Женщины отужинали, по обыкновению, в девять, а в одиннадцать по установленной ими традиции выпивали по маленькой чашечке кофе. После этой незначительной дозы бодрящего напитка Лариса перед сном читала, а Элла — вязала. Но последние две ночи Тренина едва брала в руки книгу, как тут же «проваливалась».
На этот раз у Эллы Валентиновны ничего не вышло. Лариса краем глаза уловила, как та ей бросила в чашку таблетку, но промолчала.
— Эллочка, будь любезна, прикрой окно, а то комары нас сегодня замучают!
Доли секунды хватило, чтобы выплеснуть кофе в горшок с алоэ, но она еще минут десять делала вид, что смакует чудодейственный напиток, чтобы зоркая Элла не уличила ее в притворстве.
Забравшись под одеяло и едва раскрыв книгу, Лариса сомкнула веки. Сделала она это искусно: книга упала на пол, а Тренина даже не вздрогнула. Элла Валентиновна подняла книгу и положила ее на тумбочку. Однако Ларисе нелегко далась эта игра, потому что пришлось целый час делать вид, что она спит, да еще бороться с настоящим сном. Ровно час ее соседка по комнате безмятежно восседала на собственном ложе и орудовала спицами, но в двенадцать Элла погасила свет и вышла.
Лариса немедленно соскочила с постели и выглянула в окно. В слабом свете фонарей на Главной аллее она увидела бесформенную фигуру Эллы, неуклюжей походкой направлявшуюся к выходу из лагеря.
— Старая шлюха! — выругалась вслух Лариса. Она с ловкостью и быстротой курсанта военного училища натянула джинсы и просунула голову в майку.
Если бы она еще минуту помедлила, то могла бы ее упустить. Элла вышла за ворота, перешла дорогу и углубилась в лес по тропинке, ведущей к пирсу. «Освежиться решила? — попыталась угадать намерения подруги Тренина, неотступно следуя за ней. — Ради этого она бы меня не усыпила, а, скорее, взяла бы в компанию». Но Элла и не думала купаться. Не доходя до пирса, она свернула вправо и пошла вдоль берега озера. Ларисе стало сложнее скрываться за редко растущими прибрежными соснами. Пройдя метров двести, Элла остановилась и прислушалась. Ларисе показалась, что та засекла ее. Но вдруг услышала звуки скрипки. Скрипка играла в той стороне, куда направлялась Элла. «Что это? — удивилась Тренина. — Ночная репетиция? Элла дает «левые» уроки и хочет скрыть от меня свои настоящие доходы?» — такие вопросы задавала себе Лариса, и они казались ей невероятно абсурдными.
Звук скрипки нарастал, становился звонче. Мелодия показалась Ларисе знакомой, но что это было конкретно — она никак не могла вспомнить. «Что-то венгерское!» — успокоилась наконец Тренина. Там, к востоку от лагеря, куда, будто сомнамбула, двигалась Элла, находились болота, а перед ними заброшенный пирс. Озеро в том месте подернуто ряской, и туда никто давно не ходит купаться.
«Кто-то играет на пирсе», — догадалась Тренина. Ей показалось, что скрипач несколько раз сфальшивил. Еще через сотню шагов она поняла причину фальшивой игры — скрипачом оказался хрупкого телосложения мальчик, в котором она не сразу узнала Диму. Он стоял на заброшенном пирсе в одних плавках и отчаянно водил смычком по струнам. Элла при виде его сбросила с себя халат и осталась в чем мать родила. Она подошла к мальчику, стянула с него плавки. Дима продолжал играть…
«Какое мне, в конце концов, дело до ее сексуальных извращений? — успокаивала себя Лариса, возвращаясь домой. Сцена на пирсе ее немного удивила, но не настолько, чтобы бить в колокола. Она давно заметила, что у Эллы бзик на мальчиков. — Это ее личное горе, но пусть не подсыпает мне в кофе всякую дрянь! Сейчас приду домой и выброшу, к чертовой матери, эти поганые таблетки!» Она вдруг резко остановилась, потому что оказалась в самом центре Главной аллеи и ее мысли прервала всхлипнувшая трибуна. После нового всхлипа Лариса вскрикнула и бросилась наутек.
Как только Юра вошел в дом, накануне ставший ему родным, он сразу почувствовал тягостную атмосферу. Полина сидела в кресле в холле и курила. Он сосчитал количество окурков в пепельнице — их оказалось одиннадцать.
— Что случилось? — спросил Юра.
— Ничего, — обняла она его. — Я сильно скучала по тебе. Ждала и курила — беспокоилась, вдруг не придешь. — Глаза ее увлажнились, и Полина Аркадьевна призналась: — Юра, я так боюсь тебя потерять!
— Это вряд ли теперь возможно, — как-то туманно и не по-русски ответил он. — Но я вижу, что-то случилось! Ты меня не обманешь.
— Пойдем в комнату, — предложила она.
— Мне надо принять душ.
— Хорошо. Я разогрею ужин.
Вторая попытка узнать причину мрачного настроения Полины оказалась более успешной. Поужинав, они расположились возле телевизора, и она призналась, тупо глядя на экран — шел фильм с Аленом Делоном:
— Я сегодня хотела прибраться и нашла под креслом вот это. — Полина разжала кулак — на ладони у нее лежали часы в пластмассовом корпусе с песиком на циферблате. — Ты вчера повесил там брюки, и это выпало у тебя из кармана. Возьми, — протянула она ему часы. Он сжал ее пальцы, и она молча заплакала.
