Экспедиция Марии подходила ему по всем статьям. Прежде всего, руководительница – бывшая соотечественница, что, конечно же, поможет ей сразу проникнуться к нему доверием. Хочешь не хочешь, а возможность говорить на родном языке, со всеми его нюансами, понятными только русским шутками – большое дело. Попробуй-ка вот так ни с того ни с сего очаруй какую-нибудь француженку, даже если языком владеешь в совершенстве! К тому же Стивен понимал, что ученые, увлеченные своими целями, не будут особенно обращать внимание на то, что происходит на корабле. Скорее всего, ему удастся потихоньку передать бомбу, пока команда будет в море. И никто ничего и не заметит.
Кто же мог предположить, что чуть ли не с первого дня все пойдет наперекосяк. Во-первых, его влечение к Марии. До сих пор его личные чувства никогда не мешали работе, он и представить себе не мог, что такое может случиться. И когда? Не в двадцать, даже не в тридцать. Почти в пятьдесят! Когда, казалось бы, со всяким сопливым романтизмом давно должно было быть покончено. Только холодный расчет и железная воля. И вдруг какой-то женщине с загорелыми плечами, золотистой волной волос, приветливой улыбкой и трезвым цепким взглядом удалось сбить его с толку, заставить предаваться каким-то глупым фантазиям и рисковать всей операцией.
Во-вторых, откуда ни возьмись появился этот хмырь-метеоролог. Черт его знает, то ли он увлекся Марией, то ли заинтересовался ее исследованиями. А может, и заподозрил что-то. Такой вероятности тоже исключать нельзя. Была вероятность, что кто-то специально его подослал следить за «Фреей». В общем, сопляк тоже сильно осложнил Стивену выполнение задания – все крутился под ногами и являлся в самый неподходящий момент.
Ну а теперь, конечно, еще и утечка радиации.
Он осмотрел корпус бомбы, с виду вроде бы не поврежденный. Но судя по тому, что произошло на корабле, судя по металлическому привкусу во рту, было очевидно, что повреждение имеется. Стивен чувствовал, как сильно кружилась голова и накатывала тошнота. Если он проведет здесь еще несколько минут, его здоровье, да и сама жизнь будут под угрозой. Он наклонился и быстро накрыл корпус бомбы защитным фартуком. Однако было очевидно, что даже такие меры не гарантируют полной безопасности. Трогать, а тем более переносить куда-то поврежденную бомбу могло быть смертельно опасным. Во-первых, неизвестно, насколько хорошо защитит от дальнейшего распространения радиации свинцовый фартук. Во-вторых, бомба могла отреагировать на механическое воздействие. И тогда весь корабль взлетит на воздух, а заражение распространится на многие километры вокруг.
Конечно же, он предполагал такой вариант развития событий и все же до последнего надеялся, что увиденное им на корабле не будет соответствовать его самым плохим ожиданиям. Не вышло. Значит, необходимо было действовать по второму, запасному плану – бомбу не трогать, оставить на корабле под защитным экраном. А представителям заказчика пригнать сразу весь корабль. Пусть сами решают, что им теперь делать и как разбираться с угрозой ядерного взрыва. Вот только…
Вот только о том, чтобы подогнать к борту «Фреи» корабль, полный трупов на борту, и скрыть это от Марии и ее коллег, не могло быть и речи. И выдать случившееся за жуткую вспышку какой-нибудь местной эпидемии не удастся. Они ведь ученые, они сразу поймут, что все дело в радиации. А дальше в два счета обнаружат и бомбу. И тогда – всему конец. Все выплывет наружу. И Стивену останется только гадать, что лучше – если его выдадут властям или если первыми до него доберутся люди заказчика. И та и другая перспектива его совершенно не устраивала. Значит… Значит…
Он решительно развернулся и принялся подниматься по лестнице на палубу, уже привычно перешагивая через трупы и не особенно оглядываясь по сторонам. Спустился в лодку, завел мотор и быстро поплыл по направлению к «Фрее». Нужно было спешить, пока Мария с Павлом не поднялись на поверхность. К счастью, море волновалось все сильнее. Как будто сама природа действовала ему на руку.
Уже издали приближаясь к кораблю, Стивен увидел, что батискаф все еще не поднят на палубу. Отлично. Он больше не позволял себе ни о чем задумываться. Хватит с него сентиментальных сомнений и сожалений. Распустил слюни, как мальчишка. А речь, между прочим, идет о его собственной жизни и о жизни членов его команды. И если ради этого нужно будет допустить меньшее зло… Простая арифметика, ничего личного.
Он пришвартовал лодку к борту и быстро поднялся на корабль. Майкл, вышедший ему навстречу, кажется, по одному выражению лица Стивена понял, что произошло, и вопросов задавать не стал. Стивен, махнув ему рукой, чтобы направлялся следом за ним, быстро вызвал к себе Дени.
– Мальчишку в рубке нужно нейтрализовать, – сухо скомандовал он ему. – Аккуратно и без последствий.
– Чтоб потом пришел в себя? Или совсем? – только и уточнил Дени.
И Стивену на мгновение стало жутко от совершенно спокойного, деловитого тона своего помощника. На лице Дени не отражалось ни одной эмоции, ни тени сомнения. И Стивен понимал, что, прикажи он ему сейчас отправить Фернана – того самого Фернана, с которым парень играл в карты, выпивал и зубоскалил, – отправить его на тот свет, Дени только коротко кивнет и выполнит приказ, не раздумывая.
– Нет, – мотнул головой он. – Просто вырубить. И лучше так, чтобы не осталось следов. Потом, когда придет в себя, объясним, что потерял сознание или слетел со стула, когда судно накрыло волной.
