В вечерних выпусках новостей его потрясенные спутники поведали о случившемся. Их машина приближалась к Лодейному Полю. Господин Видман сидел за рулем, справа от него — охранник, на заднем сиденье — еще трое. Дорога шла по заброшенной, безлюдной местности. Внезапно господин Видман стал проявлять беспокойство, приказал автонавигатору остановиться и заявил, что ему необходимо выйти по малой надобности. Выглядел он растерянно и говорил запинаясь. Охранники отнесли это на счет стеснительности воспитанного человека в деликатной ситуации. Видеокамера блока записи дорожной обстановки запечатлела старшего советника в тот момент, когда он выбрался из машины и прикрыл за собой дверцу. У него были остановившиеся глаза, отрешенное лицо. Ветер трепал заросли его бороды, по лысине секли снежинки.
Здесь запись обрывалась. Охранники спохватились, что снимать начальника, собравшегося помочиться, недопустимо, и отключили блок. Дальнейшее известно только по их рассказам. Нет, они и не думали подглядывать, просто так получилось. Они видели, как господин Видман пошел в придорожные кусты. Двигался он медленно, и его как-то слегка заносило то в одну, то в другую сторону. Он продрался сквозь редкие ветви кустарника, по-зимнему голые и черные, которые не могли его скрыть. Остановился. Как будто попытался расстегнуть брюки. Потом шагнул вперед, потом куда-то вбок. Опять остановился. И вдруг — сделал еще один шаг вперед, взмахнул руками и исчез…
Оказалось, что рядом с шоссе в земле была вертикальная скважина, больше трех метров глубиной и около метра в диаметре. Ее вырыли в незапамятные времена для неясных теперь целей — то ли хотели устроить в этом месте колодец, то ли установить опору какого-то сооружения. Конечно, заброшенная скважина была заполнена водой, и, конечно, с поверхности эту воду прихватило коркой льда и замело снегом. Вот туда, в самую середину, и устремил старший советник Видман свой последний в жизни шаг.
Уже полицейская съемка представила жуткие кадры: в яме под толстым слоем воды чуть светится глянцевитая лысина. Вывод следствия был очевиден: несчастный случай. Пресса обрушила на областную дорожную службу очередной поток обвинений. Дорожники вяло отбрехивались, ссылаясь на недостаточное финансирование.
Прошло еще несколько дней. Где-то в хвостах информационных выпусков, в скороговорке малозначительной деловой хроники, мелькнула фраза о том, что Управление по борьбе с экономической преступностью закрывает дело, начатое им против компании «РЭМИ», факты не подтвердились. Значит, двух убитых глупцов хватило, чтобы остальные чиновники адекватно оценили ситуацию и выбрали жизнь. Я ждал какого-то, хоть краткого, выступления Елены с торжествующим комментарием, но она так и не появилась в эфире.
Зато жуткой сенсацией выпалил ближайший выпуск мировых новостей: «Гибель в Вашингтоне председателя сенатской комиссии по контролю над экспортом Даниэ-лы Бернарделли и ее секретарши!!» Я остолбенел. А комментаторы с экрана били подробностями, как кувалдами. Обнаженные тела обеих женщин нашли в постели, сплетенными клубком, в позе, недвусмысленно свидетельствовавшей о характере их отношений. Смерть обеих наступила от чудовищной передозировки наркотиков, принятых непосредственно перед актом лесбийской любви…
А на следующее утро у меня в квартирке-офисе компьютер заиграл «Гимн великому городу», сигнал местного вызова. Я дал соединение, но экран остался темным: звонивший заблокировал видеоканал. Я рассердился:
— Что за шутки?!
В ответ раздался голос Елены:
— Это логово шпиона? Госпбдин шпион догадался, кто его беспокоит?
У меня вмиг пересохло в горле, мои слова прозвучали натужно и хрипло:
— Как я могу не узнать главный объект слежки… Послышался смех, экран осветился, и Елена появилась на нем, сияющая:
— Я долго не звонила, ты сердишься, прости! Честное слово, я была очень занята!
— Видел я результаты ваших занятий. Людоеды. Она улыбнулась еще ослепительней:
— Ты грубишь, потому что знаешь, что такой мне больше всего нравишься! Послушай: я сейчас в Петрограде, вся в делах, но вечер у меня свободен. До самого утра.
Я молчал. Сердце у меня бухало, как молоток. Я и желал ее, и ненавидел до помрачения рассудка.
— Ты хмуришься? — насторожилась Елена. — Не хочешь меня никуда пригласить?
— Разве что в свой офис, — ответил я. — Во вторую комнату. (Где стоял диван.) Для допроса.
— Мы оба допросим друг друга, — усмехнулась она. — Без слов!
Весь день я промаялся в ожидании. Мне казалось, она не приедет. Но она приехала. С царственным видом внесла себя в квартирку, стройная, уверенная в собственной неотразимости. Безупречно уложенная короткая стрижка охватывала ее голову, как темная блестящая корона. Яркие синие глаза смотрели с обычной надменностью.
Она подставила мне щеку для поцелуя. Но я отступил на шаг:
— Подожди! У меня вопрос по работе.
Она недоуменно подняла брови. И я был рад, что заставляю ждать эту высокомерную дрянь, которая оторвалась ненадолго от своих темных дел, чтобы для отдыха, быстренько меня использовать.