Юра убавил звук так, что Ален Делон теперь стрелял и бегал на экране под его медленный рассказ о первой встрече со стариком Калмыковым, об острове Страшном и о страшной находке на нем, а также под полный отчет о сегодняшнем дне.
— Какой ужас! — вдруг схватился за голову Соболев. — Мы с Мишкой оставили собаку Трофимыча привязанной к конуре. Она ведь сдохнет от голода и тоски!
Полина уткнулась ему в плечо.
— Привези ее завтра к нам — я давно мечтала завести собаку.
Уже в постели он рассказал ей о гибели Преображенской, о деле Максимова, о лысом шофере Лузгине, о шоу-бизнесе Авдеева, о пощечинах, которыми наградили Стацюру Преображенская и Аккерман, присовокупив к этому свои комсомольские воспоминания…
— Погоди-ка, — оборвала она его, — я, кажется, знаю этого человека. Он маленького роста, с бегающими глазками и с такой быстрой походкой, как у Чарли Чаплина?
— Точный портрет!
— Юра, ты сейчас упадешь. Я его вообще не знаю, но год назад дала ему по морде!
— Каким образом?
— Это случилось на презентации страховой компании «Амадеус». Я в единственном числе представляла нашу турфирму. Я не люблю все эти чванливые тусовки, но пойти в тот день было некому, а уклоняться от приглашения не принято. И вот в разгар торжества встает этот деятель и начинает упражняться в риторике. Надо отдать ему должное — языком он мелет не хуже Троцкого! Речь живая и остроумная. И все бы ничего, если бы не стал он вдруг цитировать «Майн кампф». А эти мудаки, бизнесмены наши, после каждой фразы ему аплодируют. И тут меня зло разобрало! У нас ведь в семье был культ фронтовика — деда, погибшего под Берлином. А как бабушка умерла, так я осталась единственной хранительницей его памяти, потому не выношу таких вещей! Я обошла вокруг стола и встала у него за спиной. «Господин Не Знаю Вашего Имени», — окликнула я его, он обернулся, и тут я ему врезала! В зале сразу воцарилась гробовая тишина. «Что это?» — почему-то спросил он, и его глаза остановились на мне. «Это майн кампф с такими подонками, как ты!» — ответила я и покинула сборище. Вслед мне раздалось несколько жидких хлопков — хлопали, видимо, независимые от этого деятеля бизнесмены.
— Ты при всех дала ему пощечину? — не верил своим ушам Юра. — И до сих пор жива?
— Думаешь, это все-таки он?
— Уверен. А помог ему Авдеев.
— А Ленчик?
— Ленчик тут ни при чем.
— А я, дура, вчера ему звонила и наговорила всяких гадостей!
— Бедный Ленчик, — пожалел его Соболев, — второй раз ему достается от этой мегеры Полины Аркадьевны! А между тем, скорее всего, благодаря Ленчику Стацюра тебя целый год не трогал. Наводил справки и боялся с тобой связываться. А как только ты Ленчика за дверь…
— Так сразу же появился Авдеев, — закончила она его мысль.
— Совсем Палыч скурвился! — произнес в сердцах Юра и услышал тихий стон. Полина уткнулась лицом в подушку и еле внятно бормотала:
— Что же они с ней сделали? Зачем они ее убили?
Он хотел ее успокоить версией Блюма. Ксюша, мол, жива — ее продали за границу, вероятно, в Мексику. Но Полина спросит: «Для чего?» И что он тогда ей ответит? Для шоу-бизнеса? Ерунда — она не поверит. А сам он знает, для чего? Страшно думать об этом! И не известно еще, что страшнее.
— Поля, — позвал он ее. Она оторвалась от подушки. Юра взял в свои ладони ее взъерошенную, с короткой стрижкой голову и покрыл нежными поцелуями мокрое от слез лицо.
В эту ночь, с воскресенья на понедельник, ни Блюм, ни Жданов не ложились спать. Они сидели в кабинете следователя на Главном проспекте и ждали машину, чтобы ехать в Нижнюю Кудринку.
— С этим делом могли бы и подождать до завтра, — сомневался Миша.
— Время не ждет, — возразил Вадим. — К тому же надо успеть до рассвета. Деревенская публика рано поднимается, а возбуждать всеобщий интерес не входит в мои планы.
Миша посмотрел на часы и подумал, что ровно неделя минула с того момента, как они с Ларисой увидели свечение над лесом и озером. Явление, казавшееся нереальным, инопланетного происхождения, теперь получило вполне конкретное объяснение. И вообще неделя была столь насыщена событиями, что с ночного шоу на острове Страшном, казалось, прошел целый месяц. За эту неделю они так много узнали — выявили почти всех участников этой драмы, кровавый шлейф которой тянется еще с убийства Максимова, поняли наконец мотивы преступления, так что упрекнуть их не в чем. Так Блюм защищался сегодня весь день от терзаний своей совести, на которую тяжким бременем легла смерть старика Калмыкова. «Хотел доказать шефу, что не зря он мне платит! Дурак! Засунь себе в задницу свое тщеславие!»
Его мысли прервал междугородный звонок. Жданов снял трубку.
— Алло!.. Привет!.. Понял. Подожди еще до завтрашнего вечера. Если не приедет, возвращайся. — Он положил трубку и объяснил: — Информация из Брянска. Буслаева не приехала на слет.
— Галка подалась в бега. Сделай-ка, Вадик, запрос к ней на родину — может, она решила спрятаться у родителей.