– Ясно, – кивнул Дени.
И тут же вышел из каюты. Стивен и Майкл отправились на палубу. И Стивен снова не мог оторвать зачарованного взгляда от уходившего под воду стального троса, соединявшего «Фрею» с батискафом. Через пару минут к ним присоединился Дени, простым кивком давая понять, что задание выполнено.
– Система сброса балласта, – начал Стивен.
И Майкл тут же отозвался:
– Заблокирована по вашему приказу.
– Хорошо, – кивнул он. – Итак…
– Может быть… – осторожно начал Майкл.
Дени покосился на него с недоумением, но возражать капитану все же не решился.
– Не может, – отрезал Стивен. – Ты рискнешь своей головой и станешь объясняться с заказчиком?
Майкл промолчал, и Стивен удовлетворенно кивнул.
– Отцепляем.
Всего лишь простое движение нескольких рук, небольшое напряжение, сбившееся дыхание. И вот уже конец троса, плеснув по воде, ухнул в глубину. Пару минут все они втроем завороженно смотрели на свинцово-серую воду. Но никакого движения не наблюдалось. Конечно, ведь система сброса балласта у батискафа была повреждена.
Стивен прочистил горло и быстро проговорил:
– Курс на северо-запад. Приготовиться к буксировке судна. Майкл, выполняй.
Мария
После дня, проведенного с Дмитрием в городе, Мария никак не могла уснуть. Ворочалась на узкой корабельной койке, прислушиваясь к привычным уже звукам из машинного отделения, крикам чаек и мягкому плеску волн. В голове одна за одной вставали картины прошедшего дня.
После того как Дмитрий закончил свой рассказ, к разговору об экспедиции они больше не возвращались. Но у Марии он никак не выходил из головы. Она словно совершенно по-новому взглянула теперь на этого покалеченного судьбой, но несломленного человека. Господи, она, конечно, догадывалась, что слухи о том, что Дмитрий по халатности погубил людей из своей команды, не могут быть правдой, но и представить себе не могла, сколько ему пришлось пережить. Видеть, как у тебя буквально на руках умирает жена, знать, что где-то там, в отдалении остались доверившиеся тебе товарищи, и быть не в состоянии ничего сделать, ничем помочь… Как же ему, такому сильному, такому ответственному, должно было быть страшно от сознания собственной беспомощности. Она даже и не хотела пытаться представлять себе, какую боль, должно быть, он испытывал в этот момент. И каково было ему потом… И сколько мужества, сколько внутренней силы потребовалось ему, чтобы не сломаться, не сдаться, а продолжать жить. Он отгородился от всех, спрятался от людей, не в силах выносить их осуждение или, хуже того, жалость. Раз и навсегда решил, что морально слишком слаб, чтобы позволить другим людям рассчитывать на себя. А сам ведь, на самом деле, был одним из порядочнейших и ответственнейших людей, что встречались ей в жизни. Она хорошо помнила, как спокойно чувствовала себя рядом с ним, когда они вместе опускались на дно океана в его сверхмощном подводном тракторе. Просто вот внутренним чутьем знала, что Дмитрий не позволит, чтобы с ней что-то случилось. И теперь ей становилось понятнее, почему в тот первый раз, когда они попали в опасную ситуацию, он рассердился на нее. Вероятно, за этой реакцией прятался страх, ошеломление от того, что он, как ему показалось, снова подверг опасности жизнь вверенного ему человека; мгновенно вспыхнули воспоминания о прошлом. Если бы тогда она только знала, через что ему пришлось пройти, она ни за что не стала бы просить его подходить ближе к вулкану, как бы ей самой этого ни хотелось, потому что… Потому что впервые в жизни эмоциональное состояние другого человека стало ей важнее, чем результат научного исследования.
Осознав это, Мария невольно испугалась. Совершенно новое, неожиданное ощущение, и она пока не знала, что с ним делать и как к нему относиться. До сих пор никогда еще ни один человек, ни один мужчина не значил для нее столько. И она не очень понимала, почему Дмитрий, с которым она познакомилась всего пару недель назад, с которым провела вместе несколько пусть и очень насыщенных часов, вдруг стал ей так близок. Она пыталась понять это, когда они шли рядом друг с другом по песчаному пляжу. Мария сбросила парусиновые туфли и несла их в руке, наслаждаясь прикосновением обнаженных стоп к горячему песку. Дмитрий шагал рядом с ней, и она невольно косилась на его освещенный солнечными лучами профиль – крупные, резкие черты. Удивительно, как лицо, раньше казавшееся ей замкнутым и угрюмым, теперь как будто бы осветилось, приобрело не видимую ранее привлекательность. Теперь она ясно отметила про себя печаль, словно навечно поселившуюся во взгляде Дмитрия. И ей очень захотелось провести пальцем по его выгоревшим пшеничным бровям, прикоснуться к усталым векам и проверить, удастся ли хоть на минуту оживить его грустные глаза. Но сделать это, перейти оставшуюся еще между ними преграду она после его рассказа не решалась. Ясно было, что этот мужчина глубоко ранен, что он избегает сближения с людьми, с женщинами в особенности, боясь снова испытать боль. И провоцировать его на сближение, понимая, что ей осталось провести здесь всего несколько дней, было бы неправильно, слишком жестоко, слишком безответственно. Едва сблизившись с ним, она уедет, снова погрузится с головой в свое исследование, закроется в лаборатории и, возможно, забудет обо всем на свете, и тогда ему опять будет больно. А она, непонятно почему, чувствовала ответственность за, в сущности, чужого ей мужчину.