.
Мы расселись и уже через пару минут двинулись в Карингтон. Чарльстон снова выбрала место рядом со мной, а не напротив, как того требовали правила этикета. Положив на мое плечо голову, она моментально уснула; так быстро, что я даже не успел поддеть ее или съязвить.
Всю дорогу меня терзали разного рода сомнения и догадки, но на душе было спокойно хотя бы от того, что новая цель “охотника на рыжих” под моим присмотром. Отчего-то я больше не сомневался – Лизбет окажется следующей жертвой, если не смогу найти виновника всех этих бед раньше.
Итак, я знал, что все пути ведут в женское общежитие. Помнил и видение Лизбет, которое указывало на определенный этаж и определенное крыло. Но комнату я надеялся найти уже на месте. С помощью сигналов от подсознания и урхина.
Стоило экипажу подкатить к воротам академии, мы с Чарльстон расстались. Я сослался на некие невероятно важные дела, велел ей непременно накормить нечисть и, не слушая грубости в свой адрес, ретировался как можно быстрее.
– А урхина отдать? – крикнула она мне вслед. – Он ведь тоже голоден.
– Сам накормлю! – ответил я, показывая пропуск на проходной и исчезая из поля зрения Лизбет.
В своем доме я немного порылся в старых записях, после чего недовольно сел на кресло и задумался. Итак, инкубы, все до одного, всегда вели записи о тех, кого соблазнили. Это было их негласное правило, и не только ради спортивного интереса. Просто некоторые соблазненные имели неосмотрительность и влюблялись так, что сходили с ума по любимому. В прямом смысле слова. У них ехала крыша на фоне чувств.
Доходило и до того, что они преследовали инкубов, дабы:
а) снова быть вместе или…
б) отомстить за то, что были брошены.
Я не был инкубом в прямом смысле слова. Но какая-то доля их обаяния мне досталась. А еще вечное влечение к противоположному полу. Вроде и ничего такого, но… Мог навлечь беду и я. Даже с таким слабым уровнем дара любви.
– Только не это, – застонав, закрыл глаза рукой.
Дневников я никогда не вел, хотя брат намекал, что если даже нечисть этим не пренебрегает, то мне как бы тоже положено. Я смеялся. Но Велье сказал, что дело в моем даре, и я заигрался. Значит… нужно искать женщину. Брошенную и злую. Сходящую с ума. Или уже сошедшую. Взбешенную настолько, чтобы вызвать дохинай в приступе гнева.
– Я идиот. – Открыв глаза, поднялся и посмотрел в зеркало, как всегда, не видя полной картинки. – Не представляю как найти ту, кого даже не пытался запомнить?
– Уф, – ткнулся мне в ногу урхин.
– Я и не отчаиваюсь, – ответил, отмахиваясь. – Просто размышляю вслух. Ладно, идем-ка прогуляемся, приятель. Под пологом невидимости. Посмотрим, вдруг зацеплюсь за какую-то деталь?
Невидимость была не просто так запрещена почти во всем королевстве. Официально использовать ее было разрешено только Серым Пастырям, но все иногда так или иначе нарушают законы.
Сегодня я решил, что скрытая прогулка будет только во благо, да и учитывая, куда направлялся, – тем более.
Я и женское общежитие. Боюсь, с тем количеством поклонниц, которые летели на меня, будто мухи на мед, свое появление скрыть бы мне не удалось в любом из вариантов.
За то время, пока шел по коридорам, услышал про себя много чего интересного. Например, слухи, что я перестал ходить по женщинам из-за влюбленности в некую таинственную особу.