— Мне ясно, — сказал я, — почему вы прикончили сенаторшу Бернарделли. Но какого дьявола вы убили секретаршу? Это уже перебор, и мне такая кровожадность не нравится.
Я задал вопрос внезапно, ударом в лоб, и ждал, как на него среагирует Елена. Признает, что ее фирма занимается убийствами, или начнет увиливать?
Но поразить ее мне не удалось. Она сама поразила меня тем, что и не подумала отпираться. Ответила совершенно спокойно, как будто речь шла о мелком эпизоде в потоке будничных дел:
— Так ты догадался, кто их ликвидировал? И про обоих советников юстиции догадался тоже? Хотя это было нетрудно… Так вот, мой догадливый шпион, учти: мы никого не устраняем зря, нам не нужны лишние жертвы. Например, сенаторшу нам пришлось убрать из-за ее должности, а секретаршу — по существу.
— Не понял.
— Именно секретарша составила тот документ, который нас не устраивал, — пояснила Елена. — Она вообще выполняла за сенаторшу всю работу. Сама Бернарделли не только писала, но и читала с трудом.
Я молчал.
Елена усмехнулась:
— Тебя удивляет моя откровенность? Если надумаешь передать то, что я сказала, своему шефу в Нью-Йорк, не забудь прибавить: пусть не пытается повесить на нас этих погибших. За руку нас никто никогда не поймает!
Я молчал.
— Может быть, мне уйти? — резко спросила Елена. — Ты, кажется, сегодня не в духе?
— Во время службы в полиции, — сказал я, — мне приходилось слышать, что у женщин-преступниц после очередного убийства обостряется тяга к сексу.
Елена пожала плечами:
— Я не считаю себя ни преступницей, ни убийцей. Но если бы всё и обстояло так, как ты говоришь, разве тебе от моего обострения было бы хуже?…
И тут нас словно швырнуло друг к другу. Это был настоящий приступ безумия. Стоя посреди комнаты, мы стискивали друг друга в объятиях, целовались, кусались, высасывали друг у друга языки. Я стащил с Елены ее деловой пиджачок, а она успела расстегнуть мои брюки. И в этот момент пронзительно, как пила, заныл вызов шифр-канала.
— Отключи! — задыхаясь, выкрикнула Елена.
— Не могу! — простонал я. — Начальство!
Она первая сообразила, что нужно сделать, и отбежала за компьютер, где ее не мог достать объектив видеосвязи. А я задернул молнию на брюках и дал соединение.
Разъяренный голографический Беннет вывалился из экрана:
— Витали! Погиб сенатор Соединенных Штатов!!
— Уолт, я предупреждал, что так будет.
— Я бы не поверил в то, что это убийство, если бы не знал обеих, они были достойнейшими женщинами! Какое издевательство — представить их наркоманками и лесбиянками! Старая дева Бернарделли вообще не имела никаких страстей, кроме политики и рюмочки, а секретарша была солидной замужней дамой!
— Уолт, — возразил я, — издевательство здесь ни при чем. Убивали не садисты, а прагматики. Им надо было прикончить сразу двоих, да так, чтобы расследование тут же захлебнулось. Вот они и сделали причину смерти абсолютно ясной и максимально скандальной. Кто вообще догадывается, что эти женщины убиты, а не погибли сдуру? Только ты и несколько высших чинов нашей Службы, которым ты всё объяснил? Но вы же не поделитесь своим знанием ни с прессой, ни с полицией. Чтобы не вызвать в обществе потрясение и не ускорить всеобщий взрыв.
Елена, стоявшая позади компьютера, внимательно слушала. Но я же не выдавал никаких секретов.
— Кстати, — спросил я, — как дела с «Суперсоника-ми»? После смерти Бернарделли их отдадут покупателям?
— Да, — понуро сказал Беннет, — скорей всего их теперь не станут задерживать в Штатах.
— Значит, те, кого ты называешь стервятниками, своего добились.
— Вит, — сказал Беннет, — ведь так в старое время действовала мафия: убивала конкурентов, сыщиков, судей. Расчищала себе дорогу.
— Чему ты удивляешься? Хоть в смертном обществе, хоть в бессмертном, убийство — самый надежный способ достижения цели. А побеждает тот, кто наловчился убивать безнаказанно.
Беннет пригорюнился:
— Ты хоть понимаешь, как они это проделывают? Елена, не отрываясь, с насмешливым любопытством смотрела на меня из-за компьютера.
— Догадываюсь, — сказал я. — И ты догадываешься. Беннет недоверчиво взглянул на меня:
— Скажи честно, Вит, ты действительно считаешь, что эта шайка умнее всех?
— В безумном мире человек умен только в одиночку. Организация умных людей невозможна по определению.
Беннет вздохнул:
— Иногда мне трудно тебя понять.
Он хотел сказать еще что-то. Потом безнадежно махнул рукой и отключился.
Елена кошачьими шажками двинулась ко мне:
— Мало того, что ты столько о нас узнал, ты еще посмел назвать нас безумцами! За такое оскорбление…
— Ты вызовешь команду убийц.
— Нет, — пообещала она, — я сама тебя замучаю. — И снова потянулась к молнии на моих брюках.
Утром, разнеженно гладя меня по щеке, она сказала: