«В твоем бюстгальтере действительно много не увезешь!» — усмехнулась про себя Гелла, а вслух произнесла:
— Мне показалось, Ваня какой-то нервный. Ты его там успокой — все, мол, будет о'кей. У меня с Мексикой не первая сделка — Хуан не подведет!
«Затрахал меня твой Хуан! — не без удовольствия вспомнила Вера. — До самого самолета не вылезала из постели».
— Не волнуйтесь, я его успокою, — с пошлой улыбкой пообещала Сатрапова.
«Да куда уж тебе!» — в сердцах воскликнула про себя Гелла.
— И Буслаевой — горячий привет! — добавила она вдруг, давая понять, что пора расставаться. Вера понимала подобные вещи мгновенно.
— Спасибо вам за угощение, мне пора. — Она проскользнула в комнату и сразу обратила внимание, что бумаги, привезенные из Мексики, уже исчезли со стола.
И тут она вдруг заметила, что над столом в рамке висит фотография.
— Ба! Знакомые все лица! — воскликнула Вера, вглядевшись в снимок. А на снимке на фоне убегающей вверх винтовой лестницы стояла группа людей, в первом ряду — Гелла и совсем еще девчонка Буслаева, рядом с Буслаевой — мужчина в сером пиджаке, черных брюках, голубой рубахе и с серебристой «бабочкой». Вместо лица у мужчины налеплен черный квадрат. И кроме них еще пять серьезных, нахмуренных девиц. Что-то знакомое показалось Вере в этом «безликом» с серебристой «бабочкой». Гелла никак не отреагировала на ее возглас. Сатрапова легко подхватила свой не громоздкий саквояж и спросила: — А в какую гостиницу меня повезут?
— «Восток».
— Она далеко от Домодедова?
— Пусть тебя это не волнует. — Геллу уже тяготило общество Сатраповой. — За тобой приедет машина. — И, бросив на прощание: — Гуд-бай! — захлопнула за Верой дверь.
И только войдя в темный, зловещий, как сцена во время репетиции — минимум софитов, — вестибюль третьего корпуса гостиницы «Восток», Вера неожиданно вспомнила, кто был тот мужчина с черным квадратом вместо лица. «Соболев! Он играл в этом костюме с серебристой «бабочкой» француза Поля, когда мы сдавали «театральную режиссуру»!»
Родилась 5 апреля 1957 года в городе Ростове. Мать, Ирина Георгиевна, до пенсии работала в торговле. Отец неизвестен. По окончании школы Мартынова год проработала продавцом в промтоварном магазине. После крупной недостачи скрылась. В 1975 году приехала на Урал для поступления в юридический институт. В 1978 году перевелась на заочное отделение по причине избрания ее в райком ВЛКСМ. В 1980 году заканчивает институт. С 1979-го по 1985 год — третий секретарь райкома комсомола… В августе 1985 года снята с должности третьего секретаря на закрытом заседании бюро райкома в связи с переездом в другой город. Возвращается в Ростов к больной матери…
УВД. Майору Жданову. Мартынова Н.Б. с 1985-го по 1988 год занималась шоу-бизнесом. Организовывала в Ростове концерты популярных певцов и рок-групп. С 1988 года проживает в Москве. Среди крупных бизнесменов города известна под именем Гелла.
Глава 12
День выдался хлопотный. Соболеву пришлось плыть на остров, искать там Блюма. Потом вместе с Мишей они вернулись в дом лесника, погрузили Трофимыча на лодку и перевезли в деревню. Часа два ждали, когда приедет машина из морга. Вокруг толпился любопытный деревенский люд и задавал пьяные вопросы, на которые Михаил однозначно отвечал: «Не знаю». Если бы его в этот момент спросили, кто такой Пушкин, он ответил бы то же самое. Воспользовавшись передышкой, Блюм снова вышел на связь со следователем Ждановым:
— Вадик, убирай людей из горисполкома. «А. А.» — это Авдеев Арсений Павлович, режиссер массовых зрелищ. Он тогда ставил День города.
— Ты что там, тайник с документацией обнаружил? — пошутил Вадим.
— У меня Соболев — тайник с документацией! Думаю, что эти ублюдки многое бы отдали за его беспамятство!
— Миша, общую картину представляешь?
— Пожалуй. Во всяком случае, появилась реальная, вполне обоснованная версия похищения девочек. Это шоу-бизнес или порнобизнес.
— Для шоу-бизнеса не стоило их похищать, — поправил его Жданов.
— Значит, второе, — вздохнув, неохотно признал Блюм. — Не самый худший вариант…
— Но и не самый лучший, — возразил Вадим. — Как ты думаешь, для кого с таким риском добывались девочки?
— Думаю, что девочек продавали на Запад или на Восток, одним словом — за кордон. Иначе игра не стоила свеч!
— Проблематично…
— Это смотря для кого, Вадик! — стоял на своем Миша. — Для нас с тобой — да, проблематично, а если связи уже давно налажены? Еще с восемьдесят восьмого года, когда в горисполкоме появился вполне лояльный, демократичный заведующий отделом культуры, не в пример бывшему консерватору Максимову, спокойно подмахивающий любые бумаги, связанные с выездом артистов за рубеж? Тогда как? Проблематично?
— Интересно! Это что, тоже Соболев?
— Это коллективное творчество.
— Ваше творчество еще требует тщательной проверки, — сомневался Жданов.
