олчасика? Редко удается посидеть в такое прекрасное утро! И в городе — ни души, будто вымерло все.
— Суббота.
— С шабатом тебя, Мойше!
— Иди к черту! — махнул рукой Блюм.
Вадим вздохнул и серьезно добавил:
— Сдается мне, что и дело Максимова каким-то боком причастно к девочкам.
— Еще бы, — поддержал Миша. — Чего стоит хотя бы тот факт, что похищена дочь Светланы Аккерман?
— Похититель мог и не знать, что это ее дочь.
— Стацюра не мог не знать!
— Тоже верно, — согласился Жданов и спросил: — А эта Элла… Как ее?
— Валентиновна.
— Она как-то общалась с нашими «комсомольцами»?
— Зачем Элла трогала мой чемоданчик, ума не приложу, но, скорей всего, это случайность. Элла в тот вечер не покидала танцплощадку. Я сам тому свидетель.
Еще раз прокрутив в памяти тот вечер с дискотекой, их с Юрой разговор на скамейке возле столовой, свет в окне их коттеджа, истерику Трениной, будто бы совершившей убийство, и найденную потом в чемодане пулю, он снова вспомнил спину лысого в широкой клетчатой рубахе. «Черт!» — вскрикнул тот, когда кавказец случайно задел головой его предплечье.
— Вадик, вчера у того лысого что-то было с рукой. Не в него ли стреляла Лариса?
— А он уместился бы в стенном шкафу?
— Вполне. Шкаф глубокий.
Казалось, что Жданов отсутствует. Его взгляд то блуждал вдоль чугунной ограды пруда, то возносился вслед за птицами на крышу почтамта, но Миша хорошо знал своего старого друга, знал, что тот напряженно думает.
— Из диалога этого лысого с кавказцем, который ты мне передал, я заключаю, что лысый знает тебя настолько, что никому не посоветовал бы играть с тобой в бирюльки.
— Голос его показался мне знакомым, — добавил Миша, — но сзади трудно узнать человека, а передом он ко мне так и не повернулся!
«Повернулся, — возразил он самому себе. — Только я его прошляпил».
— Надо поднять всех знакомых Максимова, может, среди них окажется этот тип?
— Как-то не очень он похож на знакомого бывшего секретаря райкома партии, — покачал головой Блюм. — От него несет колонией строгого режима.
Зачем Соболев приехал в город? Об этом он не сказал Полине Аркадьевне и не предупредил по телефону Блюма. С этим он должен сам разобраться — так решил для себя Юра. В последние «челночные» годы он утратил многие старые связи, только изредка перезванивался с Авдеевым, Цыбиной, Кораблевой и еще кое с кем из институтских друзей. То, что Авдеев приложил свою руку к ночному шоу на острове Страшном, можно предположить. То, что на острове Страшном побывала Ксюша Крылова, — очевидно. То, что Арсений Павлович в разговоре с ним притворялся незнайкой в географии и впервые слышал слово «Акапулько», а между тем недавно отдыхал в этом городе по путевке и там же сейчас находится бывшая любовница Авдеева, было весьма странно. Еще вчера, вспоминая свои студенческие годы, Юра твердо решил нанести визит своей сокурснице Линке Кораблевой — она до сих пор играет на сцене Музыкальной комедии, иногда что-нибудь ставит и вполне может быть в курсе авдеевских дел.
Кораблева жила в отдаленном от центра районе. В студенческие годы, когда они собирались у нее на квартире, чтобы отметить окончание сессии, ему приходилось тратить на дорогу полтора-два часа — такси не всегда было по карману. Теперь же, с появлением метро, он уложился в полчаса. И после инстатута он иногда заезжал к ней на «чашечку чая». Телефона у Кораблевой не было, и он звонил ей в театр, чтобы договориться о встрече. Но любовником ее он так и не стал — зря ревновала Верка Сатрапова. У Лины всегда кто-нибудь был — поклонников пруд пруди, все-таки актриса! Однажды, правда, он чуть не изменил с ней Татьяне. Произошло это в Москве. Соболев приехал туда за товаром и жил в мрачной, скучной гостинице где-то в районе Выхина. Закончив дела, пошел в любимый магазинчик при Союзе театральных деятелей. Изрядно покопавшись в «драмах и комедиях», он вдруг услышал: «Юрик! Ты откуда здесь?» Синеглазая Линка с вечной стрижкой «каре» улыбалась ему, по своему обыкновению, сладострастно. Оказалось, что она учится здесь, в СТД, на курсах театральных режиссеров. Они договорились встретиться в пять вечера у Пушкина.
— Пойдем на Патриаршие, — предложила Линка, — мы сможем спокойно поболтать по крайней мере часа два.
— Почему два? Почему не больше?
— В семь наша группа идет в театр на Малой Бронной.
Они немного поболтали на Патриарших. Потом еще немного в кафе «У Маргариты», а потом пошли к театру — продали билет, купили бутылку вина, нарезку карбонада и поехали в Выхино.
Соболев был решителен, как никогда. «Сколько можно? — спрашивал он себя. — Столько времени хотим друг друга, и все никак!» Она, кажется, понимала его мысли и сладострастно улыбалась.
В гостинице, как на грех, не оказалось никакой воды — ни холодной, ни горячей. Юра, с детства приученный к гигиене, с досады хлопнул себя по коленям:
— Вот ведь не везет!
Линка хихикнула и потрепала его за волосы.
— Нам с тобой — не судьба! Я это давно поняла. Еще в институте. — Она закурила, закинув ногу на ногу и оголившись до самых трусиков. — Что-нибудь обязательно помешает — то твоя ревнивая жена, то наши дорогие сокурснички… А ведь я хочу тебя с первого курса!
— Да ну? — не поверил он.
— Можешь мне не верить, но ни одного мужика в своей жизни я так не хотела, как тебя! С той самой репетиции, когда Авдеев сказал, чтобы ты вел себя на сцене поразвязней, и ты схватил меня за задницу. Помнишь?
— Помню. Ты после этого целый час просидела за кулисами. Обиделась…
— Дурачок! Я тогда чуть не кончила! А сидела за кулисами, чтобы тебя не изнасиловать, — успокаивалась. — Она посмотрела на него по-собачьи преданным взглядом, в глазах стояли слезы. — Сейчас вот с тобой разговариваю, а у самой голова кружится, колени дрожат.
— Я тебя еще разочарую, — погладил он ее по руке, — я ведь не половой гигант…
Она усмехнулась:
— Я, Юрочка, мужика чувствую на расстоянии, потому и знаю тебе цену!
Юра блудливо, и в то же время стыдясь, покосился на ее васильковые трусики и предложил:
— А может, плюнем на гигиену?
— Кому другому отдалась бы без слов и без гигиены, а тебе не могу!
— Почему? — залился он краской.
Лина наклонилась к нему и прошептала в самое ухо:
— Потому что у меня трипак!..
С тех пор они больше не виделись. Не потому, что он до конца своих дней испугался триппера, а чтобы не провоцировать ни ее, ни себя. «Не судьба» — так они постановили, на том и разошлись.
Проехав после метро еще пять или шесть остановок на троллейбусе, он бодро зашагал по Коммунистической улице к дому Кораблевой. Этот район застраивался в конце тридцатых годов, поэтому улицы носили первоначальное название и не подверглись перестроечной волне переименований. «Наверно, правильно, — подумал Соболев, — какая-никакая, а все-таки история». Время от времени он оглядывался, опасаясь слежки, но и шоссе и тротуар в это субботнее утро еще были пустынны. «Прямо как революционер — скрываюсь от царских жандармов! — И, усмехнувшись, придумал тему для школьного сочинения: «Путь Соболева в революцию». — А куда еще можно идти по улице с таким названием?»
Парадная дверь оказалась запертой. Ни звонка, ни кодового замка он не обнаружил. «Что за чертовщина? В своем страхе перед ворами граждане окончательно потеряли ум!» Лина жила на втором этаже, и он заметил, что дверь на ее балконе открыта. Юра бросил ей на балкон камушек и угодил в самый проем двери. К его удивлению, на балкон выбежал мужичонка лет пятидесяти, сухонький, как гербарий, в «семейниках», без майки и с лицом то ли заспанным, то ли просто пьяным.
— Че раскидался-то? — задал он резонный вопрос Соболеву.
— А Лина Кораблева разве не здесь живет? — неуверенным голосом произнес Юра. «Дома, может, спутал?»
— Актриса, что ль? — прохрипел сухонький и закашлялся.
— Да, — подтвердил Соболев.
— Так она уж год, как тут не живет — переехала.
— А куда, не знаете?
— А ты, случайно, не Соболев? — вдруг спросил тот.
— Соболев, — теперь уже захрипел Юра — от неожиданности перехватило горло.
— Так тебе письмо имеется. — И «гербарий» на время исчез.
«Опять письмо! — воскликнул про себя Юра. — Что-то моих подруг потянуло на эпистолярный жанр».
Лина писала:
Юрочка! Я знаю, что ты в конце концов объявишься, а потерять тебя навсегда не хочу, потому и пишу. Я вышла замуж, и мы с мужем обменяли наши квартиры на трехкомнатную. Вот адрес: проспект Космонавтов, дом 36, квартира 18. Телефона пока нет. Приезжай немедленно! Я всегда рада тебя видеть! Если окажусь в театре — мчись прямо туда, в гримерную!
Внизу имелась приписка: Мужа зовут Владик. Он о тебе знает.
Новый дом Кораблевой находился рядом с метро, так что Соболеву пришлось возвращаться обратно.
— Юрка! Юрочка! — бросилась она ему на шею в распахнутом халате, а под халатом на этот раз не было даже васильковых трусиков. — Я знала, что ты объявишься! Молодчина!
Познакомив с мужем Владиком, который не столь бурно обрадовался встрече с ним, она провела его на кухню.
— Мы только что позавтракали, — сообщила Лина, — поэтому я только выпью за компанию чашечку кофе, а ты ешь…
— Да я, собственно… — начал отказываться он, но бывшая сокурсница его перебила:
— Ничего не хочу слышать! Я как знала, что ты придешь, — купила вчера наш с тобой любимый карбонад.
От карбонада Соболев не отказался.
— Рассказывай, как живешь? — суетилась она вокруг него.
И он стал рассказывать.
— Ах ты, сволочь! — оборвала она вдруг. — Развелся — и не позвонил мне в театр?!
— Насколько я понял, ты в это время уже была замужем, — выкрутился он.
— Ох и дура же твоя Татьяна! — Лина схватилась за голову и все еще никак не могла опомниться. — Да я бы тебя любого приняла, только позвал бы!
— Ты с ума сошла! А муж?
Она схватила его руку и прижалась к ней губами.