— Шустрый парень твой дружок! — возмутился Блюм. Он медленно перебирал каждую вещь, будто проверял, все ли на месте.
На самом дне он обнаружил пулю, а на крышке чемодана — едва заметное отверстие. «Лариса постаралась! Кто ее просил стрелять? Будем надеяться, что второй выстрел все-таки достиг цели».
— Вот, собственно, и все… — закончил Генка.
— А теперь расскажи нам про Ксюшу Крылову, — попросил Соболев.
Генка насупился.
— Что рассказывать?
— Где и когда познакомились, — настаивал Юра.
— В школе, в драмкружке. Мы с ней вместе на новогодних елках выступали. Я — Дед Мороз, она — Снегурочка. Я в прошлом году перешел в другую школу, и мы больше не виделись, а здесь вот опять встретились… — Он замолчал и уставился в пол.
— А зачем ты назначал ей свидание в половине десятого у сарая? — Миша захлопнул свой чемодан.
— Просто так, — покраснел Генка. — Поболтать, вспомнить драмкружок, новогодние елки…
— А в другое время вспомнить нельзя было? — не унимался Миша. Он нервничал, так как обследование содержимого чемодана его не удовлетворило.
— Ее целыми днями окружали девчонки…
— Что ты думаешь об ее исчезновении? — напрямик спросил Юра, он разговаривал с ним по-взрослому, на равных.
— Странно все это… — Генка поник головой.
— Может, у тебя есть какие-нибудь мысли? Может, в разговоре с ней тебя что-нибудь насторожило? Может, рядом был кто-то подозрительный? — задавал наводящие вопросы Юра. — Может, тебя о ней кто-нибудь расспрашивал?
Генка поднял голову. По лицу было видно — он что-то вспомнил, но боится признаться.
— Кто тебя о ней расспрашивал? Говори! — Блюм не оставил ему времени на сомнения.
— Тетка.
— Что за тетка? — не унимался Миша. — Давай-ка, милый мой, поподробней, раз начал.
— Мамина сестра, тетя Вера.
— Когда это было?
— Перед моим отъездом в лагерь.
— Как зашел разговор о Ксюше?
— Тетя Вера рассказывала маме про какой-то свой новый проект, какие-то утренники для детей или что-то в этом роде — я не помню точно… Короче, она собирает труппу, и руководитель нашего школьного кружка очень советовал ей взять к себе Ксюшу. Вот она и спросила меня — знаю я ее или нет?
— И что дальше? Что конкретно она спрашивала о ней? — У Миши лопалось терпение.
— Где живет? Кто родители? Чем увлекается? Все, что знал, рассказал. — Генка налил себе из графина воды и залпом выпил. — Тетя Вера сказала, что в сентябре посмотрит ее на сцене и решит.
— Может, она уже решила? — пошутил Блюм. — И девочка ей так понравилась, что она забрала ее прямо со спектакля?
— Тетя Вера не разговаривала с ней о своем проекте — это точно. Я спрашивал у Ксюши — она ничего не знала и тут же мне заявила, что ни в каких утренниках участвовать не собирается.
— Узнаю Ксюшу, — закивал Соболев. — Вредная девчонка!
— Как полное имя твоей тети? — Блюм вытащил из чемодана блокнот и ручку и приготовился записывать.
— Вера Ивановна Сатрапова, — продиктовал парень.
— Адрес? Телефон?
— Не надо, Миша, — оборвал Соболев, — у меня есть.
Дома Блюм сложил вещи из чемодана в тумбочку. Юра молча наблюдал за ним, а потом спросил:
— Что украли?
— Бумаги. — Миша явно не хотел говорить на эту тему.
— Если мы будем что-то скрывать друг от друга — черта лысого найдем, а не Ксюшу! — обиделся Соболев.
— Мои бумаги не имеют к ней никакого отношения! — взорвался Блюм.
Юра замолчал, всем своим видом выказывая полное безразличие к Мише и к его бумагам. Он взял с тумбочки томик Гельдерода и погрузился в чтение.
— Ну, хорошо, Юра, хорошо. Я расскажу тебе об этих бумагах, удовлетворю твое любопытство. Только не понимаю — зачем тебе еще над этим ломать голову? Это мои проблемы.
— Оставь их при себе, — бросил Юра, не отрываясь от книги. — Я не хочу ничего знать.
Они не пошли в этот вечер к Ларисе на чай. Блюм проигнорировал вечер романсов Вертинского, и Соболев, вернувшись с мероприятия, застал его спящим…
Проснувшись, как всегда, после завтрака, Юра увидел на столе записку: «После разговора с Маликовой — позвони Жданову. Я буду у него». «Вот еще! Много чести!» — воскликнул он про себя и побежал бриться.
Соскребая щетину, Юра вспоминал свой телефонный разговор с Веркой Сатраповой. Он позвонил ей, разыскивая Авдеева. «У меня новая, интересная работа», — сказала она тогда. Что-то еще… Да. «Возможна поездка за границу». «Что это за работа? — спрашивал себя Соболев. — Нет чтобы, дураку, подробно расспросить обо всем! Другой бы на моем месте уцепился — авось тоже перепадет кусочек «новой, интересной работы», капнет на башку капелька «заграницы». Идиот! Вечно всего стесняюсь! Боюсь показаться навязчивым! Обидеть любопытством!» Не на шутку разволновавшись, Юра порезался. «Чего это я раскудахтался? — продолжал он свой внутренний монолог. — Позвоню сейчас Верке и скажу: «Хочу с тобой работать!» Или еще проще: «Хочу тебя!» — и дело в шляпе!»
