— Это было геройство от страха, — признался я.
— Не вижу ничего унизительного, — ответила Елена. — Унизительно, когда от страха не сопротивляются, молят о пощаде, а вы вступили в схватку и победили.
— Мне повезло, ведь я тогда блефовал.
— Мы догадались и об этом, — спокойно сказала она. — Что ж, умный человек защитит себя и с помощью старой игрушки, раз дураки и трусы ее боятся.
Черт возьми, значит, помощники Елены, пока мы с ней беседовали в ее кабинете, ухитрились не только покопаться в моей биографии, но еще и вскрыть, и обыскать мою машину, иначе откуда бы они узнали, что «наган» — муляж! Мне не оставалось ничего другого, как растянуть свою физиономию в сладкой улыбке:
— Так значит, я не только храбрый, но и умный? Она слегка сощурилась:
— Не зазнавайтесь, господин Фомин!
— Как я могу зазнаваться, когда теперь моя голова в ваших руках?
Елена пожала плечами:
— Если вы опасаетесь, что мы раструбим по свету о вашей роли в некоем дорожном происшествии, то можете успокоиться. От нас никто ничего не узнает. Что случилось, то случилось, и результат нас вполне устраивает.
Конечно, фирме «РЭМИ» не имело смысла доносить на меня в полицию, ведь я, пусть невольно, уничтожил ее врагов. Хотя мне не слишком понравились и жесткие потки в голосе Елены. Какими бы мерзавцами ни были погибшие бандиты из «Тритона», речь всё-таки шла о двух человеческих жизнях.
Елена заметила, что я насупился, и улыбнулась новой улыбкой — доверчивой и ласковой:
— Что-нибудь не так, господин Фомин?
Сколько обличий было у этой женщины! Я понимал, что ее сочувствие — только игра, но — такая — она казалась мне особенно желанной. А еще за моей спиной маячила тень Беннета и требовала скорейшего внедрения в компанию «РЭМИ».
— Всё в порядке, — ответил я. — Всего лишь размечтался о продолжении нашего знакомства. Когда вы позволите мне увидеть вас, а не вашу голограмму?
— Вы действительно так сильно этого хотите?
— Больше всего на свете!
— Не знаю, где взять время, — она задумалась. — У меня настолько плотный рабочий график…
Это был долгожданный перелом, и я ринулся в атаку:
— Вы будете в ближайшие дни в Петрограде?
— Буду. Наверное, даже завтра.
— Великолепно! — воскликнул я. — Подарите мне завтрашний вечер!
— У меня много дел, — засомневалась она, — вечер наполовину занят.
— Стало быть, наполовину свободен! Когда мы встретимся?
— Всё зависит от того, что вы хотите предложить.
— Я приглашаю вас в ресторан.
— Как примитивно, фи!
— Ну, если «Император Павел» для вас примитивен…
— «Император Павел»?! — кажется, ее удивление было искренним. — Так вы еще и миллионер?
— Я только скромный служащий. Но я всю жизнь копил деньги, чтобы повести туда единственную, неповторимую, которую должен когда-нибудь встретить!
— И, по-вашему, этот час настал?
— Настанет. Завтра, в семь вечера, у главного входа.
— В половине восьмого.
— Лишних полчаса ожидания! — простонал я. — Где взять силы?
Она усмехнулась и отключила связь.
Потом я долго сидел перед погасшим экраном. Всё-таки от событий последних дней да от иронии Елены меня потянуло в мировую скорбь. Если даже я смогу завоевать Елену (к черту высокие слова: если сумею переспать с ней), то и это будет всего лишь победой в игре, такой же фальшивой, как все игры. А мне, с моим новым знанием, больше не хотелось никаких игр и никакой фальши.
Я попытался представить, что посоветовал бы мне дед Виталий. Наверное, он постарался бы меня подбодрить. Он сказал бы, что в любой ситуации надо прежде всего продолжать жить. Много или мало до конца света осталось времени, его следует как-то провести, не теряя человеческого облика. Да и к моему расследованию можно относиться не как к игре, а как к безнадежному, но необходимому усердию матроса, откачивающего воду ручной помпой из трюма всеобщего «Титаника».
В итоге своих раздумий, чтобы не пропадал рабочий день, я запустил по всем новостным программам поиск информации о «ДИГО» и «РЭМИ», а сам отправился пить пиво и дремать на диване.
Эти занятия оказались настолько целительными для моих усталых нервов и так увлекли меня, что я лишь к вечеру сел у компьютера просмотреть улов. Он оказался невелик, но любопытен: управление по борьбе с экономической преступностью начало-таки обещанную проверку фирмы «РЭМИ». Комиссию возглавил известный следователь, советник юстиции Хоботов, который уже пригрозил: если подтвердится, что фирма нарушала закон о конкуренции, она будет объявлена банкротом с назначением внешнего управляющего.
Я немедленно выудил из Интернета всё, что там было разбросано о знаменитом Хоботове. Нашлись даже видеоролики: его выступления в суде, работа в кабинете, отдых на пляже в кругу семьи. Внешность советника юстиции (особенно в плавках) впечатляла, толщиной он напоминал покойного дутика. Правда, был выше на целую голову, и там, где у дутика бугрились генетически измененные мышцы, у господина советника светилось розовое сало. Я узнал, что в юридических и предпринимательских кругах ему даже дали прозвище Розовый Слон. И это, мол, было связано не только с комплекцией и фамилией, но прежде всего — с чистотой и упорством в борьбе за соблюдение закона.
