На остальных детей Наташе пришлось затратить совсем немного сил, так что она почти не почувствовала усталости.
— Им нужно меньше твоей энергии, оттого что их организм сам подключился к выздоровлению, — пояснил Петр в ответ на её протесты. — Нет необходимости тебе работать на износ. Побереги силы для дороги.
— Для какой дороги? — опять не поняла она.
— Думаю, скоро нам придется отсюда уезжать.
— Уходить, — решила уточнить Наташа.
— Пешком мы далеко не уйдем, — упрямо сказал он.
— Да где же это мы раздобудем транспорт? — рассердилась она. — В селе не осталось даже кошек и собак, неужели может найтись хотя бы одна лошадь.
Петр ответил не сразу. Он напряженно размышлял о чем-то, потирая пальцы.
— Если не возражаешь, этим вопросом я займусь сам, — наконец сказал он.
Глава двадцать четвертая
Аполлон подписывал бумаги и что-то тихонько напевал, а так как слуха он был лишен начисто, то не слыша слов, нельзя было догадаться, что это за песня. Правда, Аренский и не пытался гадать, он думал о том, как бы поделикатнее завести с товарищем разговор на довольно щекотливую тему: о кознях, которые пыталась строить против Ковалева его гражданская жена.
— Ты будто повеселел, — сказал ему Арнольд как бы между прочим.
— Юлия выздоравливает! — ответил майор.
— Я за тебя рад… Значит, Поплавский ей больше не нужен?
— Как так, не нужен? — Аполлон повернулся к нему вместе со стулом. — Я не сказал, выздоровела, а сказал, выздоравливает. Разницу ущучил?
— Ущучил. А как она к тебе относится?.. То есть я хотел сказать, у вас все нормально? — последнюю фразу он произнес уже скороговоркой, заметив как сразу напряглось лицо Аполлона. — Ну, чего ты стойку-то сделал? Нельзя поинтересоваться, как друг живет? Ты же меня спрашиваешь…
— Или мне показалось, или в твоих словах что-то прозвучало, не понял: то ли жалость, то ли осторожность. Как будто ты и предупредить хочешь, и обидеть боишься…
Арнольд в который раз про себя подивился прямо-таки звериному чутью Аполлона. Виолетту ему удавалось обманывать, если он не хотел её зря тревожить, или что-то рассказывать. Она спрашивала, что случилось, он отвечал, ничего, на том расспросы и кончались.
Аполлон же мог вывернуть его наизнанку. Так что приходилось ему рассказывать то, чего и не собирался. Но сегодня Арнольд решил все-таки попытаться обойти его извечную настороженность. Как говорится, и капитал приобрести, и невинность соблюсти.
— Тебя не обманешь, — широко улыбнулся он. — А настороженность у меня такого сорта, что ежели ты не в духе, я со своей просьбой и приставать к тебе не стану.
— Что же это за просьба такая?
— А такая, что хочется мне в отпуск пойти…
— Отпуск? Какой отпуск? Я не знаю такого слова!
Лицо майора вроде никаких эмоций не выражало, но Аренский достаточно его знал, чтобы пропустить некий промелькнувший в глазах начальника и друга огонек.
— Понятное дело. Устал. Семейная жизнь кого хочешь утомит: где был, что делал, почему задержался… А на время твоего отпуска скрипачка пусть с Растопчиной живет или её в лагерь вернуть?
Умел товарищ майор ткнуть в самое уязвимое место. Он внимательно следил за реакцией Арнольда и хмуро сказал:
— Профессор мне все про какую-то логику талдычит, а я по твоему лицу и так вижу: ты мне хотел сказать вовсе не про отпуск. Это ты уже по ходу дела придумал!
— Но как ты определил… — даже растерялся Арнольд.
Аполлон расхохотался.
— Зеленый ты еще, Алька, супротив меня! И в университете тебя обучали, и главный жрец натаскивал, а то, что жизнь в меня вбила, никакой теорией не взять… Что же ты, друг ситный, знаешь про мою жизнь такого, чего я не знаю?
— Видишь ли, я это не наверняка знаю, так что вполне могу ошибиться…
— Говори! Что ты как девица невинная в борделе!
— Не торопи меня, я и сам собьюсь… Обещай не злиться, я вовсе не хочу невиновного под удар подставлять.
— Скажите, какие нежности при нашей бедности!
— Видишь, я ещё ничего не сказал, а ты уже рычишь!
— Не будешь тут рычать, когда… Когда комиссия приезжала и меня дома не было, ты что-то заметил?..
— Хуже.
— Хуже?! Что может быть хуже?
— Это началось ещё при тебе. В общем, я надеюсь, тебе удастся сохранить хладнокровие. Честно говоря, я кое-что подслушал. Но меня беспокоит, что я мог это и неправильно истолковать…
— Аренский, не тяни кота за хвост!
— В общем, Юлия разговаривала с этим врачом… не так, как должна разговаривать замужняя женщина.
— А почему ты мне об этом сразу не сказал?
— Не придирайся, я говорю сразу. Почти… Интересно, что бы ты чувствовал на моем месте, зная, что у друга любовь?
— Если бы я знал, что друга обманывают…
— Погоди, об обмане пока нет речи. Это был всего лишь разговор.
— Всего лишь?!
Аполлон вскочил и потянул с вешалки шинель.