Переодеваясь, он заметил, что рыжий чемодан Блюма опять исчез из шкафа. Не уехал ли Миша вообще? Он распахнул его тумбочку — вещи на месте. «Повез чемодан на экспертизу», — сообразил Юра.
Блюм настойчиво звонил в могучую, дубовую дверь, обитую тисненой черной кожей. Признаков жизни в квартире никто не проявлял. «Что за сон у нынешней молодежи? Прямо летаргический, ей-богу!»
Он поднялся ни свет ни заря, допил вчерашний кофе, оставил непробудному Соболеву записку и, взяв свой пустой чемодан, отправился в город. Чемодан забросил к себе в офис, если можно было так назвать жалкую каморку, где стояли стол, кресло и стул для посетителя, а сам посетитель помещался уже с трудом. Даже бумаги Миша предпочитал хранить дома, а не в офисе, потому что там некуда было их складывать.
Затем он отправился по тому адресу, куда девушка, дочь средиземноморских родителей, так вовремя найденная Буслаевой, пригласила Юру, чтобы тот свел «приятное» знакомство с господином Парамоновым. Девушку звали Рая, и было ей, по словам Соболева, не больше семнадцати.
Почему Миша решил нанести визит девушке по имени Рая? Не нравилась ему эта история с кредитом, особенно вызывали подозрение средиземноморские родители. Он не верил ни единому слову этой юной Раи. Ему вообще казалось странным, что все крутится вокруг Юры. «Маликова, Ксюша, тетя Вера — не слишком ли? Такое чувство, что Соболева хотят во что-то впутать. Но зачем? Кому он мешает? Или располагает какой-то информацией, огласка которой нежелательна? А может, все-таки случайность? Или вот еще: преступник и Соболев — люди одного круга, имеют общих знакомых… Но зачем совершать преступления среди своих знакомых? А почему бы нет? Так меньше подозрений. А может, и то, и другое, и третье — все вместе?» Миша окончательно запутался в собственных вопросах, на которые пока не было ответов.
Миша позвонил в соседнюю дверь — ему моментально открыла бабулька в чепчике, сшитом из старых панталон. Видимо, она подглядывала за ним в «глазок», потому что разом выпалила:
— Их никого нет — они уже третий год по заграницам!..
«Вот это я понимаю! — радостно воскликнул про себя Миша. — Имей такую старушку в соседях, и не надо ни видеокамер, ни подслушивающих устройств!»
— А дочь их где? — строго спросил он старушку.
— Нет у них никакой дочери! — твердо заявила та.
«Это уже теплее», — ухмыльнулся в душе Михаил.
— А кто же следит за квартирой? — продолжил он допрос.
— А вам зачем знать? — опомнилась вдруг старуха. — Кто вы такой? — взвизгнула она.
— Я из милиции, — сунул он ей под нос удостоверение.
Незамысловатый чепчик высунулся из двери, и бабка близоруким взглядом исследовала внутренности красной «корочки». «Был бы я бандитом, — подумал Миша, — двинул бы тебя сейчас по чепчику, и беседовала бы ты уже не со мной, а с апостолом Петром у врат рая».
— Так я и слежу за квартирой-то, — успокоившись, промолвила бабулька. — Все честь по чести. Каждую неделю цветы поливаю, пыль протираю…
— А еще у кого-нибудь есть ключ от этой квартиры?
— Есть, как же… Родственник ихний раз в месяц приезжает — проверяет, все ли на месте, не украли ли чего… У них ведь там много всего ценного, у буржуев! — преисполнившись к Блюму доверием, она принялась перечислять всю «буржуйскую обстановку».
— А вы видели его, этого родственника? Каков он из себя?
— Видела, милый, и не раз… Солидный такой, с брюшком, лысина на голове. И все молодится — в курточке бегает!
Она бы еще долго развлекала его подробностями гардероба Парамонова, если бы Миша резко не оборвал ее и не откланялся.
«Девочка тут ни при чем, — сделал вывод Блюм, возвращаясь в свой офис. — С самого начала это были деньги Парамонова. Они разыграли перед Юрой спектакль с расписками, а он, дурачок, клюнул! А если бы не клюнул? Если бы не стал давать новую расписку? Был бы Парамонов сейчас в заднице! Большой риск! Кто рисковал и зачем? Кому надо было, чтобы Соболев ухнулся со своей мелкой коммерцией? Буслаевой? Она ведь нашла ему эту миленькую девушку «с брюшком и лысиной на голове»? Симпатично выходит — Галке понадобился массовик-затейник, и она железным комсомольским кулаком вдарила по Соболевскому бизнесу, а заодно и по его семье! Чушь! Все это чушь!» — подвел итог Блюм, протискиваясь в свою каморку, которую гордо называл «сыскное бюро».
Мама встретила Юру с распростертыми объятиями — соскучилась. Когда он жил с Татьяной, мог по два месяца не показываться — не скучала. С тех пор как умер отец, привыкла жить одна. А тут всего-то три недели не видела сына, а чуть не плачет.
— Горе ты мое! — вздохнула мама. — Тебе уже тридцать два года, а все как мальчик, в пионерских лагерях отдыхаешь!
— Я там работаю, ма. — Он погладил ее седые волосы. — Да ты не переживай! Просто у меня сейчас черная полоса. Она ведь у всех бывает? Верно? И у тебя была. Все будет прекрасно! Дай срок — выкарабкаюсь!
— Я как чувствовала, что ты сегодня приедешь, напекла оладушек! Сейчас подогрею! — И она умчалась на кухню, повязывая на ходу фартук. В отличие от Юры, мама у него была очень подвижная и легкая на подъем. Может, оттого, что всю жизнь прор