С любопытством я разглядывал на экране его необъятную физиономию, подобную пухлой подушке. В наше время похудеть на полсотни килограммов не сложно. Значит, господин советник сознательно поддерживал свои габариты. Считал, наверное, что это создает имидж тяжеловесной и справедливой мощи.
Мои размышления прервал пронзительный визг шифр-канала. Всё ясно: шесть вечера по петроградскому времени, в Нью-Йорке начался рабочий день, и Беннет первым делом вспомнил обо мне.
Это действительно был он, сосредоточенный и хмурый:
— Что нового, Вит? Докладывай!
— За истекшие сутки, — бодро отрапортовал я, — никаких чрезвычайных происшествий! Для того, чтобы выполнить твое задание и получить больше информации о фирме «РЭМИ», возобновил знакомство с их начальником общественных связей. Так что завтра вечером — по-вашему утром — не звони, мы с ней идем в ресторан.
— С ней? — переспросил Беннет. — Начальник — женщина? Да, вспоминаю, ты про нее рассказывал. Хорошенькая, наверное, если ты ее тащишь в питейное заведение. Ты действительно собираешься добыть информацию или просто нацелился трахнуть смазливую бабенку?
— Уолт! — возмутился я. — Когда это за личными делами я забывал о служебных?
— Ну ладно, ладно, — проворчал он. — Теперь послушай меня. Я доложил о твоих апокалиптических видениях руководству Службы.
— Видениях?! А ты им передал мои расчеты?
— Всё, всё я отправил наверх! Не собираюсь держать такую бомбу у себя, пусть главные умники в ней поковыряются. Ну, а теперь я должен тебе сказать… (для большей секретности он даже понизил голос и там, в Нью-Йорке, наклонился к объективу камеры, отчего здесь его изображение немного увеличилось) мы достали сведения, которыми ты интересовался.
— О чудесах в Государственной Думе?
— Тс-с! — зашипел он. — Не говори лишнего даже по защищенной связи! Я объяснял тебе, что мы не имеем права подглядывать за чужими парламентами и в самую узкую щелочку!
— Хорошо, перегони мне то, что вы раскопали, я сам разберусь.
— Нет! — воскликнул он. — Такое нельзя посылать по электронным каналам! Слушай внимательно: завтра утренним поездом из Москвы к тебе приедет человек. Запоминай условия встречи…
Я выслушал эти условия и рассмеялся:
— Вы что, решили поиграть в шпионов прошлого века? И кто же явится ко мне? Агент ЦРУ или какой-то другой разведки?
Беннет вскипел:
— Какая тебе разница?! Ты хотел для продолжения расследования получить информацию? Так вот — получай, действуй и не задавай глупых вопросов! Достаточно того, что мы все и так уже прыгаем по твоей команде!
13
На следующее утро я оставил «Цереру» на стоянке у Черной речки, а сам, как велел Беннет, отправился в город полутемным, разболтанным поездом старенького метро. Почему-то американские разведчики посчитали, что без машины я буду менее заметен для слежки.
Я доехал до Московского вокзала, прошел подземным переходом под Знаменской площадью и вышел на поверхность в центре ее, в крохотном сквере, где стоял памятник Александру Третьему. Мне никогда не нравился этот чугунный увалень, восседавший на коне, напоминающем бегемота, но дед считал его гениальным творением (хоть сам рассказывал, что сей монумент еще до революции прозвали «пугалом»).
Тот, кто составил сценарий моего свидания с агентом, явно знал Петроград только по Интернету. Для тайной встречи нельзя было придумать более неудачное место, чем скверик на вокзальной площади, который обтекают со всех сторон потоки машин. В это холодное, по-настоящему зимнее утро я оказался в скверике один-одинешенек, на виду у всех проезжавших. Маскировке несколько способствовало то, что пар от множества автомобильных двигателей обволакивал меня, словно туман. Я сел на скамеечку возле памятника, поднял капюшон куртки, засунул руки в карманы и стал ждать.
О прибытии московского поезда я мог догадаться, не глядя на часы: ярко-желтые машины такси, сгрудившиеся у вокзала, стали одна за другой отъезжать, вливаясь в общий поток. Значит, сейчас должен был появиться и мой агент. Действительно, через несколько минут из подземного перехода поднялся в скверик совершенно неприметный на вид человек, без всякого багажа, с одной только легкой сумкой через плечо. Он не торопился, но в движениях его сквозила слегка преувеличенная размашистость. Так, сами того не замечая, разминаются люди после трехчасового сидения в поездном кресле. Человек огляделся по сторонам, как бы выбирая место, куда присесть. И хотя в скверике, кроме моей, стояли еще три скамейки, опустился в итоге рядом со мной. Я не шелохнулся.
Человек достал сигарету, достал зажигалку, закурил, положил зажигалку на скамью между нами и с любопытством уставился на монумент. Я тоже вынул сигарету и стал, не спеша, разминать ее в пальцах.