— Сейчас я пойду и выясню, что это был за разговор…
— Погоди! — Арнольд чуть ли не ухватил товарища за полу шинели. — Что ты выяснишь? Не пойман — не вор.
— Значит, ты предлагаешь её ловить, когда она уже украдет?
— Ей-богу, ты как будто не в следственной части работаешь. С другими был такой умный, такие ловушки расставлял… Да она от всего отопрется! Скажет, показалось этому Аренскому, а потом и меня со свету сживет!
— Как же это она без моей помощи тебя сживет?
— Не волнуйся, с твоей и сживет. Скажет что-нибудь вроде: этот Аренский и сам ко мне пристает. В любую минуту, как тебя поблизости нет… Да мало ли что ей придет в голову…
— А ты почему насчет Поплавского интересовался? Хотел просто его от Юлии убрать?
— Да нет, — пожал плечами Арнольд. — Меня начальник культчасти про него спрашивал. У него жена что-то хворает, вот он и просил с тобой поговорить.
— Скажи культурнику, пусть берет врача на сегодня. А моей женушке поскучать придется. Тем более что она его уколов боится!
Аполлон мрачно хохотнул. Некоторое время в воздухе почти материально висело напряжение. Арнольд ерзал на стуле и вздыхал. Потом наконец решился.
— Видишь ли, проницательный ты наш, я ведь опять тебе не все сказал. Списываю это на твое волнение. Ты же не можешь в такой ситуации быть холодным, как лед…
Получилось у него грубовато, но Аренский, как оказалось, привык к Аполлону и не только чувствовал к нему особое расположение, но и понимал, как тот страдает и пытался по-своему смягчить удар.
— Вытаскивай из-за пазухи свой очередной камень! — махнул тот рукой.
— Ну зачем ты так! — Арнольд даже обиделся. — Просто я хотел сам: пообещать, а потом тянуть резину, сколько смогу. Глядишь, у неё надобность и отпадет…
— Та-ак, и что она у тебя ещё просила? Или требовала.
Он понял, что разговор продолжается о Юлии.
А сегодня возлюбленная Ковалева подкараулила Арнольда перед работой он никогда не мог прийти на службу раньше Аполлона — и поманила пальцем. Она стояла на пороге их дома и не хотела выходить и разговаривать с ним на ветру. Холодно ей, видите ли, было.
И сказала ему без всякой там преамбулы.
— Мне нужен пистолет.
— Вороны донимают? — неловко отшутился он. — Или крысы заели?
— Крыса, — холодно ответила она. — Одна, но большая, спасу от неё нет.
— Что ж ты у мужа не попросишь? Он тебе не то что пистолет, пулемет достанет!
— И, если ты помнишь прошлый наш разговор, муж не должен об этом знать. Ни в коем случае!
Представление о собственном всемогуществе у Юлии были какие-то детские. Она считала, что стоит ей только захотеть, и все станут плясать под её дудку, а уж Аренского она вообще держит на крючке. Он подумал с усмешкой: "Тоже мне, интриганка королевских кровей!" И воспринял её просьбу, как очередной каприз. Но теперь, рассказывая об этом Аполлону, вдруг представил, как такую "игрушку" Юлия могла применить…
— Пистолет, говоришь, — прервал его размышления Ковалев. — Что ж, дай ей пистолет, раз просит. Целый день одна, может, ей страшно.
— Да ты что, она — женщина взбаломошная. Начнется у неё истерика, думаешь, не нажмет на курок?
— А вот обсуждать с тобой мою жену я не собираюсь, — холодно заметил Аполлон. — Нажмет она на курок, не нажмет, это уж моя забота!
Он встал из-за стола и, открыв сейф, вручил Арнольду небольших размеров браунинг.
— Сегодня пойдешь домой на обед и отдашь его Юлии!
— Слушаюсь, товарищ майор!
Вечером Аполлон, против обыкновения, домой не торопился. Если в последние дни майор уходил раньше Арнольда, то сегодня сидел за столом и все что-то писал. Потом проверял написанное, беззвучно шевеля губами, и с размаху ставил поверх печать.
Арнольд перед уходом спросил его взглядом, мол, не надо ли чего, может, задержаться, на что Ковалев ответил ему взмахом руки:
— Иди, сегодня ты мне не нужен.
А после работы он не пошел домой, что тоже было странно, а свернул к своему детищу "Северные зори", где первым делом затребовал себе Растопчину, и тут же уединился с нею в кабинете.
Еще больше удивилась обслуга в ресторане, когда он затребовал туда же самого лучшего шампанского и французский шоколад, лежавший про запас для самых именитых гостей.
— Надо бы как следует стол накрыть, да некогда мне, уж не взыщите, Мария Андреевна!
— Да, ради бога! — несколько удивленно отозвалась та. — Теперь проблем с моим питанием нет… Никак кто-то к вашей шкуре слишком приблизился?
— И не говорите, в затылок дышит! — усмехнулся Аполлон.
— Вы, Аполлон Кузьмич, подозреваю, мастер такие вещи предусматривать и устранять.
— Может, и мастер, а только не господь бог!
Он не заметил, как опять тяжело вздохнул.
— Тогда за вашей шкурой охотится женщина, — утвердительно сказала Растопчина, наблюдая, как он наливает в бокалы шампанское.
Ковалев вздрогнул от неожиданности и пролил шампанское на скатерть.
— Под руку не говорите, Мария Андреевна.
— Решили сдаться без борьбы?