— Вот и дерзай, товарищ следователь! — В этот момент Соболев дернул Мишу за рукав. — Подожди секунду, — попросил Миша. — Вадик, есть еще одна зацепка, подтверждающая мою версию. Бывшая любовница Авдеева, некая Сатрапова…
— Фамилия знакомая…
— Она у нас проходит по делу. Помнишь, та самая, что подробно расспрашивала своего племянника о Ксюше Крыловой?
— Помню. Мы ее совсем упустили из виду.
— Вы, товарищ следователь, упустили, а вот Соболев узнал следующее: Вера Сатрапова улетела пятнадцатого июня в Мексику. И прилетает завтра.
— Пятнадцатого июня, говоришь? А ведь это на следующий день после воскресного шоу на острове Страшном?
— Вот-вот, и я о том же, — согласился Миша, — неплохо бы проверить — летела она одна или сопровождала группу?
— Проверим, — пообещал Вадим. — А что у вас там новенького на острове?
— Мы не на острове, — понизил голос Блюм, — в деревне, ждем машину из морга для старика Калмыкова.
— Ясно. Этого и следовало ожидать. — Он хотел еще добавить: «Надо было бы поменьше откровенничать со Стацюрой! — но сдержался, подумав: — Мишка и без меня все знает, а от ошибок никто не застрахован». — Убийство? — спросил он.
— Непонятно. То ли его отравили, то ли сам Богу душу отдал. Я на всякий случай прихватил с собой бутылку «Перцовки», из которой он пил. Пусть твои ребята посмотрят.
— А водку привез ему опять тот, со шрамом?
— Да.
«Тогда можно и не проверять», — подумал Жданов и перевел разговор в другое русло:
— У меня тоже появилась любопытная информация. Мне сейчас принесли список захоронений, произведенных в области за две последние недели поисковыми бригадами. Меня заинтересовало, например, такое… Не буду поминать фамилию воина, назову только место — деревня Нижняя Кудринка, это в десяти километрах от старокудринских дач. Произведено семнадцатого июня — в день похищения Маши Преображенской.
— Какая связь? — не понял Блюм, у него перехватило дыхание.
— Пока никакой, кроме того, что сама Буслаева присутствовала при захоронении.
— Эта ее работа, в конце концов, — возразил Миша.
— Все равно что-то в этом есть. Хочу проверить. И потом, не могу же я отрабатывать только твою версию как единственно верную?
— Согласен. У тебя все? А то тут машина приехала…
— Подожди… — Жданов сделал паузу, будто припоминая, что хотел сказать. — Поговори еще раз со своим Соболевым подробно обо всех трех женщинах. Пока непонятно, что их объединяет. Почему выбор пал именно на них? Короче, пораскиньте мозгами…
Обратно на остров возвращались в темпе, дружно нажимая на весла. Было не до разговоров. А прибыв на зловещую поляну, решили сделать привал. Скудная трапеза состояла из докторской колбасы, которую Соболев купил Трофимычу, хлеба и томатного сока. Двое милиционеров, оставленные на острове, не показывались и не отзывались на их крики.
— Калмыков предупреждал меня, что на этом острове пропадают люди, — вспомнил Юра.
— Эти ребята не из тех, что пропадают, — успокоил его Миша.
И они приступили к еде.
— Что тебе Жданов говорил про буслаевские захоронения? — поинтересовался вдруг Соболев.
— Да ну его! Вадику захотелось покопаться в могилах! Видите ли, Буслаева сама присутствовала при захоронении в какой-то деревне! В этом что-то есть! Да она просто выполняла свою работу…
— Деревня называется Нижняя Кудринка?
— Кажется, так.
— Я знаю эти места.
— Откуда? — Миша чуть не поперхнулся. — Ты это говоришь с таким видом, словно: «Я знаю — есть жизнь на Марсе!» И что с того? А я, например, не раз бывал в Бердичеве.
— Но в Бердичеве Стацюра не проводил своих акций! — отрезал Соболев.
— Каких акций? — насторожился Блюм.
— Акции «Память». Он за нее получил премию ЦК ВЛКСМ.
— Расскажи подробней, — заинтересовался Миша.
— Неужели ты об этом ничего не слышал? Звонили же на весь город! Там, под Нижней Кудринкой, имеется обелиск — могила тридцати красноармейцев, замученных колчаковцами. И вот в светлую Ванину голову пришла идея проведения на этом месте акции «Память». Каждый год в майские праздники. Так сказать, приурочили одну победу к другой. Собирались лучшие комсомольцы района, человек триста, и гудели два дня. Проводили митинг, такой чисто символический. Затем шла художественная самодеятельность — каждая организация представляла свою программу на заранее заданную идеологическую тему. Ночью — дискотека, танцы-обжиманцы. К этому времени все, конечно, ужратые, в кустах стоял «трах»… — Соболев перевел дыхание. — Боже мой!
— Что случилось?
— Да, ничего. Просто смотрю сейчас на это новыми глазами. Дико это все, а тогда казалось — нормально. Пляски и «трах» на могиле! Мол, смотрите, какие мы теперь счастливые, ваши потомки! Выпьем за вас и девиц в память о вас трахнем! Не зря кровь проливали. А еще… Ночью устраивали факельное шествие. Сжигали чучела Войны, Капитализма, Милитаризма и черт знает чего еще! Третий рейх, Миша, Третий рейх. Только, в отличие от немцев, наши строя не держали — вдрызг все пьяные были!